стоял на ногах. Увидев на палубе необычную каракатицу, трехногую, сбоку от которой торчали ноги - это он точно узнал - корабельного врача, от удивления по-индюшиному склонил голову набок. В этот момент послышался голос Лангсдорфа: "Секундочку!" - после чего из-под шторки высунулась рука, протянулась к трубке впереди, которую подвигала взад-вперёд и закрыла зияющее аки жерло малой пушчонки крышкой. Затем выудила из сумки внизу чёрный пакет и скрылась. Вскоре однако вновь появилась, сорвала только что надетую крышку и описала круг перед аппаратом, и опять нахлобучила на место. Похмельный капитан "Юноны" только проводил её осоловелыми глазами. После этого из-под материи высунулось улыбающиеся лицо корабельного лекаря: - Здравствуйте, Николай Александрович. Доброе утро.
- Доброе, - простуженно пробасил тот.
Судя по виду у него крепко болела голова, и настроение Поэтому было препротивнейшее. Плюс на голову Хвостова откуда-то появился Командор - который обычно спал подолгу, а тут торчал на палубе с утра пораньше в матросской одежде, да ещё босиком. Страдалец замотал головой, видимо в надежде . прогнать наваждение.
Налитые кровью глаза выпучились. Резанов Подошёл, посмотрелл, иронично сказал: - Дааа, хорош! Давайте-ка голубчик, Ложитесь спать. В два часа по-полудни жду у себя в каюте.
Проштрафишийся капитан шумно выдохнул и последовал столь желанному для него сейчас приказанию.
Полчаса спустя едва за Лангсдорфом закрылась дверь командорской каюты, оставшись в одиночестве Резанов обратился ко мне: "Сергей Юрьевич ,а ловко Ты Григория Ивановича оборотил в собственную Веру". - "Ну да, - откликнулся я. - Теперь он Твой Ярый восторженный союзник. И все старые обиды надеюсь забудутся. Расположение такого всемирно известного учёного весьма пользительно. Но не это главное Николай Петрович, не это". - "Да? А что же?" - "Я ведь не просто так подкинул Григорию Иванычу светопись. Вот Вы сейчас помчитесь в Санкт-Петербург, дабы получить разрешение-благословение на венчание в Кончитой, так?" - "Да, всё так". - "А второй Вашей задачей будет присоединение Калифорнии к Российской Империи". - "И тут Вы правы. Есть у меня такое серьёзнейшее намерение. Я и места присмотрел". - "Воот, вашбродь. Но одно дело когда Ты это предложишь на словах - Да, Твой авторитет, Твой вес при дворе, в глазах Императора достаточно высок! - Но одно дело когда Ты всё Опишешь словами и совсем другое дело когда Ты представишь соответствующие светоснимки! Причём в грамотной последовательности - я Тебе подскажу, У меня есть опыт из моего времени в таких представлениях. Мы с Тобою поразим воображение Императора. И таким образом скорее повернем его мысли в сторону присоединение Калифорнии. Ты сейчас что застанешь в Санкт-Петербурге? К моменту, когда Ты доберешься до столицы пройдет самое малое половина года. А это значит, что если ничего не изменится - а пока мы с Тобой не взялись за дело всерьез, ничего не изменится - то где-то в декабре 1806 - январе 1807 года Наполеон разобьет Михаила Илларионовича Кутузова и Австрийскую армию. И Российские войска вынуждены будут отойти за Неман. Таким образом Наполеон со своим войском окажется прямо у границ России. И, как я Тебе уже рассказывал, Александру первому ничего не останется как постараться заключить мир. Наполеону тоже этого хочется, Ну да это другая история. Так вот, нас с Тобою здесь интересует то, что все мысли Императора будут направлены на Европу. И в Петербурге будет проявляться недовольство. Поэтому Император будет раздражённый. Если Ты в этот момент сунешься со своими прожектами о присоединении ещё каких-то далеких земель..." - "Да, да, - перебил Резанов, - Но ведь это не просто земли! Это богатейшие Земли! Это и продовольствие для Аляски, которое не надо будет везти из России, и..." - "Вот, Николай Петрович! мы с Тобою это оба прекрасно осознаем! Но, чтобы это осознал Император, ему необходим это дело показать. Так Ведь? Так. А то ведь Тебе вполне резонно возразят, что расходовать и так невеликие ресурсы России куда-то в тьму-таракань в столь нелёгкую для Империи годину преступно. Вот здесь светописные картинки, светоснимки придутся как нельзя более кстати! Есть ещё у меня кое-какие мысли, Сейчас они ещё не созрели достаточно. Но надеюсь завтра я смогу еще более укрепить Твою позицию в глазах Императора и Света.
После ухода судового врача Резанов засел за документы. Я от нечего делать пару раз заглянул в бумаги, но обилие "ять" и старорежимных слов при чтении давались с трудом. Поэтому уяснив, что это какая-то Деловая переписка и немножко личной, которую по-видимому камергер с оказией отправлял через Европу в Санкт-Петербург, так наверное было быстрее, потерял интерес и принялся рассуждать о своих дальнейших планах. Без пяти десять вестовой доложил о прибытии "сеньора Лопеса".
Я разумеется не знал кто это такой, . Почесал за ухом кончиком пера и Резанов, пожевал губами махнул рукой - раз пришёл, так пришёл:
- Пусть входит.
Порог переступил, да-да, Фернандо. Держался молодой испанец гордо, спина прямая. Но не рассчитал при своём приличном росте высоту дверного проема. И перо, зелёное на этот раз, ударившись о притолку сломалась. Снимая шляпу для приветствия заметил это, опять сделал лицом обиженную мину.
Я едва не засмеялся, а Резанов не сдержался - улыбнулся уголками губ:
- Проходите, сеньор Лопес.
Следом за гостем, почти дыша в затылок, протиснулся Лангсдорф, лицо которого дёргалось и гримасничало. Я ничего не мог понять: "Зубы что ли болят?" Но по выражению глаз догадался, что невозмутимый обычно немец умоляет о чём-то просить. Но не решается.
Я подтолкнул Резанова узнать в чём дело. И командор разрулил ситуацию:
- Знакомы ли вы, сеньор Лопес, с нашим экспедиционным исследователем? Всемирно известным учёным и известным в Европе георгом Лангсдорфом?
Юноша с любопытством поглядел на корабельного врача. По-новому поглядел: раньше то ему представляли этого человека в незавидной роли переводчика. А сейчас он увидел Григория Ивановича в новом свете.
- Да, мы знакомились, - сказал с сомнением в Голосе испанец, - Очень рад, - поклонился Лангсдорфу. Тот отвесил ответный, и извинившись, Попросил у него разрешения как у гостя, пару слов сказать командору. Юноша благосклонно кивнул. И немец с достаточно сильным от волнения акцентом быстро-быстро заговорил, затараторил: - Николай Петрович, сеньор Лопес, - кивок в сторону Фернандо, - прибыл со слугой. А слуга его - индеец! И он своем народном одеянии.
Резанов вопросительно поднял брови. И этнограф заторопился: - Понимаете, я могу описать
