общем подсчете потопленных броненосцев и крейсеров, русский флот остался в выигрыше.
Если это не победа — то, что тогда триумфом называть⁈
И вот теперь он уже полный адмирал — третий «орел» на погонах «уместился». Пришел долгожданный императорский указ, который они сейчас и «обмывали» с начальником штаба. Да оно и правильно — у него два ордена святого Георгия, причем высокой 2-й и 3-й степени, да еще георгиевское оружие с бриллиантами — никто на Российском Императорском флоте таких наград не имеет, как и авторитета, за исключением погибшего в бою Фелькерзама. А у него в подчинении четыре вице-адмирала — а это неправильно, когда при таком числе один равный им в звании командует другими. Так что наместник награждений и продвижения для него добился — и теперь все зависит исключительно от собственных решений, благо великий князь Николай Николаевич спешно отбыл в Петербург, и вместо него остался будущий царь, хотя он старался даже в мыслях так не думать. Себе дороже может выйти, если во сне случайно проговоришься!
— Ваше высокопревосходительство! Пришли телеграммы из Шанхая!
Голос флаг-офицера, после предупредительного стука в дверь, неожиданно вошедшего в кабинет, прозвенел натянутой до разрыва струной:
— Западнее островов Такара прошлой ночью оказался торпедированным неизвестными миноносцами броненосец «Ринаун», который быстро опрокинулся и затонул со всей командой. Германский пароход спас и доставил в Циндао несколько японских матросов и отставного офицера Ройял Нэви!
Это не тот Безобразов, статс-секретарь, что возглавлял пресловутую «шайку». Должен был умереть в «год повествования», но вполне жив…
— Володя, ты ведь прекрасно понимаешь, что если племянник останется на троне, он погубит нас всех. Держава погрузится в революционный хаос, и лишь потом воспрянет. Но уже с другими правителями, нам чуждыми. Помнишь, как Пушкин припечатал, пока молодой был и дурной — «и на обломках самовластья напишут ваши имена».
— Да все пока молодые, умом не думали, за звонкой фразой гнались, чтобы так хлестко, наотмашь ее припечатать. Но мистики все эти поэты, не стоит отрицать очевидного, им свойственен определенный дар предвиденья. Тот же поручик Михайло Лермонтов написал вирши — «настанет год, России черный год, когда царей корона упадет»…
— И что здесь неверно? Ты про семнадцатый год припомни лучше — читал ведь адмиральскую тетрадку? Все ведь списочки с нее получили — сам корпел всю ночь пером, такое никому не доверишь.
— Постой, а ведь это действительно предсказание, — великий князь Владимир Александрович, командующий гвардией и столичным военным округом, вздрогнул, потер пальцем переносицу. И голос ощутимо осел, когда он заговорил после минутной паузы:
— А ведь он не хотел революции, раз черным годом для России назвал падение короны. Словно увидел те ужасы, что происходить будут…
— Почему словно? Он их видел, как и Фелькерзам, потому и испугался. Дар «кассандры» страшная штука. Демоническая…
— Постой, Николаша! Он и есть демон на самом деле, вспомни, что писал. А ты вспомни, в какой год он родился, и в каком убит будет. И припомни тетрадку — что случится ровно через сто лет? И через двести? Эпохальные события, ты не находишь? Сам ведь про то мне рассказывал!
Фельдмаршал мгновенно «спал с лица», со щек отхлынула кровь — вначале посерел, потом смертельно побледнел.
— Мировая война, а затем революцию — на восемь лет страну накрыло. Потом снова война, нашествие — и двадцать миллионов погибших. Через двести лет опять война, уже гораздо дольше, а там…
Побледнел теперь и сам Владимир Александрович, машинально перекрестился, его примеру тут же последовал Николай Николаевич. Взял графин с коньяком, щедро плеснул себе в бокал, так же налил двоюродному брату. Выпили торчком, по-гвардейски, в одно мгновение. Не закусывали, куда там — оба мрачные, как самая темная ночь. Переглянулись и закурили папиросы, пальцы заметно дрожали, когда чиркали спичками.
— Не нужно нам войны с немцами, не по зубам они нам. Победить не сможем, только себя погубим. Но и тевтонам нас одолеть, хотя кровушки пустят изрядно. А оно на хрен нужно!
Фельдмаршал забористо выругался, словно в манеже к великому сраму со смирной кобылы упал, потеряв стремена, под взорами многих собравшихся кавалерийских офицеров. Да и командующий гвардией, судя по гримасе, мысленно произносил слова, которыми не принято выражаться в приличном обществе к нарочитому румянцу почтенных дам и скромных барышень, прекрасно знающих подобные словесные обороты — а откуда тогда возьмется на прелестных щечках это самое смущение.
— Избежать ее можно только в одном случае — если сейчас сцепимся с англичанами, — твердо произнес фельдмаршал. — Лишимся флота — ну и хрен с этими корабликами, новые со временем построим, как после Крымской войны. Армии у них сильной никогда не было, и сейчас нет. Потому вреда нам в Маньчжурии не причинят большого. А коалиции серьезной им против нас не сбить — если Цыси взбрыкнет, я ей живо укорот сделаю, казачьи дивизии без дела томятся. Да и не дура она на английские посулы подаваться — будет ровно сидеть, и дожидаться, кто кого одолеет. Можно будет пообещать ей что-нибудь, кость бросить.
— Подумаем, — Владимир Александрович кхекнул, и принялся размышлять вслух, выпуская из ноздрей клубы дыма:
— Кайзер только рад будет — за его интересы ведь драка будет. Потому немцы сейчас наши заказы охотно принимают, корабли строят, паровые машины отправляют, их мастеровые наши корабли на Дальнем Востоке ремонтируют. Нет, никого в Европе под войну англичане не «подпишут», а турки вступят — так получат от нас крепко, у османов полный раздрай идет, в долгах как в шелках. Нет, сейчас ситуация как раз за нас. Недаром после инцидента у Доггер-банки, несмотря на газетный вой и прения в их парламенте, они не то чтобы воевать с нами, эскадру Рожественского пропустили дальше. И не мешали, нейтралитет блюдя. И сейчас пакостят исподтишка — «Ринаун» ведь японцам передали, а о том никого не оповестили. Так что жесткими нам надо быть — и так на уступки большие пошли. Надеюсь, Эссен со товарищи молчать будут о сем их «вояже»?
— Минные крейсера в Цинампо ушли, стоять будут долго. Там мы корейские полки формируем тайно — никого не подпускаем, сам понимаешь. На пароходах везде были иностранцы, они фрахтовали — Небогатов набрал всякого сброда, со всех стран, пусть ищут. «Орел» пошел в Петропавловск.
— Ты прав, Николаша — плевать нужно на
