Пообедав, я вышел на улицу.
Погода была хорошая, температура плюсовая. Светило солнце, я даже чуть пригрелся на солнце. Набрал полные легкие воздуха, медленно выдохнул. Откинул негативные мысли. Как говорится, очистил разум.
Впереди, метрах в двадцати весело щебетали воробьи, растаскивая высыпанные кем-то хлебные крошки. Рядом голубь чапал розовыми лапами по грязной, только недавно оттаянной луже, что-то увлеченно гугукая.
Справа послышались шаги, подошел прапорщик Кулагин.
— Здравия, товарищ прапорщик! — поприветствовал я.
— Привет, Савельев, — сегодня он выглядел потрепанным. И чего его вдруг вчера на алкоголь потянуло?! — Уже пообедал?
— Так точно.
— Что там сегодня в столовой? — он покосился на входную дверь.
— Суп, макароны и курица. Салат из квашеной капусты. Ну и компот.
— Сойдет, — он что-то задумчиво искал в карманах.
Я решил воспользоваться моментом и проверить достоверность информации, которую услышал вчера от дембелей.
— Товарищ прапорщик... Что там насчет баньки? Все в силе?
— Какой еще баньки? — Кулагин даже растерялся, осмотрелся по сторонам. Очевидно, что такого вопроса он совершенно не ожидал. У меня даже закралось подозрение, что он не помнит о нашем вчерашнем разговоре, хотя пьяным я бы его тогда не назвал.
— Ну как же? — удивился я. — Ту, которую вы строить собрались!
Тот убедился, что поблизости никого нет и вздохнул.
— А, ну да... Совсем забыл. Ну это, все в силе, в начале апреля и начнем, — прапорщик периодически еще поглядывал по сторонам. Видимо дембеля были правы, материал он таскал именно отсюда, а потому опасался, что лавочка прикроется. Интересно, и как у него это получилось? Не через забор же?
Впрочем, не важно. Прапорщики, это люди у которых врожденный талант незаметно брать то, что другие не умеют.
— Это хорошо. Ну, если что, можете на меня рассчитывать, — улыбнулся я, чем окончательно ввел Кулагина в заблуждение. Тот даже не нашелся что ответить.
Вздохнул. Прекратил рыться в карманах и вошел в холл здания заводской столовой.
Оставшийся рабочий день прошел без каких-либо значимых событий. В шесть вечера, строго по регламенту, прибыл наш автобус, на котором мы отправились обратно на Янов.
Теперь я уже не смотрел по сторонам с таким восторгом как раньше. Улицы, как улицы. Приелось немного, да и две увольнительные подряд сделали свое дело. А о том, что всего через год с небольшим эти улицы могут навсегда стать пустыми, я старался не думать. Чего зря расстраиваться?!
Вообще, за проведенное мной время в прошлом, я давно уже полностью адаптировался. Иногда случались казусы, связанные с ностальгией, но случалось это все реже и реже.
По пути водитель нашего «ПАЗа» как-то умудрился пробить переднее колесо, пришлось делать остановку и ставить запаску. Пока наши парни, с опытом автомехаников возились с проблемой, я незаметно отошел в сторону на обочину. Так уж вышло, что встали мы на въезде на мост.
Да, это был тот самый мост, который позже нарекут «мостом Смерти». В это время суток уже практически стемнело и отсюда открывался замечательный вид на атомную станцию. Благодаря хорошо освещенной территории предприятия, с того места где я стоял, можно было подробно рассмотреть машинный зал, где размещались турбины и непосредственно сам четвертый энергоблок.
Сейчас он выглядел грациозно, благородно. Никакой угрозы он не представлял, «мирный атом» полностью был под контролем. Это через пару лет развороченное здание накроет мрачный саркофаг из железобетона, а затем, в две тысяча семнадцатом, на него надвинут новую «Арку».
Примечательно, что в истории сохранилось очень мало фотографических снимков, где аварийный блок еще цел. Их по пальцам можно пересчитать, а ведь там было на что посмотреть. Даже не знаю, почему так сложилось.
Я как-то бывал на Курской АЭС, которую иногда называли двойником Чернобыльской, в особенности потому, что там стояла точно такая же узнаваемая на весь мир вентиляционная труба «ВТ-2». И хотя станции сделаны по одному и тому же проекту, они все равно разные и атмосфера на Курской электростанции совсем другая. Даже не знаю, в чем тут дело?! Может, если бы я не знал о судьбе Чернобыля, то и атмосферу выделять бы не стал?!
— Эй, Леха! — со спины подошел старший сержант Ракицкий. — Ты чего там увидел?
— На станцию смотрю. Красиво, — медленно произнес я.
— Да? Чего тут красивого? — удивился тот. — Здания, трубы и заборы. Не видно ни черта.
Хотел ему ответить, что не туда он смотрит, да передумал. Все равно не поймет. Это я понимаю, потому что знаю будущее АЭС, а для других — все в порядке вещей.
— Нет, ну размеры-то у электростанции огромные, особенно там, где труба стоит, — вдруг произнес Ракицкий, видимо проникшись моими словами. — И народу там много работает, тысячи четыре, наверное. Кстати, ты слышал, что вторую роту, что на радиолокационной станции работала, перекидывают на новый объект?
— Это на какой же? — без особого интереса поинтересовался я.
— Как раз на электростанцию, — усмехнулся тот.
— Чего? — я посмотрел на него с подозрением. — Серьезно, что ли? Наших на атомную электростанцию? И что они там будут делать?
— Да я откуда знаю? — отмахнулся старший сержант. — Это лейтенант Зубов сегодня с утра рассказывал. Мне не интересно, мое дело баранку крутить, если комбат прикажет. Я сегодня вообще просто так поехал, от «УАЗа» отдохнуть. А остальное мне до лампочки. Так-то до дембеля мне всего семьдесят девять дней осталось...
Услышанная новость меня крайне удивила. Если это и вправду так, то мне нужно из кожи вон вылезти, чтобы перевестись на другой объект. Ничего полезного на «Юпитере» мне больше не светит, да и про таинственного Лисицына я там вряд ли что-то узнаю.
Лучше бы о переводе поговорить напрямую с Прудниковым, но это уже на крайний случай. Вообще мой непосредственный командир это лейтенант Зубов и все решения по перемещению подчиненного личного состава внутри подразделения между объектами решает он. По сути, лейтенант временно исполняет обязанности ротного.
В любом случае, нужно узнать об этом побольше. Мало ли для чего наших ребят на станцию перекидывают... Такие решения принимаются не на местном уровне. Понятно, что солдат работавших на радиолокационной станции, не пускали туда, где им быть не положено. Только жилые и административные здания. Я на девяносто пять процентов уверен, что кого из сослуживцев ни спроси, они и понятия не имеют об истинном назначении ЗГРЛС.
Проколотое колесо поменяли минут за десять.
— Эй, вы двое! Особое приглашение нужно? — крикнул Кулагин, обращаясь к нам с Ракицким.
Мы бегом вернулись в автобус, затем тот продолжил движение. Прибыли на Янов без инцидентов.
Уже оказавшись в нашей палатке, я поинтересовался у дембелей:
— А кто-нибудь знает, куда людей переводят с радиолокационной станции?
— На другую станцию, — зевнул Артур. — Атомную.
— И зачем мы там сдались?
— Там новые административные здания возводят, а внутреннюю отделку, как обычно, скидывают на потом, — заметил Виктор, готовясь заступать в дежурство. — Вот про нас и вспомнили.
— Погодите, какие административные здания? — нахмурился я. — Там же все четыре блока давно работают.
— Тьфу, да я ж про новые говорю, которые строятся. Вроде так же Зубов говорил?!
Точно, я совершенно забыл про третью очередь. Пятый энергоблок на момент катастрофы был на завершающей стадии. В восемьдесят седьмом году планировали его запуск. А в дальнейшем вообще рассчитывали ввести в строй до двенадцати реакторов. Но это так, ничем не подтвержденная городская легенда.
— Ну, это ж не Прудников решил? — спросил кто-то из дембелей.
— Да ну, это решение со штаба прилетело, — возразил Серега, набивая чем-то рот. У этого толстяка всегда было что погрызть. — У нашего комбата полномочий таких нет, чтобы такие вопросы решать.
— Леха, чего это ты так интересуешься? Сдалась тебе эта станция? — вдруг спросил Ракицкий. — Что там полы стелить, что на «Юпитере». Какая разница?
