исполнилось пятнадцать. Юнгой на судно, куда же ещё.
Десять лет он благополучно плавал под камбрийским флагом, не тоскуя о родной деревушке. Но на Хамайе, за три дня до отправки, его свалила местная лихорадка. Судовой врач, опасаясь эпидемии, сдал молодого моряка в местный госпиталь, где тот и провалялся неделю, чувствуя себя всё хуже и хуже. В промежутках между приступами лихорадки он с тоской вспоминал яблони Абинер-Розмари и матушку, которой за всё это время написал четыре письма.
Ночью, когда над ухом зудели москиты, от которых не спасали никакие сетки, Никли Байлис очнулся после очередного приступа. Около постели что-то шуршало и позвякивало. Моряк скосил глаза, ожидая увидеть доктора с лекарствами.
Однако привычно белеющего в темноте халата он так и не обнаружил. Шум доносился снизу, и Байлис, с трудом приподнявшись, перевесился через край кровати.
Ему широко улыбнулось чёрное морщинистое лицо. Старик-туземец, сидевший на полу, проворно вскочил на ноги, опрокидывая моряка обратно на кровать. Одной рукой он прижал к его губам горлышко пустой стеклянной бутыли, а другой сильно ударил по груди – точно посередине, там, где сходятся к грудине рёбра.
И Никли Байлис оказался в бутылке.
– То есть в бутылке оказалась ваша душа? – уточнил Бенефор, на что моряк только недовольно хмыкнул.
– Да уж понятно, что не тело, – проворчал он. – Я сам там оказался, только и всего. Какая у меня может быть душа, если я – это она и есть? Что-то вы меня путаете, сударь. А это дело и так путаное.
– А что же было потом? – нетерпеливо спросил Карэле, прерывая философский диспут.
Призрак в замешательстве почесал в затылке.
– Тут такое дело: я после того, как попал в бутылку, был вроде как не в себе. Больно уж тесно там оказалось, да и бутылка была мутная, снаружи ничего не разглядеть. И, главное, голова у меня тогда не шибко-то варила – от лихорадки, наверное. Потом меня вытряхнули из бутылки, и стало малость попросторнее, но всё равно не так, как положено. Это, значит, я в той штуке оказался, – Никли Байлис махнул рукой в сторону человеческой фигуры из папье-маше. – Кажется, я был в хижине, а вокруг человек пять хамайцев. Или не пять – очень уж у меня в глазах плыло. Не успел я освоиться, как все закричали, забегали, а меня сунули в угол. Тут я и дал дёру. Уполз, то есть.
– И куда вы… поползли? – хмыкнул Карэле.
– А домой, – простодушно ответил бывший зомби. – В Абинер-Розмари. Я тогда-то не соображал, что матушка мне не сильно обрадуется, если я к ней заявлюсь в виде чёрного хамайца, да ещё и деревянного, или из чего он там сделан. Добрался до порта, заполз на корабль, спрятался в трюме в мешок и поплыл себе в Камбрию. По дороге-то я сообразил, что дома мне делать нечего, да уже поздно было.
– И вас доставили прямиком в мою кондитерскую, – подвёл итог Карэле. – Что ж, теперь вы свободны и, как я вижу, чувствуете себя лучше. Что вы намерены делать?
Байлис пожал плечами:
– Для начала зайду, конечно, домой. А там видно будет. Кто его знает, что подвернётся. Я так прикидываю, что у призраков всё по-другому устроено, чем у живых. Разберусь, что к чему, тогда и решу. Может, снова в море подамся, а может, ещё чего надумаю.
– Тогда мы не будем вас задерживать, – кондитер задумчиво посмотрел на призрака. – Разве что… Постарайтесь освоить невидимость, иначе вы перепугаете массу народу.
Призрак озадаченно поглядел на себя и вдруг исчез, но через секунду появился снова.
– Легче лёгкого, сударь! – самодовольно заявил он. – Не извольте беспокоиться! Благодарствую за всё и до свидания!
– Счастливого пути, – от души пожелал Бенефор, и Карэле согласно кивнул.
Призрак поплыл к стене (кондитер отметил, что тот двигается уже намного увереннее, чем поначалу) и, не притормаживая, скрылся в ней.
– Ну вот и всё! – воскликнул кондитер, но тут Никли Байлис вынырнул из стены с несколько сконфуженным видом.
– Я извиняюсь, совсем забыл, – сказал он. – Уж не знаю, может, у вас тут так и положено. Но вам известно, что в том шкафу сидит какой-то молодой господин?
Призрак указал на шкаф, к которому привалился муляж хамайца.
– Что?! – воскликнул Бенефор, но в этот момент дверца шкафа отлетела в сторону и изнутри, отшвырнув ногой муляж, шагнул инспектор Рорг. В руке он держал пистолет, из которого целился в Карэле.
– Опа, – пробормотал Никли Байлис. – Я, пожалуй, пойду…
И исчез окончательно.
*
Карэле невозмутимо сделал глоток остывшего чая и поставил чашку на подлокотник кресла.
– Ни с места! – предупредил Рорг. – И никаких резких движений!
– Добрый день, инспектор, – кивнул ему Карэле. – Чему мы обязаны столь неожиданным визитом?
Юлиус Рорг нервно рассмеялся, не опуская пистолета:
– Неожиданным?! Господин Карэле, вы морочили мне голову на протяжении двух лет. Я ведь поверил, что Бенефор Абеле мёртв! Что вы знать не знаете про эту историю с невидимостью! А в итоге даже та нелепая байка про зомби в кондитерской оказалась правдой, что уж говорить обо всём остальном. И я ещё доказывал Крюку, что вы совершенно безобидны!
Карэле