Дело в том, что в письмах некой виконтессе графиня расписывала чудодейственный отварчик, которых возносит тебя на вершину блаженства. И всё бы ничего, но она пожаловалась, что горничная украла у неё пузырёчек, а потом напала на неё и даже ранила. Конечно, ту несчастную уволили, а графиня уже не особенно хотела его потреблять. Но он у неё остался до поры до времени. Точнее, до прибытия Элен Монтеро ко двору для подготовки к свадьбе. Вот тогда эта мерзкая дамочка решила поэкспериментировать. И пришла в восторг оттого, что Элен из тихой девушки превратилась в истеричку. Тогда эта дрянь стала поить её постоянно, а когда узнала о беременности, увеличила дозировку. Но тут вмешались короли.
Она так ярко описывала, как была недовольна, что короли ограничили круг Элен, приставили лекаря, который даже на некоторое время смог привести болезную в чувство. Фрост и Милон вспомнили, что она тогда приходила к ним извиняться, плакала, но после её угроз они не поверили ей.
— Каких угроз? — не поняла я.
— Элен неоднократно угрожала убить младенца. Мы даже не знали, что делать. Лекарь держал её на успокоительных, но иногда она срывалась. Однажды она схватила обеденный нож и наставила его на свой живот, требуя нашего поклонения. Мы пришли к выводу, что она сошла с ума. После этого в её покои допускались только горничная и лекарь. Ситуация улучшилась, но не прошла совсем. Истерики стали неагрессивными. Она просто заливала всё слезами. Лекарь лишь разводил руками, а потом случилось падение с лестницы. Они и посчитали, что она осуществила свою угрозу.
— А почему вы мне этого не рассказали сразу? Когда я пришла к вам знакомиться? Вас не смутило моё поведение? — не было предела моему удивлению.
— У неё были редкие моменты адекватности. Приблизительно раз в месяц она вела себя нормально. Спокойно выходила к обеду или на бал. Хотя поначалу именно балы она от нас и требовала. И мы даже несколько устроили. Но после первого же отказа случилась истерика с разрыванием моих документов и всего прочего.
— То есть вы посчитали моё появление у вас очередным таким проблеском сознания?
— Приблизительно так. Тем более что ты была под лекарствами.
— Но я всё равно не понимаю, почему на первом же моём обеде, а потом и балу вы повели себя так по-хамски. Вы все меня бросили.
— Обедать с ней было то ещё удовольствие, — перекосило Фроста.
— Спокойно, — взял слово Милон, — Элен имела привычку поливать нас грязью. Ничего не помогало. Ни переводы в шутку, ни шиканья, ни напоминания о приличиях. Последнее бесило её ещё больше, и она опускалась до описаний интимных подробностей.
— Как она могла их описывать, если не была ни с одним из вас?
— Ну… — замялся Милон. — Меня однажды она звала в спальню, но после её «лестных» слов обо мне я ушёл. Между нами действительно ничего не было. А Фроста она и не звала ни разу.
— Подождите! — воскликнула я, уцепившись за странную фразу, — Звала? Что значит звала?
— Ну как же. Нас трое. Она выбирала, с кем хочет провести ночь, и приглашала к себе, — растерянно проговорил Милон.
— Приглашала, — фыркнул Фрост. — Приказывала. Бабен прятался от неё.
— Фу, — не удержалась я, вспомнив Бабена.
— Да, ей Бабен нравился больше остальных, — кивнул Фрост.
— Ну и хорошо. Я больше не горел желанием посещать её.
— Что же она такого вам говорила, что вы не могли опровергнуть её слова или поставить на место?
— Разное. В основном критика внешности и возраста. Один из нас страшный старик, другой «где соску потерял», — прокомментировал Милон.
— М-да, — оставалось мне вздохнуть. Что сказать, ситуация была у них патовая. Одна творила безумные вещи под воздействием препарата, развлекая этим придворных и графиню Цулако в особенности. Другие от уязвлённого мужского эго не смогли собрать мозги в кучу и понять, что происходит что-то из ряда вон. Хотя это они как раз понимали, но не искали виновников вовне.
А мне было очень жаль девочку, тело которой мне досталось. По сути, она стала жертвой интриг, тупости, трусости и зависти. И младенца, конечно, тоже. Хотя допускаю, что для него было и лучше не успеть родиться. Одной Богине известно, что могло там вырасти под препаратами…
После этого разговора между нами установился относительный нейтралитет. В течение двух недель мы собрали все обвинения. Суды благодаря этому превратились в формальность. Милон в качестве обвинителя представлял всё собранное нами. Теоретически один из королей представляет сторону обвинения, другой сторону защиты, а судьёй, как ни странно, всегда является королева. Считается, что женское сердце способно осудить невиновного, интуиция к тому же. В нашем случае это было отягчающим обстоятельством. Я уже объясняла, что не только жалеть их не собираюсь, но и хочу сделать примером. Да и преступления здесь такие, что не на одну казнь тянут.
Кстати, при обысках были обнаружены два королевских артефакта в поместье Цулако (кто бы сомневался) и по одному в родовых поместьях Дюранец и Пунино, том самом, в котором месторождения очень полезных, но пока не добываемых нами камней. А всё потому, что их не устраивало такое положение, они хотели богатства, а ничего не могли. Бедненькие, своими-то мозгами они не могли пораскинуть…
Плохо было другое. Если у герцога Дюранец не было ни жены, ни детей, то у других были. И если женщин мне было не жалко, ибо именно они принесли в дом королевские артефакты, подаренные Бабеном за определённые услуги, то дети… Что делать с ними? По закону положено было казнить всех. Странно, конечно, но я лично прочитала эту статью закона вдоль и поперёк. Нашла, конечно, лазейку. Только на душе всё равно было мерзопакостно. Может быть, я переоценила свои возможности? Свою решимость?
Чтобы хоть немного привести свои чувства в порядок, я села у окна и просто смотрела вдаль. Мне казалось, что так я чуть ближе к дому, то есть графству Монтеро. И что кривить душой, к нему.
Сидела так и сама не заметила, как сжала серьгу. Только когда такой желанный голос раздался в ухе, вздрогнула.
— Миледи? Что-то случилось?
— Ой, — растерялась я, — нет. Хотя случилось слишком много, — вздыхала я.
— Слышал. Скоро будет приговор?
— Да. Послезавтра я должна всё озвучить, а палачи приведут в исполнение. Я уже отдала некоторые указания по подготовке. Люди в столице ходят в недоумении. Расскажи лучше, как у вас дела. Как замок? Приходит в себя? Как жители? Так нехорошо вышло, что я сразу уехала и столько времени не появляюсь.
— Вы заняты. Они понимают. Некоторые уже строят планы по освоению новых земель, — усмехнулся он, — Но мы без вас не принимаем пока никаких решений. Уже скоро зима. Запасы у нас есть, переживём, а там к весне видно будет.
— А ты не хочешь приехать? — не выдержала я. Мне так хотелось его увидеть. Просто до слёз.
— Нужен? — с каким-то придыханием спросил он.
— Очень. Ты же знаешь.
На некоторое время воцарилось молчание, я даже подумала, что он отключился, позвала его.
— Я приеду утром, миледи.
— Я буду ждать, — выдохнула я со слезами на глазах.
— Спокойной ночи, — прошептали мне.
— Спокойной ночи, — так же тихо ответила я и отключилась. А у самой сердце из груди выпрыгивало. Завтра. Уже завтра я смогу нормально с ним поговорить, посмотреть на него. Хотелось ещё и обнять, и поцеловать, но…
С каждым днём мне казалось, что я загоняла себя в ловушку собственных убеждений и чувств. Мы и до этого разговаривали по артефакту. Я сообщала ему о новых землях, повозмущалась дикими для меня причинами войны, интересовалась их делами, но ни разу так и не призналась, что ищу повод просто услышать его голос. А он всегда незамедлительно мне отвечал, пояснял что-то, что у меня не укладывалось в голове или если мне нужно было услышать ещё одно мнение. И да, его мнение было для меня финальным, самым весомым.
Долго не могла уснуть, но усталость взяла своё
Утром я вскочила раньше времени. Намывалась и прихорашивалась так, как, наверное, ещё никогда. Ююка лишь хлопала на меня глазами, видя развёрнутую деятельность. В итоге я была собрана чуть ли не лучше, чем на бал. Да, платье и украшения не бальные, но всё-таки нарядные. Причёска тоже не бальная, но и совсем не простая, как обычно. А ещё я дергалась и волновалась. Только шокированная Ююка немного привела меня в чувство.
