накрыться щитом, и прямо сейчас его кресло напоминало огромный шар мутно-молочного цвета, который висел в воздухе.
Надо сказать, что охрана Императора не зевала и набросилась на Абсолюта со всех сторон. Но тут уже и я присоединился к веселью. За неимением Аквилы, я схватил секиру и шагнул сквозь Тень, встав рядом с Пушкиным, спиной к спине. Это была непростая битва, всё-таки здесь собрались лучшие Одарённые Драконов, и справиться с ними было сложно. Здесь тоже были Абсолюты. А убить Абсолюта, я вам скажу, совсем нелегко.
Вот только задач убивать у нас не было. Зачем проковыривать их многочисленные доспехи, пытаться воевать с ними на их территории, учитывая их подавляющее численное превосходство?
Я просто начал хватать их за шкирку и кидать в Тень. В зависимости от здоровенного, но не особо сильного палача-физика, местные Одарённые обладали множеством талантов. Пропасть в Тени они точно не могли, но вот чтобы выбраться оттуда, им придётся немного постараться.
Собственно, битва эта заключалась в том, что я метался от одного человека к другому, и при моём касании они исчезали, а Пушкин отбивал направленные на меня атаки. Но я не люблю хвастаться… А, к чёрту! Для моего теперешнего состояния я реально сражался, как бог! Надеюсь, камеры всё сняли, надо будет потом попросить запись для потомков. Доказательства, что их батя не поц.
Через десять секунд все более-менее сильные Одарённые барахтались глубоко в Тени, пытаясь выбраться оттуда, как человек, застрявший в болоте. Ну, а те, которые послабее, умерли или разбежались. Да, такие тоже были.
Я оглянулся и понял, что прямо сейчас нам ничего не грозит. Вот только Шнырька показывал тех, кто бежали сюда. Я примерно прикинул время, когда настанет жопа.
— У нас есть примерно полминуты.
— Спасибо, Саша, я знаю, — кивнул Абсолют и сделал шаг вперёд, повернувшись в сторону камер, которые всё ещё осторожно снимали нас издалека.
— Ваш Император-Дракон вам врёт, — голос Абсолюта, искусственно усиленный, разнёсся над площадью. — В первую очередь в том, что он Дракон. В нём больше нет этой могучей сущности. Он просто жирная пустышка, которая задурила вам голову!
Пушкин ткнул пальцем в сторону пузыря.
— Добавлю, трусливая пустышка, которая спряталась от честного боя. Вы будете подчиняться этому ничтожеству или решите взять судьбу в свои руки?
— Вообще-то вряд ли ты их сподвигнешь к миру, — хмыкнул я тихо, не сдержавшись. Этот конкретный Дракон себя скомпрометировал. Но я понимал, что так просто войну не закончат. А с другой стороны, чего это я? Надо просто наслаждаться моментом.
А Пушкин, тем временем, продолжал.
— Я посвятил свою жизнь борьбе с тварями и защитой человечества. Но сегодня мне пришлось убивать это самое человечество, которое я поклялся защищать! — неожиданно проревел Пушкин. — И в этом я виню вас и вашего Императора. Возьмите себя в руки и прекратите войну, иначе вы пожалеете… Все пожалеете!
Я аж проникся, и у меня по спине мурашки пробежали, а Сергеич оказывается действительно может злиться. Ого-го… оратор оказался! Действительно, зажёг.
— Ну всё, пора, — положил я руку ему на плечо.
— Ещё нет, — покачал головой он и схватился руками за шар.
Тут уже даже у меня глаза на лоб полезли. Сейчас Александру Сергеевичу ещё должно быть больно. Очень больно. Эта мешанина из щитовой магии не просто не пропускала вредного воздействия внутрь, но она должна была уничтожить нападавшего. Прямо сейчас доспех Пушкина корёжило, но он не сдавался. Он просто подкинул пузырь в воздух, и на возвратном движении пнул ногой этот шар, как обычный футбольный мяч, который полетел по пологой траектории через площадь.
Я хмыкнул, поняв его задумку. И мгновенно призванные мной два муравья разрушили верхнюю кирпичную надстройку. В месте падения шара остались, облегчив ему работу, только толстые доски с несколькими дырками, а шар их с лёгкостью проломил, упав в натуральный уличный сортир, доверху заполненный говном.
— Вот теперь пора, — сказал Пушкин, и в первый раз за сегодня счастливо улыбнулся.
Я схватил его за руку и скользнул в Тень, будучи поводырём. Через некоторое время мы оказались рядом с моей доблестной компанией. Четыре с половиной Паладина сидели на большой куче добра.
— Ну ни хрена себе! — офигел я. — Вы что, всю сокровищницу вынесли?
— Почему, всю? Только самое ценное, — удивился Самохвалов.
— Меч-то нашли? — спросил я.
— Ага! — кивнул он и, улыбающийся Астапов продемонстрировал мне восьмой родовой меч Рода Галактионовых — «Серпент». Он возвращается в семью. Снова.
А еще я заметил лукавый взгляд медоеда. Подумал, что с ним тоже надо поговорить.
Всё было хорошо, надо было возвращаться. Вот только ещё один момент.
— Подожди, я не понял. А нахера тебе ночной горшок? — увидел я странный предмет.
Самохвалов слегка смутился, но совсем ненамного.
— У вас же еще один ребенок скоро родится. Слышал, Екатерина всё равно купить просила. А тут Вася говорит, что это фарфор династии Сунь-Хунь. Он шарит. И ему до хрена лет.
— Ага, а ещё он стоит, как половина Иркутска! — хмыкнул Астапов.
— Это должен был быть сюрприз, командир, — подал голос немного смущенный Олег Горохов. — Ну, как ты думаешь, Екатерина оценит?
Я не выдержал и заржал. Всё-таки у меня лучшие Паладины в этом мире. Пусть они единственные Паладины в этом мире. Но всё равно лучшие.
Стырить самый древний горшок в Мире для любимого командира? Говно вопрос!
Где-то в Многомерной Вселенной
Морфей восседал на троне в своем невообразимо красивом дворце среди слуг, и вкушал экзотические плоды деревьев, которые можно было найти только здесь. А где это было — «здесь»? Сложный вопрос, который многих его разыскивающих ставил в тупик. Ведь это пространство самого Морфея, где он был правителем, судьей и богом в одном лице.
Этот мир и дворец не существовал в реальном пространстве, и это было главной проблемой Морфея — Царя и Бога снов. Того, кто может ломать и строить сознания любых разумных ничтожеств.
Сколько бы миров не были захвачены им лично, но это количество все равно слишком мало, чтобы достичь своей истинной цели.
А она, конечно, у него, была. Он хотел свободы! Настоящей, а не мнимой, которая у него сейчас. Его способности являются одними из сильнейших во Вселенной, как он думал. Но, в то же самое
