— Это… Ужасно, — пробормотала Оля. — Но отчего она умерла? Пусть она и не могла выбраться… Неужели прошло столько времени, что… Она не звала на помощь?
— Если и звала, этого никто не слышал. Но люди там вскоре появились… Остановка сердца, так гласило официальное заключение — если, конечно, отбросить всю эту медицинскую терминологию. Но вот что я скажу вам… Будто бы врач, составлявший заключение, вслух сказал: «В этой бумаге я такого не напишу, но я готов поклясться, что женщина умерла от страха…»
— Кому он это сказал?
Борис задал этот вопрос не столько ради ответа, сколько потому, что хотел услышать свой голос… Вмешаться в монотонную речь Верстовского.
— Тем, кто был рядом с ним. Считайте это выдумкой или правдой, воля ваша… Анна, дочь Серафимы, замуж так и не вышла. Строгостью нравов она не отличалась, и в свою очередь тоже родила дочь — вашу бабку, Борис, Татьяну Сергеевну. Как видите, до вас в семье рождались только девочки.
— Выходит, я — первый мужчина в линии рода, начиная с Елены Кординой?
— Получается так.
— Да, кое-что становится мне ясным… Но какой была судьба Анны?
— Анна погибла от удара молнии. И это была очень странная молния… Она сверкнула с чистого неба, среди бела дня. Вокруг было полно людей, но кроме Анны, никто не пострадал. Эти… Свидетели рассказывали потом, что гром ударил с такой силой, точно это был не гром, а взрыв… Когда подошли к Анне, она лежала на спине с раскинутыми руками. Ее ладони были сожжены дотла, будто небесный огонь распял ее на земле.
Распятие, подумал Борис. Как это похоже. Смерть матери… Тяжелый грузовик таранит автобус, и ни на ком ни царапины. Только одна жертва, распятая осколками оконного стекла.
— А на лбу Анны, — продолжал Верстовский, — эта молния выжгла что-то наподобие треугольника. Он был иссечен внутри как бы штрихами наискосок, словно нанесенными раскаленным ножом.
— Хватит, — сказал Борис.
— Я вас предупреждал. Теперь вы знаете, и что? Легче вам стало?
— Я спрашивал не для того, чтобы мне стало легче.
— Я сам, — сказал Верстовский, поднявшись со стула и глядя в окно на редкие кружевные облака, — задавал себе множество вопросов. Пусть я не принадлежу напрямую к вашей семье, все это в какой-то мере касается и меня.
— И какие ответы вы нашли?
— Никаких.
Борис тоже встал, а за ним и Оля.
— Я приношу вам извинения, — проговорил Борис, — за то, что мы… Разбередили все это.
— Что вы, какие извинения, — отмахнулся Верстовский. — Ничего уж не убавишь и не прибавишь. Я вот не знаю, правильно ли я поступил, когда рассказал…
— Вы поступили правильно.
— И я чем-то… Помог вам?
— Вы осветили темные углы, а это…
— Какое там осветил, — Верстовский с досадой махнул рукой. — Тьма это все, сплошная тьма.
4
Сидя в машине у дома Верстовского, Борис и Оля долго не произносили ни слова. Наконец, Оля прервала это затянувшееся молчание вполне естественным вопросом.
— Так, а теперь что?
— Теперь… Ну, теперь я хотя бы знаю, почему это произошло именно со мной.
— И почему же?
— Как почему? Потому что я — Кордин…
— Ты не Кордин, — разделяя слова, произнесла Оля. — Ты всего лишь потомок его сестры, да и то изрядно разбавленных кровей. Ты внешне похож на него, но генетика выкидывает еще и не такие штучки через поколения. Забудь об этом. Ты не Кордин.
— Уговорила, — со вздохом сказал Борис. — Я не Кордин. Но похоже, кто-то там наверху… Или скорее, внизу — считает иначе…
— Перестань. Лучше подумаем, что нам дальше делать.
— Дальше?.. А дальше пора звонить Монку. Только я не взял ни его карточки, ни мобильника… Придется домой возвращаться.
— Назначишь ему встречу?
— Да. Я хочу его выслушать.
— А если он не захочет говорить? По-моему, он стоит на своих миллионах, как скала, и с этой позиции его не спихнешь.
— Но попробовать-то можно, — Борис запустил двигатель и тронул машину.
Он проехал квартала два, когда увидел на перекрестке голосующего человека в сером плаще с поднятым воротником. Борис не собирался подсаживать попутчиков. Горел зеленый свет, и Борис даже поднажал, чтобы успеть проскочить. Но поравнявшись с человеком в плаще, он резко затормозил…
Потому что это был Кремин.
5
Борис остановил машину и вышел. Вышла и Оля; они смотрели на Кремина, а он переводил взгляд с Бориса на Олю и обратно. Все молчали. Первым заговорил Кремин, со свойственной ему полуулыбкой, могущей быть столь неоднозначной.
— Рад, что вы оба здесь…
— Где это — здесь? — пробурчал Борис.
— Мы не знаем, где мы, — резко сказала Оля. — Мы побывали в каком-то ином Прошлом, в иной истории. А здесь нет кинотеатра Dream Theater.
— Ах, вот оно что, — Кремин улыбнулся шире. — Вы боитесь, что попали не в свое время, не в свой мир…
— Да, — ответил ему Борис, — и учитывая все, что с нами случилось, я не нахожу тут ровно ничего веселого.
— Хорошо, давайте пройдемся и побеседуем, — видя, что Борис колеблется, Кремин добавил. — Или вам не хочется уходить от машины? Не потому ли, что в том пакете на заднем сиденье лежит некая книга?
— Вас совершенно не касается, — отрезал Борис, — что лежит в моей машине.
— О, разумеется. Но, может быть, тогда мы сядем в машину, если вы не хотите прогуляться?
Борис недоверчиво покачал головой, но потом кивнул и открыл для Кремина правую переднюю дверцу. Сам он сел за руль, а Оля — на заднее сиденье.
— Я понимаю, — произнес Кремин сразу, — что все эти причуды Времени способны хоть кого сбить с толку. Но ведь я объяснял Оле… Разве она не рассказала вам, Борис?
— Да, — откликнулась Оля, — карты Тонгра, это насчет Прошлого. Но как насчет Настоящего?
— Не беспокойтесь о Настоящем, — Кремин повернулся на сиденье так, чтобы видеть и Олю, и Бориса. — Вы вернулись туда же, откуда и отправились.
— Но эти перемены… — начала Оля.
— Что с того? — прервал ее Кремин. — В мире постоянно что-то меняется. А если бы мой кинотеатр просто снесли? Если вы взглянете из Прошлого, найдете мало разницы.
— А дома у Бориса…
— Это то же самое. То Прошлое, в котором вы побывали, так же реально, как и любое другое. События, происходящие там, влияют на то, что происходит здесь.
— Я запуталась, — пожаловалась Оля. — Поясните…
— Зачем? Не разумнее ли принимать вещи такими, какие они есть?
— Да, — сказал Борис. — А положение вещей видится мне так. Вам нужна книга…
Кремин пожал плечами.
— Монку она тоже нужна, — продолжил Борис. — Да только мы еще не решили, что с ней делать. Мы хотим знать больше. Конечно, если вы попытаетесь отобрать ее у нас…
— Отобрать? — удивился Кремин. — Пожалуй, я мог бы попытаться, если бы…
— Что если бы? — спросил Борис.
— Эта книга принадлежит вам…
— И что с того? Священное право собственности, да?
— Она принадлежит вам, — повторил Кремин, — и предыстория этого… Не совсем обычна… Словом, дело тут не в праве собственности.
— А, вы не можете? — Борис позволил себе немного иронии. — Что же это, какая-нибудь магическая защита? Монка это не остановило.
— Монка? — в голосе Кремина прозвучало недоумение. — Монк пытался отнять у вас книгу?
— Ну, не отнять… Выкрасть. Его люди обыскали мою квартиру, пока меня… Гм… Не было дома.
— Почему вы думаете, что это были его люди?
— А он этого и не отрицал.
— Вы с ним виделись?
— Нет, говорил по телефону.
— Странно, — сказал Кремин. — Если бы речь шла только о вас, Борис, я еще допускаю, они могли рискнуть… Но ламаджи…
— Что такое ламаджи? — спросила Оля.
— Ламаджи — это вы, — ответил Кремин.
— Я?
— В известном смысле… Подлинная ламаджи — это Зоя, а у вас — часть ее силы. И никто в здравом уме не мог бы осмелиться… Впрочем, возможно, кто-то из людей Монка перестарался. Это могло бы им дорого обойтись!
