них забыв. Хотя раньше он часто играл с племянницей и заходил к племяннику.
— Дай угадаю. — Я грустно вздохнул на этом моменте. — Это началось после того чертового турнира?
— Да. После его признания той северной дикарки Королевой любви и красоты.
— А я говорил вам с Дораном что не надо было соглашаться на этот брак. — Завел я в очередной раз свою старую шарманку, продолжив в очередной раз капать на мозги принцу Дорна. — Сколько раз я вам говорил не связываться с этой долбанутой семейкой? А-а? Сколько раз говорил, что этот брак неравный? Что больше выигрывает королевская семья, а не ваша.
— Много, много раз. — Устало протянул Оберин, уже давно признавая правоту моих слов. Но сегодня особенный день — пора на него вывалить несколько недавно узнанных фактов.
— И повторю еще раз. Ты в курсе что Элия теперь так слаба, что рождение еще одного ребенка ее гарантированно убьёт? — От моих слов дорниец аж на месте подскочил, резко развернувшись ко мне и схватив за грудки.
— Откуда? — Его голос в этот момент напоминал шипение рассерженной змеи, а не человеческий.
— Неделю назад узнал от Теи. — Ответил я, отцепляя от себя ошеломленного принца и, сняв с пояса небольшую фляжку, залил ему в рот тридцать грамм сорокаградусного виски, сделанных в винокурнях Осгилиата. Можно сказать, что Красный змей был одним из первых, кто его попробовал — только недавно вызрели первые бочки. — Она подслушала разговор принца и Пицеля. Ты же знаешь, что после рождения дочери Элия была прикована к постели полгода. А когда она рожала Эйгона, то чуть не умерла. В итоге Верховный мейстер сказал Рейгару, что еще одни роды она и зачатый ребенок не переживет.
Оберин от такой новости (да и хорошей дозы крепкого спиртного) сломанной куклой осел в кресле. Естественно ни он, ни Доран об этом не знали. Эта новость была известна только узкому кругу лиц среди королевского двора и ее старались держать в тайне. Конечно, шила в мешке не утаишь и когда-нибудь эта новость стала бы достоянием аристократии, но сейчас, в смутные времена приближающейся бури, она была очень важна.
Ведь теперь было известно, что если с принцем Эйгоном что-то случиться или, не дай Боги, он переймет черты своего деда, то… В лучшем случае брак расторгнут, отправив Элию домой и женив Рейгара на другой дворянке, поимев с Дорна все что хотели в эти смутные времена, а в худшем девушка просто умрет в безнадежных родах, оставив после себя два холодных трупа и радующегося овдовевшего принца-дракона. В обоих случаях Мартеллы и весь Дорн ничего не получат, а лишь лишаться сил и людей в чужих разборках.
Конечно у всех этих вариантов есть одно большое НО. Если принц Эйгон окажется здравомыслящим и здоровым юношей, то ничего страшного не произойдет. Но надо быть реалистами — в этом серпентарии, под названием Красный замок, где прихлебатели короля борются с фракцией принца, где вместо любящего отца и деда по коридорам ходит безумец, обожающий сжигать людей заживо, и еще один безумец, но со своими непонятными мотивами, а за стенами находятся пять недружелюбных королевств, шансы выжить у мальчика стремятся к абсолютному нолю. Тут скорее вопрос времени, когда в колыбели Твердыни Мейгора найдут маленький сереброволосый трупик.
Это понимал я, это прямо сейчас понимал Оберин, в шоке положивший голову на руки, и это должен был понимать Доран, получивший от меня ворона несколько дней назад.
— Все настолько плохо? — Наконец спросил дорнийский принц, откинувшись на кресле и устремив свой взгляд за горизонт.
— Ты даже не представляешь насколько. — Меланхолично ответил я, наблюдая как во дворе Лайон машет маленьким деревянным мечом, под завистливым взглядом своей сестры, ручки которой были еще слишком маленькими и слабенькими, чтобы хотя бы деревянный ножик держать. — Мы же еще не обсуждали выходки нашего «всеми любимого» короля.
Матерную тираду я привычно пропустил мимо ушей, хотя должен заметить, что каждый раз Оберин придумывал или находил что-то новое и до этого мной не слышимое, прислушавшись лишь на последнем вопросе:
— Что он опять натворил?
— Он сжег человека, отвечавшего за закупки еды для Красного замка, в диком огне. — Лицо дорнийца немного вытянулось, и в его глазах легко читался лишь один вопрос «За что?». — В его покоях были найдены несколько склянок яда и, по словам мастера над шептунами, он хотел отравить всю королевскую семью. Его сожгли без суда и следствия.
— Он совсем с катушек слетел? — Возмущенно проговорил Оберин прекрасно зная, что большинство «ядов» используются как лекарство и за их хранение даже штрафа не будет.
— Толи еще будет. — Сказал я, ухмыльнувшись. — Ты же помнишь Северный альянс?
— Союз домов Талли, Старков, Арренов и Баратеонов?
— Да. Мои торговые партнеры(все же с Болтоном приятно иметь дело — за лишнее золото он легко согласился передавать мне некоторую информацию) донесли, что они почти созрели. Сразу после выхода замуж Лианны Старк на Роберте Баратеоне и Кейтилин Талли на Брандоне Старке они сделают свой ход.
— Какой? — Недоуменно спросил Оберин, даже отложив бокал с вином на приставной столик.
— Ни для кого не секрет что для северян, главных в этом альянсе, самым большим унижением за последнюю тысячу лет был поступок их последнего короля — Торрхена Коленоприклонного. По слухам, ходящим среди лордов Севера он, в союзе с Долиной Аррен, Речными и Штормовыми землями, планирует выставить ультиматум королю. О независимости Севера и предоставлении другим трем королевствам таких же привилегий, как у Дорна. — Вывалил я на второго принца очередной ошеломительный факт. — Северу нужна независимость, иначе через несколько веков он просто вымрет.
— О чем ты, Фел?
— Оберин, ты знал, что три века назад, еще до прихода Завоевателя, королевство Севера было в несколько раз гуще населено и богаче? — Спросил я, видя что виски подействовал и дорниец стал мягче реагировать на такие новости. Главное не дать ему сегодня еще пить. — После объединения и открытия границ между королевствами
