голосу, был близок к панике. Но оно и понятно. Свалилось всё разом…
Красное платье Дианы скрылось за деревьями. Я осторожно добавил скорости. Эх, сейчас бы летающую тарелку какую-нибудь захудалую, ух, я бы выдал! Но чего нет, того нет.
Когда я добрался до леса, Диана уже выскочила обратно, сверкая глазами и держа в руках гоночный комбинезон Фионы.
— Звездец, — резюмировал я, переводя дыхание. — Зов джунглей взорвал кошке мозг.
— Да какой там мозг! — зарычала Диана и швырнула комбинезон мне. — Там записка.
— Что там? Что случилось? — врезался в меня Яйцерик.
— Папаша, ты чего так носишься? — проворчал я, разворачивая записку, которую чья-то яичная рука затолкала в складки комбинезона. — Тухляк взболтается, сепсис пойдёт, совсем мёртвый будешь.
— Вот и Яйцедок тоже так говорит, — подтвердил Яйцерик. — Говорит, нужно спокойствие… Что случилось, Костя?
Случилось, блин… Записка была короткой и категоричной: «Хочешь увидеть свои яйца живыми и невредимыми — приходи в Яйцо один, пока не взойдёт Ночное Яйцо. Придёшь не один или опоздаешь — яйца умрут».
Вокруг нас уже сгрудились другие яйца, возбуждённо переговариваясь и спрашивая друг у друга, что за фигня творится. Я показал записку Яйцерику, и тот позеленел. Остальные яйца тоже заткнулись.
— Записка, по ходу, для меня, — предположил я. — Фиона — она, как бы, ничьё больше яйцо…
И замолчал. Потому что уж чего-чего, а девчонок у меня раньше не похищали. Уводили — ну, бывало. Арестовывали у меня на глазах — безусловно. А вот похищение — это впервые.
— Кто… Кто мог такое сделать? — прошептал Яйцерик. — Яйцекраты? Они! Они перешли все границы яичного!
— Одумайся, Яйцерик, — подал голос кто-то из толпы. — Какие тебе яйцекраты? Смит это. Смит Гладкое Яйцо.
— Не может быть! — взвыл Яйцерик. — Чтобы один из нас…
— Ему нанесли оскорбление, — сообщило то яйцо, что минувшей ночью тыкало в меня вилами. — Теперь он будет мстить. Как умеет. То есть, подло.
— Не верю, не верю! — стонал Яйцерик.
— Ну, знаешь, — пожала плечами Диана, — я вот тоже до недавнего времени в говорящие яйца не верила. Однако если они разговаривают — тут уж верь не верь, а факт остаётся фактом.
Пока Диана прочищала безутешному папаше мозги, я думал в записку. «Приходи в Яйцо». Почему-то мне сразу сделалось понятно, что имеется в виду тот подземный клубешник. Вопрос о том, как именно местный язык взаимодействует с мозгом, я отложил на потом. На какой-нибудь крайне потомственный потом.
Смит велел ждать ночи. Зачем? Что он сделает с девчонками?.. Ну, с Фионой-то, допустим, ничего он особого не сделает, тупо нечем. А вот с Яйцериной — запросто может. Наверное. Я так и не успел разобраться в тонкостях половой жизни яиц. Да может, и не надо разбираться — поберегу психику. Права Диана, надо менять сознание. Меньше знаешь — крепче спишь.
Если уж Смит пообещал показать девчонок живьём, то самое страшное, что он может сделать с Фионой — это бухать у неё на глазах, а ей не давать. Страшная китайская пытка, конечно, но фигня, переживёт. А вот если этот хрен с моей невестой что-то сделает?
— Это яйцекраты! — голосил Яйцерик. — Они обезумели! Костя Старательное Яйцо, пойдём, я дам тебе оружие! Мы пойдём на них войной! Мы вернём мою дочь!
Он, очевидно, схватил меня за руку. Во всяком случае, меня что-то совершенно явственно тянуло куда-то в сторону. Я поймал взгляд Дианы. Странный такой взгляд, пытливый.
Я вдруг вспомнил, как она сто раз говорила: «Да нахрена нам эта кошка?!». Как несколько минут назад, сидя на крыше, убеждала изменить сознание, чтобы жениться на Яйцерине, а потом бросить её.
Ну, вот он шанс. Яйцерик от горя тронулся и отрицает очевидное. Всего-то надо взять это его оружие, прорваться к порталу — и сайонара, жестокий мир. Можно даже будет убеждать себя, что Фиону отпустят за ненадобностью, и она будет радостно жить голая на лоне природы, наконец-то обретя счастье.
И ведь, в принципе-то, почему бы и нет…
— Вот что я тебе скажу, Яйцерик… — вздохнул я, патетически скомкав бумажку с запиской.
* * *
— Ругаться будешь? — осторожно спросил я Диану, когда мы с ней оказались наедине в кухне Яйцерика.
— Нет. — Диана закрыла дверь, подошла к окну и задёрнула занавески. — Сил у меня уже нет ругаться. Как же я с вами мучаюсь…
— Знаешь, почему у верблюда два горба?
— Знаешь, что есть одногорбые верблюды? А в мире K-Y89011/M — трёхгорбые.
— Ой, ну чё ты начинаешь, прямо как Шарль?
Диана повернулась ко мне, уставилась тяжёлым взглядом.
— Костя, мне уже по самые гланды задолбалось сидеть в этой глуши, стирать вручную бельё каждый день, мыться в холодной реке…
— Стоп-стоп-стоп, — оборвал я её, подняв руку. — С этого места поподробнее. Когда ты мыться ходишь? Почему я не вижу? А я бы согрел!
Диана вздохнула, подошла ко мне и тюкнула смартфоном по голове.
— Чтоб такую девушку, как я, согреть, нужно хребет нормальный. А не так, чтобы через каждые полчаса «ой, мама, мне больно, давай просто полежим».
— Угу, как с Амадеем — так и просто полежать норм, а как Костя — так впрягайся и паши четыре часа без перекуров, а то брошу, — обиделся я.
— Ну и где теперь этот Амадей? — резонно спросила Диана.
Хм, ну да… Амадея-то Шарль-Переродившийся пристрелил, и Диану этот момент не особо парил. А ведь есть же ещё где-то этот Шарль… Переродился опять в каком-нибудь мире с быстрым временем, восстановил память, прокачался и строит жуткие козни.
Но эти свои тревоги я предпочёл не высказывать. Потому что ситуация-то действительно аховая — каждый час на счету. А мы, вместо того, чтобы прорываться к порталу, разрабатываем спецоперацию по спасению яйца и кошки.
— Ладно, слушай сюда, — поморщилась Диана. — Я тут тоже не просто так загорала. Я изучала местную фауну. Яйца нас очень плохо различают. Помнишь, Яйцерина поначалу приняла тебя за Фиону? Мы для них все на одно лицо. Собственно, они даже лица-то не воспринимают. Они видят в нас яйца. И друг в друге они видят яйца. Каким-то особым зрением. Подозреваю, что наши глаза тут и половины не фиксируют, что очевидно для местных. Мир
