— Кстати, про свободное место в гараже. Где «волга»?
— Хотел забрать в США?
— Только что купил новенький «Кадиллак Девилль» восемьдесят шестого года. Прости, но «волга» рядом с ним — даже не мотороллер. Так где она?
— Продала. Гоша пробовал ездить, помял крыло и дверь. Отремонтировали и продала. «Ниву» ему не даю.
А на «Ниву» ещё на год доверенность… Пусть пока катается, я не мелочный. Могу продлить.
Выбросил в мусорку зубную щётку и бритвенные принадлежности оккупанта. А потом сам набрал Щегловых, молясь, чтоб не глава семейства поднял трубку. Повезло, это была Оля.
— Валерик! Ты вернулся!
Жена бы так радовалась…
— Не навсегда. Но теперь могу часто. Как сама? Как мама?
— Ой… Всё хорошо. Только со Стасом рассталась, он слишком ветреный. Мама тоже в порядке. Пятьдесят исполнилось.
Хорошо, что набрал подарков на всех, кроме Вики. Не зная толком, кто где и какая встреча ждёт, оставил их Стасу и о размолвке с Олей, с которой они встречались больше года, тоже знал. Значит, по старой привычке одарю. Пока мы всё ещё родственники-свойственники.
— Не хотите завтра приехать? Без Льва Игнатьевича, конечно.
— Куда?
— Как куда… В Ждановичи.
Неловкая пауза.
— Но там же её этот, жирный…
— Отправлен на пятнадцать суток за неповиновение милиции при проверке паспортного режима. Оля, ты прекрасно знаешь, враждовать со мной — нарушение техники безопасности. Кстати, передай его родителям, пусть проведают, что ли.
— Дядя Паша умер. Цирроз печени. Маме его — да, позвоню. Валера!
— Что?
— Хорошо, что ты приехал. Жаль, Вика так и не поняла, что потеряла.
Её потери только начались. Она ещё обо всех не догадывается.
В чулане я обнаружил мешки, удивительно похожие на свёртки, отнесённые в гараж. В них хранились мои вещи, практически все, включая спортивный инвентарь. За мной, очевидно, Гоша ничего не донашивал, кроме дома, машины и семьи, экс-донжуан по одежде существенно больше размером.
Впечатлили запасы еды в двух холодильниках, я в своё время поставил два двухкамерных «Минск», чтоб выдерживали продовольственную экспансию дедушки и бабушки, земля им пухом. Сейчас там находилась кастрюля литров на пять, полная варёной картошки, такая же с гречневой кашей, несколько кило жареного и варёного мяса… Детские питание Вани сиротливо гнездилось на ячейках дверцы.
Я накидал на сковороду мяса и картошки, разогрел в расчёте на троих, Вика молча сготовила пюре для сына. Поскольку, в отличие от неё, я прекрасно помнил вкус отвратительной детской еды, лишённой соли и сахара, от души сочувствовал пацану.
Сели за стол, Вика хмурая, Маша в восторге, что с папочкой, она уплетала разогретое мной за обе щеки безо всяких уговоров «ложечку за папу, ложечку за маму».
— Он жрал не в себя, как началась болезнь? Теперь понимаю, почему ты в суде жаловалась, будто тысячи рублей алиментов мало. Несколько сот ежемесячно только в его ненасытное брюхо!
В милицейском «обезьяннике» так не накормят. Отощает.
— Ещё лекарства. Дорогие, импортные. Через спекулянтов. У нас такие не делают. Но не помогло.
Она вот так открыто призналась, что спускала на недолюбовника деньги, присылаемые на содержание детей⁈ Да я и десять тысяч долларов могу отправлять, мне не в напряг, но не на содержание же Гоши!
Спать долго не ложились. Я сидел в обнимку с Машей, подходил к Ване, Вика что-то суетилась по дому… Когда пришло время ложиться, первым принял душ и отправился в спальню, на своё обычное место, где не ночевал без малого два года. Погасил свет, он лишь чуть пробивался через окна — от дальних огней у водохранилища. Машка тут же прибежала и нырнула ко мне.
Супруга, пока без приставки «экс», притащила второе одеяло и устроилась рядом. Не знаю для чего. В доме гостевые комнаты и большой диван в гостиной. Хотела показать, что не уступает «законную» территорию? Или просто не хотела оставлять малыша без надзора, всегда надеюсь на лучшее в людях, может — зря.
У окна посапывал Иван. Вся семья в сборе. Пока семья. Формально.
Наконец, Маша отправилась к себе в детскую.
Близость Вики, ранее вызывавшая волнение, а после разлук — вожделение вплоть до нервной дрожи, не действовала никак. Практически как в казарме в Кабуле — лежит на соседней койке сослуживец неинтересного пола, с ним связан общими обстоятельствами, но закончится спецкомандировка, и расстанемся навсегда. Слегка утомлённый перелётами и впечатлениями, я перевернулся на бок и собрался спать, когда, проскользнув под одеяло, мне на плечо легла прохладная ладошка.
— Валер?
— Да? Ты не спишь ещё?
— Ну… твой приезд выбил из колеи. Может…
— Что — может? Так как раньше уже не будет никогда.
Лежать спиной к собеседнику невежливо, даже если он/она — разводящаяся с тобой супруга. Перевернулся к ней лицом.
— Понимаю. Но всё же…
— Через неделю у нас суд. Можем расстаться по-плохому, на это ты и взяла курс. Или договориться по-хорошему, найдя компромисс, у нас дети.
Она привстала на локте, подперев ладонью голову.
— Что за компромисс?
— Несложный. Первое. Выслушай моё предложение и не отметай с порога, сначала обсуди с мамой и Олей, обдумай. Я подписываю с тобой контракт и обязуюсь обеспечить тебе достойное проживание с детьми в США, две поездки в Белоруссию ежегодно. Рядом со мной в Калифорнии, но отдельно. Ты — независима, единственное условие — мой неограниченный доступ к детям. В пакете идёт предложение оплатить перевод и учёбу Оле в вузе США. Гарвард не потяну, но что-то достойное второго эшелона.
— Хочешь и её перетащить на Запад?
— Что значит — перетащить? Горбачёв затеял «перестройку», через несколько лет на смену плановой экономике придёт рыночная. Специалисты с западным образованием будет цениться больше, чем тигры-альбиносы. У Ольги Львовны будет выбор: вернуться в Минск или устраиваться в любой точке планеты. Я сам скоро возвращусь насовсем.
— Ты-ы⁈
— Примерно через пять-шесть лет. Завоюю все чемпионские пояса в супертяже. Из профи-бокса нужно бежать до тридцати, если нет желания стать инвалидом. Построю лучшую в Белоруссии спортивную школу с лучшими тренажёрами, найму самых талантливых тренеров из России, Украины или даже с Кубы. Лет за десять школа окупится за счёт побед моих воспитанников на международном ринге.
— Ты умеешь удивлять.
— А ещё умею реализовывать планы. Не говори ни да, ни нет. Следовать за мной обратно в Минск или оставаться в Калифорнии — твоя воля, но хочу, чтоб дети были доступны мне везде. Но это только часть предлагаемого компромисса.
— Давай уж всё выкладывай.
— Главное условие: после двадцатого апреля мы вчетвером уезжаем, Ольге тоже предложу. Лучше всего — в Грузию. Если тревога ложная и ничего не произойдёт, вернёмся в Минск после майских праздников. Ну а если те пессимистические расчёты оправдаются… Ты сама не захочешь в Минск ещё несколько лет. Рассматривай, если хочешь, как каникулы и мою блажь.
— Ваню везти на самолёте… Он такой маленький!
— Я заметил. Но «волгу» ты продала, на поезде долго. В Москву — к знакомым в Балашиху?
— Нет…
Лёд тронулся. Она не отрицала наотрез, перебирала варианты. Моя танковая дивизия продолжила наступление.
— Тогда погнали в Ленинград. Скоро белые ночи. Видела развод мостов?
— А сам-то видел? Хотя… Чем можно удивить человека, облетавшего полмира?
— Так и тебе предлагаю то же самое. Раньше — в качестве любимой супруги. Теперь, увы, только мамы моих детей.
— Бесплатной гувернантки…
— Ты наглеешь. На тебя я потратил и не отказываюсь потратить много больше, чем стоит самая дорогая няня в США.
И вот тут она показала свой меркантильный характер во всей красе.
— Ты собрался строить дворец бокса за миллионы долларов? Но треть твоих доходов — мои по закону!
Я ждал чего-то подобного. И всё равно словно стакан ледяной воды за шиворот. Но женщину надо воспринимать такой, какая она есть. Не приписывать ей добродетелей выдуманных, её натуре несвойственных.
