После такого успеха Фаддея Степановича настала моя очередь продвигать затею с рабочей одеждой, и не скажу, что далось мне это легко. Нет, убедить бояр Левских в удобстве диковинных штанов-фартуков для работы я смог без особых затруднений ввиду очевидности такого удобства, но саму идею приличной рабочей одежды они сразу не приняли. Пришлось призвать на помощь всё своё красноречие, объясняя, что работа в обносках создаёт у людей соответствующее отношение к своему труду, напомнить, что богатые сёла от бедных отличаются не только трудолюбием и достатком своих жителей, но и чистотой домов, дворов и улиц, нажимать на то, что дома-то у каждого из нас прислуга радует глаз опрятной, пусть и простой, одеждой, так почему мы должны морщиться и воротить носы от тех, кто работает на нас на заводе, и далее в том же духе. Видя, что не особо это всё помогает, я применил запрещённый приём, обратив внимание слушателей на то, что война — дело куда более грязное и тяжёлое, нежели заводская работа, однако же солдат одевают вполне пристойно и господа офицеры прилагают немалые усилия к тому, чтобы солдатики выглядели браво и прилично. Тут-то я стену неприятия своего предложения и пробил, потому что меня поддержал дядя Андрей — генерал всё-таки, пусть и отставной. В итоге отец и брат тоже сдались под напором моих доводов. Решили, конечно, что оплачивать робу работники будут вычетами, всё же выдача будет нечастой, да и по иной стоимости, нежели у щей да каши в столовой. Фаддей Степанович немедля представил свои расчёты, их в общем и целом утвердили, хотя дядя Андрей присоветовал управляющему установить и сроки носки рабочей одежды, подобно тому, как это имеет место с армейским обмундированием. В общем, умаялся я с этими спорами, но в итоге чувствовал себя прямо-таки титаном и гением, чего, однако, показывать не стал. Так, из одной лишь скромности, потому как про культуру производства говорить моим родственникам пока рано, не готовы ещё они к такому. Ничего, со временем привыкнут, я же сам над тем и поработаю со всем старанием.
А вот интересно, кстати, чего в столь удачном продвижении затеи с робами больше — вескости доводов, что я приводил, или сложившейся уже у бояр Левских привычки к тому, что Алексей всегда предлагает удачные решения? Хотелось бы, конечно, чтобы это была правильность доводов, а то привыкнут, понимаешь, меня слушать, а я же не безгрешен, могу и ошибиться, что-то не то предложить, вдруг они и такое примут?..
Пропустив по чарке за успешное разрешение всех этих вопросов, перешли к обсуждению дел непосредственно производственных. Поскольку большой казённый заказ на винтовки ожидался весной, решено было все силы пока что бросить на выделку револьверов, карабинов под револьверный патрон, охотничьих ружей, как и патронов ко всему этому оружию, чтобы и заказ от Палаты внутренних дел выполнить, и хоть какой-то запас создать для торговли. Да, пока ещё большая часть продавалась через Беккера, но и наши собственные розничные и мелкооптовые продажи оружия неуклонно росли, пусть даже не столь быстро, как нам того хотелось бы. Но что решили, то и решили, на том и закончили — откланялись с радушными хозяевами, да отправились ко мне.
Варварушка дорогим гостям ожидаемо обрадовалась, велела подать чаю со всеми положенными к нему сладостями, так что обед у Самойловых получил продолжение вполне достойное, хотя и тяжеловатое для наших желудков. За чаем Варя потребовала самого подробного пересказа московских новостей, в особенности касающихся общих знакомых, за каковой взялись Василий с дядей, мы же с отцом больше слушали. В общем, лекарство от скуки супруга моя приняла в увеличенной дозировке, жаль только, надолго его действия не хватило бы. Ну да ничего, ещё неполный месяц как-нибудь перетерпим.
Впрочем, и на следующий день у нас нашлось для Варвары Дмитриевны ещё сколько-то того лекарства — всем составом мы отправились на приём, что дали в нашу честь Весловы. Пусть Варя и без того была там частой гостьей, но её визиты обычно ограничивались посиделками за карточным столом с Софьей Петровной, а тут собралось целое общество из лучших людей уезда и приезжих московских аристократов. Да каких! Не у каждого уездного и городского головы бывает в гостях сам староста Боярской Думы! Под такое дело все, кто имел в уезде и городе хоть какой-то вес, оказались в тот день у Весловых.
Как и сам уездный город, весь Александровский уезд славился своей промышленностью, особыми же успехами в сельском хозяйстве похвастаться не мог — уж больно скудна здесь земля. Нет, сельское хозяйство в уезде имелось, но преимущественно мясо-молочное, а это тоже промышленность — маслобойни, сыроварни, консервные и колбасные заводики… Я так понимаю, именно из-за невысокой ценности здешней земли тесть столь легко с ней и расстался. Кстати, и должности уездного и городского головы объединили наверняка по той же причине — так или иначе большинство населения уезда занято работой в промышленности уездного города. А ещё промышленная жизнь Александровского уезда обусловила и состав публики на приёме у головы — благородные сословия представляли всё больше государевы люди, а вот люди лучшие представлены были почти исключительно заводчиками. Что ж, раз так, грех было бы не воспользоваться. Мы быстро познакомились с Артемием Фирсовичем Соколовым, хозяином той самой ткацкой фабрики, что выделывала парусину, и отец тут же договорился с ним насчёт закупки материала для пошива роб, после чего уже сам Соколов начал вылавливать кого-то из присутствовавших и о чём-то заинтересованно с ними беседовать, должно быть, смежников к выгодному заказу подтягивал. Ну вот, пошло дело!
— Рад, Филипп Васильевич, рад, что к пользе вашей всё складывается, — подошёл к нам с отцом уездный, он же и городской, голова. — Расширение завода вашего уже премного пользе для города и уезда способствует, — пояснил он причину своей радости за наши успехи.
— То ли ещё будет, Денис Анатольевич, — многозначительно и несколько туманно обнадёжил Веслова отец, но продолжать не стал. Разговор о будущих делах состоялся у нас на следующий день, и уже в своём кругу.
— Помнишь, Алексей, ты генерал-воеводе про нарезные пушки со стальными стволами говорил? — спросил отец, когда мы в очередной раз обсудили готовность завода к исполнению казённого заказа на винтовки и револьверы.
Я кивнул, дядя и брат показали понимание. Ну да, Василий при том разговоре присутствовал, а отцу и дяде Андрею я то же самое объяснял ещё до того.
— И что? — отец явно старался вызвать у меня очередной поток откровений. Ну это у меня не заржавеет, только дорогим родственникам, боюсь, не понравится…
— Ничего, — вздохнул я. — Не потянем.
— Это почему же не потянем? — вклинился вперёд отца Васька.
— Сами смотрите, — отвечать я принялся всем, чтобы немного сгладить впечатление от выходки брата. Понятно, он не по дури, просто не подумал, но всё же… — Ствол стальной нужен? Нужен. А что за сталь? Хватит той, что на ружейные стволы идёт или другая потребуется? Вот что-то подсказывает мне, что другая. А у нас есть возможность новую сталь варить да испытывать?
— А инкантировать если? — не унялся Василий.
— Нет смысла, — отмахнулся я. — Ружья я инкантировал уже, знаю. Наговорённые свойства они быстро теряют, да и на прочность инкантировать куда сложнее, чем на меткость. Нет, оружие должно и безо всякой инкантации работать исправно, тут ничего другого и быть не должно.
Брат спрятал глаза, отец с дядей состроили недовольные лица. Погодите, дорогие мои, это ещё не всё…
— Дальше идём, — продолжал я. — Порох чёрный, скорее всего, не сгодится. Слабоват, да и дыма от него при частой пальбе будет — не увидать ничего и не продохнуть. Новый порох нужен, совсем другой, посильнее и без дыма, — вообще-то, насчёт слабости чёрного пороха я сильно уверен не был, вроде в истории моего мира до изобретения бездымного пороха стальные пушки и на чёрном делали, и неплохие, разве что особой дальнобойностью они не отличались. Или я что-то путаю?
