Местные, кстати, не церемонились — за одну ночь по всей Российской Федерации были уничтожены физически девяносто пять процентов воров в законе, большая часть наркопритонов, а в мелких пушеров вообще сначала стреляли на поражение, а потом лишь проверяли наличие документов у трупа. Национальность торговцев отравой никого не интересовала, но как-то так получилось, что к утру первого дня операции численность цыган в России сократилась с восьмисот тысяч до шестисот пятидесяти.
Президент Бунин, наблюдавший за развитием операции в режиме реального времени, пришёл в ужас — разом опустели стройки из-за отсутствия гастарбайтеров, на рынках исчезли торговцы, в супермаркетах — уборщицы и грузчики, пропали дворники и дорожные рабочие в городах. И даже хуже того…
— Иван Баирович, какого хрена в Нижнем Новгороде задержан ведущий хирург-онколог одной из городской больниц Эльдар Абдулкеримов? Сразу после сложнейшей операции приняли, вытащив из ординаторской, запихнули в воронок и посадили в обезьянник местного РОВД.
— Ошибка местных силовиков, Сергей Сергеевич, — попытался оправдаться министр обороны, временно исполняющий обязанности министра внутренних дел вместо арестованного сегодняшней ночью предыдущего министра. — Разобрались, отпустили и извинились.
— Извинения приняты?
— Нет, — покачал головой Иринчеев. — Ругается матом и посылает всех на три буквы. И в пять букв тоже посылает.
— Машину ему хорошую купите в качестве компенсации.
— Есть у него машина, мы предлагали.
— Тогда квартиру.
— И квартира есть, и дом за городом.
— Тогда… — президент на минуту задумался. — Больница обычная номерная?
— Да, а что?
— Так назовите больницу его именем, от этого никто не откажется.
— Пожалуй, что так лучше всего, — согласился министр обороны.
— Не пожалуй, а к исполнению! — рявкнул обычно невозмутимый Бунин. — Завтра с утра доложите.
Операция, почему-то получившая неофициальное название «37–38 версия 2», продолжала набирать обороты. В институтах и университетах вдруг почему-то начали бить чернокожих и смуглых студентов, и единственных спасением от расправы было владение испанским языком — кубинцев и прочих латиноамериканцев не трогали, и даже брали под охрану, заперев в общежитиях от греха подальше.
— Есть доложить с утра, Сергей Сергеевич!
— И вообще, Иван Баирович, — как так вдруг получилось, что хирурга приняли прямо в больнице? — поинтересовался президент.
— Местная самодеятельность. Позвонил больной и сообщил… Дальше вы знаете.
— Мать… коротко прокомментировал Бунин. — Короче, наплевать на уголовный кодекс и прочие конституции, но доносчик должен получить четвертак за клевету, а его семья переселится в Салехард, Дудинку или Оймякон. На ваш выбор. Процесс широко осветить в прессе, интернете, и прочих средствах массовой информации.
— Это можно, — согласился Иринчеев. — Только после этого люди перестанут сообщать о настоящих террористах и преступниках.
— Логично… Тогда без освещения, но остальное пусть останется. На уровне слухов оно и понадёжнее будет. И вот ещё, — президент повернулся к министру иностранных дел, сосредоточенно изучающему кружку с крепким кофе. — Андрей Дмитриевич, а что у нас с реакцией международной, так сказать, общественности?
— Да всяко разно, — откликнулся Ковров. — Кто-то молча завидует, кто-то громко выражает недоумение, некоторые просят разъяснить отношение власти к творящемуся местами беспределу, и только Киргизия прислала официальную ноту протеста.
— Почему именно Киргизия? — удивился президент.
— Министр иностранных дел хмыкнул и пояснил:
— Их посла приняли в ночном клубе на кокаиновой дорожке, сломали прикладом челюсть и обе руки, а охрану попросту перестреляли. При обыске в посольстве нашли пятьдесят килограммов героина.
— Обыск? А как же дипломатическая неприкосновенность?
— При объявлении в стране чрезвычайного положения всякая неприкосновенность отменяется.
— Но мы не объявляли чрезвычайное положение.
— А что мешает сделать это прямо сейчас?
Президент задумался, а потом решительно махнул рукой:
— Киргизами пренебречь. Если не ошибаюсь, границу там держат наши? Вот пусть и власть будет наша. Оформите официально на правах колонии с двадцати процентным налогом в пользу метрополии. Да, и наши войска тоже за их счёт содержать будем.
— С боевыми надбавками к денежному довольствию? — уточнил министр обороны.
— Разумеется, — подтвердил президент. — Россия стремится войти в состав цивилизованных государств, поэтому мы не будет грабить кого-нибудь бесплатно.
Министр иностранных дел покачал головой:
— Неправильная формулировка, Сергей Сергеевич. Некрасиво, пошло, грубо, и чревато репутационными потерями.
— А вы что предлагаете, Андрей Дмитриевич? — нахмурился Бунин. — Оставить демарш какой-то там Киргизии без ответа? В таком случае нас скоро африканские страны вроде Верхней Вольты или Берега Слоновой Кости пинать начнут.
— Ну это вряд ли. А вот киргизам вчиним иск о возвращении кредитов, и введём внешнее управление несостоятельным должником. Вопросы денег понятны всему миру и возражений не вызовут.
— Они нам тоже должны?
— Проще сказать, кто нам не должен. Мы как в советское время покупаем лояльность всяких там папуасов миллиардными безвозвратными кредитами, а они в ответ за нашей спиной крутят фиги, и смеются втихомолку над глупыми русскими ваньками.
— Бля…
— Политика, Сергей Сергеевич. Они хоть уже и не союзные республики, но всё равно кормим. Правда, уже меньшее количество и в меньших объёмах. И социалистические страны на шее не висят. А так да, нечто похожее на Советский Союз, только после обработки кривыми руками и ржавым напильником.
— Ещё раз бля…
— Карма, Сергей Сергеевич. Мы всегда хотели, чтобы нас любили, пусть даже и за деньги. И в этом наше коренное отличие от Руси царя Ивана Третьего — вот ему насрать на любовь всей Европы, Азии и остального мира, потому что за ним сила. А сила, как известно, в Правде. Он прав, потому и сильней. Вот как-то так.
— Предлагаете… — президент многозначительно недоговорил.
— Россия пока не в той весовой категории, Сергей Сергеевич, но образец для подражания у нас есть. Куда торопиться? Мы потихоньку спустимся с горы и поимеем всё стадо…
Происходящие в стране события почти никак не затронули спокойную и размеренную жизнь дома престарелых, расположенного на окраине забытого богом и людьми районного центра Саратовской области. Разве что исчез в неизвестном направлении директор дома господин Энвер Мелик-Пашаев, и его двоюродный брат, главный бухгалтер того же дома престарелых, господин Полад Мелик-Пашаев. Поговаривали, правда, что их можно поискать в мутных водах Волни, составив конкуренцию ракам, но кто же в наше время верит слухам?
А всё остальное осталось на своих местах, в том числе и меню, составленное с заботой о здоровье подопечных.
Егор Семёнович Кузьмин тоже заботился о своём здоровье, поэтому без остатка съел сваренную на воде пшённую кашу со следами маргарина и двумя кусочками ржаного хлеба, завив всё это слабым несладким чаем, и вышел в сад на утренний моцион. Садом здесь называли заросший жёлтой акацией и клёнами кусок двора с тремя полусгнившими лавочками и покосившейся беседкой. В беседке уже расположились доминошники, ожесточённо вбивающие в столешницу чёрные костяшки с белыми точками.
— Рыба!
Домино Егора Семёновича не интересовало. Да его вообще мало что интересовало, так как рак лёгких в последней стадии гарантировал откинутые коньки в ближайшие три-четыре месяца. Может быть, стадия и не совсем последняя, но врачи стыдливо отводили глаза и невнятно бормотали что-то о недостаточном финансировании при неблагоприятных прогнозах на операцию… Короче, денег очень хотели. Да Семёныч бы и дал денег, если бы они были. Но откуда? Простейшая операция на коммерческой основе в центре протонной хирургии в Димитрове стоит от трёх миллионов, да койко-место восемь тысяч в сутки… Это пенсия за ближайшие триста лет, если не больше.
