нам два мужика и вышли.
Глава 13 Мужики-здоровяки
Рослые.
Я, кстати, тоже не в цирке лилипутов выступаю, но меня каждый почти на голову выше.
Плечи широченные. В дверь они, наверное, только боком проходят. Хотя, тут в лесу какие двери…
Не брились они, наверное, с самого отроческого возраста. Бородами заросли по самое не могу.
Винтовки в их руках выглядели… как-то несерьезно что ли. Им бы по пулемету как в кино про красноармейца Сухова. Не знаю, как он называется.
Винтовки? Может это те самые, с которыми в лесу встречаться не рекомендуется? Ножичком сейчас они нас с внучком Ванькой раз и под выворотень.
Ванька, однако, беспокойства не проявляет. Разулыбался этим мужикам даже.
Я так с папиросой и сижу. Прикурить даже забыл.
Оба мужичины на меня как-то нехорошо смотрят. На Ваньку — ноль внимания.
— Это посылка от Мадам.
Ванька говорит это и на меня пальцем показывает. Ладно бы на пестерь или корзины. На меня.
Я — посылка?
Не понял…
Тут по спине у меня мурашки и пробежали. Как только в поту не потонули…
Мужики синхронно Ваньке кивнули. Один играючи обе корзины подхватил. Винтовку перед этим на плечо повесил. Некого ему тут опасаться. Не меня же, доходягу.
Второй, спасибо ему огромное и жену хорошую, пестерь подхватил. Так, как будто весу в нём совсем нет.
Ну, вот, хоть что-то хорошее.
— Пошли, — это тот, что с корзинами голос подал.
Я с пенька встал и тут меня нахлобучило.
Мадам? Это так Ванька свою бабушку-знахарку назвал? Какая же она Мадам — старуха деревенская…
Но вот, словечки-то у неё культурные в речи-то проскакивали…
Было такое дело. Мне даже это как-то странным показалось, но в голову не взял. А, надо, как оказывается было…
Ванька впереди мужиков опять козликом поскакивает — дорогу малец знает. Не в первый раз здесь…
Не сказал мне, падла, куда ведёт…
Я позади всех плетусь. Бежать-то мне некуда. Леса не знаю, да и догонят меня на пятом шаге. Я-то на последнем издыхании, а бородачи свеженькие, здоровьем от них так и прёт.
Иду, а слова Ваньки в голове молоточком постукивают, искорки выбивают. Скоро они у меня из глаз посыплются. Ну, что я — посылка. Посылка!
Может они людоеды какие? Отправила меня старуха на съедение! Освежуют, расчленят по суставчикам, а потом сварят или в сыром виде употребят…
Лучше бы предварительно убили…
Могут, изверги, и помучить.
Как-то выпивал с мужиками с пятого курса. У них судебка как раз шла. Вот они и рассказали про страшненькое. Мужик один бабу-бродяжку на вокзале высмотрел, домой привёл, водочкой её угостил с клофелинчиком. Как та вырубилась, в подполье спустил, на цепь посадил. Потом начал её по частям есть. Руку отчекрыжил, культю прижёг, перевязал. Одну руку съел, за другую принялся. Всего не помню, но выявили это дело. Бабу — в травму в реанимацию, а мужика под микитки и куда следует. Освидетельствовали и в дурдом. Не подлежит тюремному заключению — больной.
К чему мне сейчас эта история вспомнилась?
Из-за слов Ваньки.
Иду, а ноги у меня заплетаться стали. Ослабли совсем. Вот-вот откажут.
На ходу закурить решил. Скрасить свои последние минуточки. На пеньке-то я так ни одной затяжечки не сделал.
Только в рот папиросу вставил, кстати, даже не сразу — ручонки-то у меня тряслись, спичкой чиркнул, как оба мужика остановились, ко мне повернулись. Опять нехорошо посмотрели.
— Нельзя.
Это опять тот, с корзинами. Второе слово уже от него слышу, а тот, что с моим пестерём — молчит.
— Нельзя?
Я попытался диалог завязать. Тоненькую ниточку между собой и мужиками протянуть. Авось, и не будут меня в мясные пироги переделывать.
— Нельзя.
Не побаловал меня мужик с корзинами.
— Ну, как скажете…
Изделие отечественной табачной промышленности я обратно в пачку спрятал. Папироски у меня не дорогие. Второго сорта. За двадцать штук цена им пять копеек. Спасибо Егоровне — она в лавке их мне купила. Тут же лавок не наблюдается и купить курево негде. Да у меня и денег нет. Вот и проявил бережливость. Может не съедят меня всё же? Поживу ещё, небо покопчу.
— Вань, — я проводнику своему в дебри лесные решил пару вопросов задать.
Тот, как и не слышит. Головы даже не повернул, сучёнок. Довёл посылку до адресатов и умыл руки.
Старуха-то какова? Отправила меня непонятно куда и зачем, а ещё и как могла поклажей нагрузила. Пусть де помучается Ванька Жуков напоследок. Пользу принесёт…
Мадам…
Я даже сплюнул, хотя раньше в подобном бескультурье не был замечен. Ну, всё когда-то в первый раз бывает.
Тут дымком откуда-то потянуло. Кроме дымка, ещё чем-то и съестным. Как будто мясное что-то на огне готовят. Вкусное-превкусное.
У меня даже настроение поднялось. Похоже, не балуются тут человечинкой! Нормальную еду едят…
— Что, только унюхал?
Мужик с пестерём удостоил меня поворота своей головы.
Как он заметил, что я дым почуял? Глаза у него на затылке?
Кстати, сказано это было доброжелательно.
Нормальный мужик. А я его уже в людоеды записал. Напридумывал себе всякого-разного. Что кожу в живом виде с меня сдерут, на части раздербанят…
— Уже с пол версты дымком попахивает…
Непонятно зачем он такое сказал. Молчал-молчал, а сейчас его как прорвало…
Довольно быстро, часов у меня нет, за сколько по времени — не скажу, мы все на полянку вышли. Там три шалаша стояло, народ присутствовал.
Все к нам головы повернули. Опять же меня рассматривать принялись. Дался им я, вон, пусть на внучка Ваньку смотрят.
Ванька же сразу к одному из находящихся на полянке направился. Он как-то из всех тут выделялся. Остальные — как встретившие нас. Ну, кто чуть повыше, кто — пониже, но все такие крепкие, бородатые.
Этот — тут как белая ворона. Вернее — чёрная. Рубашка только у него белая, жилетка, пиджак, брюки — чёрные. Хорошо, хоть в сапогах, а не в лаковых штиблетах. Часовая цепочка желтого металла через пузо…
Лицо. Совсем другое, бритое. Оно мне как-то инстинктивно не понравилось. Черты заостренные, сам бледный. Как вампир какой-то. Щеки провалились, а на них неестественный румянец. Почти как свёклой их натерли. Не сильно, чуть-чуть. Глаза блестят, но не по-хорошему. Сам худой, одежда на нём болтается. Похудел, видно не так давно — не успел костюм сменить, да и где это в лесу сделать.
Видно, что холодно ему. Поверх костюма тёплый
