заметно кивнул.
— Хорошо… Тогда начинай.
Мужчина неуверенно кивнул, вышел вперёд и посмотрел на Мисурагири, лежавшую на земле. Сперва он был растерян, но вот, постепенно, в его глазах разгорелся былой гнев. Он приблизился и стукнул девушку в живот.
Её перекосило.
Затем он ударил ещё раз, и ещё раз. Он начал колошматить девушку, осыпая её синяками, и с каждой секундой этого процесса ярость в его глазах превращалась в безумную радостью и восторг. Тяжкие, звонкие вздохи девушки и звук ударов ботинка о её нежное тело вызывали в нём сладостную дрожь.
Мне было неприятно на это смотреть, но кому-то действо по всей видимости пришлось по вкусу.
— Я тоже… Тоже хочу, — вырвался вперёд мужчина тридцати лет, с волосами, завязанными в хвостик.
— Мисурагири убили моих друзей! Я тоже хочу отомстить.
— Валяй, — спокойно сказала девочка, всё это время непоколебимо наблюдавшая за избиением своими чёрными глазами. В это самое время первый палач взял перерыв, чтобы отдышаться. Не так и просто размахивать ногой пару минут подряд. Его дыхание было почти настолько же неровным, как и у самой, избитой и кровавой девушки на земле, — только её вздохи ко всему прочему то и дело прерывались хриплым свистом.
Второй палач приблизился к ней, немного подумал, схватил девушку за волосы и стал таскать её безвольную по грубому бетону. Затем он немного подумал и плюнул прямо на её разбитое лицо.
Меж тем первый мужчина глубоко вдохнул и вытянул руку, в которой у него появился сверкающий кинжал. Мужчина пошёл на Мисурагири — второй парень сразу же отпрянул. На полпути первый остановился и неуверенно посмотрел на девочку в чёрном:
— Можно я… Нос отрежу?
— …Нос, уши, губы, язык… Главное не убей.
Мужчина кивнул, и снова у него засияли глаза.
Сама Мисурагири всё это время лежала совершенно безвольная, словно кукла. Первое время она ещё пыталась руками заграждаться от ударов, но потом она уже не могла ими пошевелить. Её лицо было разбитым, и на нём блестели какие-то прозрачные капельки.
Я присмотрелся и понял, что это были слёзы.
И когда я это понял, я убедился в правоте своего решения… И бросился вперёд. Мужчина уже заносил кинжал, когда я взмахом катаны выбил оружие у него из рук, а затем отогнал, испуганного, сверкающим лезвием. Я заградил Мисурагири, выставил свою канату вперёд: на него, на девочку, вообще на всю толпу и сказал:
— Нельзя пытать людей.
— …
— Им от этого больно.
…
..
.
74. Актёр?
Займёт некоторое время объяснить, чем именно я руководствовался, когда совершил свой с первого взгляда безумный поступок.
А то сейчас я просто как на шипах…
Дело в том, что с самого момента, как мы с Мураками начали наш налёт на штаб-квартиру Мисурагири, всё шло подозрительно хорошо. Какая-то безумная череда везения — как бы мне не пришлось расплачиваться за неё в следующей жизни.
Сперва я (вернее мы) победили в словесной баталии, а затем оказалось, что у нас на руках уже было Сердце. И это при том, что мы могли заработать ещё больше, сработай план блондина — шантажировать Мисурагири… Казалось бы, успех, но даже при таком благоприятном развитии событий мне всё равно было очень далеко до того, чтобы я мог выплатить мой долг в 500Б.
Нужно было что-то делать, чтобы с этим справиться.
Менять подход.
И вот… В какой-то момент, наблюдая, как два бугая избивают несовершеннолетнюю девочку и грозятся отрубить ей нос, я вдруг понял… А ведь так нельзя. Нельзя не потому что во мне проснулась совесть, — хотя не без этого — но просто потому что это гребаный бред, чтобы герой — настоящий, выдуманный герой, просто стоял и смотрел на такое.
Герой никогда не будет шантажировать, в конце концов.
И когда я это понял, я решил… Рискнуть.
Ведь чего от меня на самом деле требует журнал? Выполнения каких-то там заданий? Нет. Чтобы я вёл себя как настоящий герой, отыргрывал роль.
…А настоящий герой всегда поступает как всамделишный долб*ёб.
По крайне мере я точно выглядел таковым. Ну или психом. Я стоял совершенно один, перед группой почти в сорок человек, каждый из которых был чертовски опасен.
Сперва они ничего не понимали.
Разумеется, я совершил какую-то безумную глупость. Нужно время, чтобы уместит такое в голове. Затем первым в себя пришёл блондин. Он по-детски улыбнулся и сказал:
— Ох, вот этот неожиданный поворот…
И сразу люди загудели. Мужчина в капюшоне снова взялся за свой меч, — или он вообще его не отпускал, я не обратил внимания, — многие напряглись. Девочка в чёрном платье опалила меня своим самым яростным доселе взглядом:
— Опять ты…
И сразу она пошла на меня. Я уже приготовился бежать, но тут снова подоспел блондин. Он выбежал вперёд, как бы заграждая девочке дорогу, и сказал:
— Не будем торопиться. Давайте сперва просто поговорим.
— … — девочка встала на месте.
— Пожалуйста, — добавил блондин.
Она хмыкнула, отвела от меня, наконец, свой яростный взгляд и сказала:
— Быстро.
— Постараемся… В таком случае… Вас что-то не устраивает, офицер? — спросил меня блондин.
— …Да, — ответил я натужно спокойным голосом.
— И это?..
— Нельзя пытать людей. Это плохо.
Может мне следовало это прокричать? Чтобы вышло совсем по-геройски. Ай, ладно. Раз уж начал, буду и дальше говорить: Спокойно и уверено. Девочка прыснула. Я услышал шорох за спиной, — видно это смотрела Мисурагири, но оборачиваться и проверять было сейчас слишком опасно.
— Вот как, — блондин кивнул, погладил подбородок и сказал:
— В таком случае если мы больше не будем трогать Мисурагири, вы уйдете?
— Эй! — теперь девочка яростно посмотрела на блондина. Тот покачал головой и заговорил:
— Ты ведь сама говорила: пока у тебя есть эти часики, ты можешь убить её, когда захочешь. Разве этого недостаточно? А мучать её можно будет и потом… Чтобы и первое и второе блюдо подавались вместе, — прибавил он.
Девочка опустила голову. Потом ещё раз посмотрела на меня… Вернее на Мисурагири у меня за спиной.
— …Ладно, — сказал ребёнок.
— Отлично! — улыбнулся блондин.
— Ну что? Никто не будет её больше пытать. Мы просто используем её для обмена, вот и всё. Договорились? — и снова он обернулся ко мне.
Я вздохнул.
И дал единственный возможный ответ:
— Нет.
2.
— Нет, — дал я единственный возможный ответ. И снова первой его прокомментировала девочка в чёрном платье:
— Совсем ох*рела, тварь? — спросила она, смотря на меня своими большими чёрными глазами. Все остальные люди загудели. Раньше все они держались в стороне от наших переговоров, но здесб видимо я уже перешёл границу крайней наглости:
— Он что, совсем страх потерял?
— Эй, ты это, совсем
