хочешь выходить замуж, прячешься неизвестно где целый день!
– А вы сами, отец, вышли бы замуж за старого, прости Аллах, пердуна?
– Не говори так! – взъярился султан, подпрыгнув на месте и замахав руками. – Он никакой не этот самый, а очень уважаемый и богатый человек!
– И что с того? Он страшный, как… как шайтан, вот! – принцесса сложила руки на груди и отвернулась. – И старый притом.
– Но тебе же не плов из него готовить!
– А вдруг?
– Как так?
– А вот так!
– Знаешь что, дочь наша! – Султан тяжело дышал от охватившего его гнева. – Или ты выйдешь за этого пер… О Аллах! За Мансура, или ты вообще не выйдешь из своей комнаты. Ни-ког-да!
– И не выйду! Не больно-то и хотелось. – Принцесса презрительно фыркнула и отвернула лицо, взмахнув косичками. – Я и так почти никуда не выхожу.
– Ах, так?!
– Да, так! Не пойду я за него. Не пойду, и все тут! Я лучше утоплюсь в фонтане.
– Ну знаешь… – Султан порывисто развернулся, стремительно вышел из комнаты и хлопнул дверью так, что фонтан испуганно втянул струи, а с потолка кое-где отвалилась лепнина – спорить со строптивой девчонкой у него не было ни сил, ни желания. – Перекройте фонтан в покоях моей дочери, – гневно бросил султан главному визирю, ожидавшему его у дверей.
– Слушаюсь, о великий султан, – низко склонился визирь, приложил ладонь к груди и сделал знак черному слуге. Тот кинулся, сверкая пятками, исполнять приказание.
– И позови ко мне старого пускателя ветров!
– Кого, о сиятельный султан? – вытаращился на султана визирь, натянув на лицо маску непонимания.
– О всевышний! Мансура аль-Васика, кого же еще!
Мансур аль-Васик был худ, кривоног, в бедрах шире, нежели в плечах, плешив и вдобавок косил на один глаз. Любому было ясно, что подобная образина никак не вписывалась в образ мужа луноликой принцессы, но у него имелось и одно неоспоримое достоинство, даже два: первое – Мансур был сказочно богат, что перевешивало множество возражений против его кандидатуры жениха; второе – преклонный возраст. Ну сколько он еще протянет? Год, два, а может, пять? И после Будур останется единственной наследницей всех его несметных богатств, а уж тогда можно будет подобрать ей более достойную партию. Так размышлял султан, восседая на троне в ожидании аль-Васика. Но все могло пойти прахом из-за строптивости вконец отбившейся от рук девчонки, не понимающей собственной выгоды.
– Вы звали меня, о солнцеподобный?
Султан отвлекся от тяжких дум и обратил свой взор на стоящего у трона Мансура. И невольно вздрогнул, ибо без содрогания смотреть на подобное кошмарное создание было просто невозможно – а ну как во сне такое привидится!
Султан суеверно скрестил за спиной пальцы правой руки и попытался придать лицу доброжелательное выражение, но выходило из рук вон плохо.
– Да-да, дорогой Мансур! Мы очень рады тебя видеть. Очень! – на всякий случай добавил султан – вдруг гость не поверит в искренность его слов.
– Хорошие вести насчет свадьбы?
– Видите ли, почтенный Мансур, – замялся султан и поерзал на троне, – вышла одна проблема. Совсем небольшая, но, нам кажется, мы устраним ее в ближайшее время.
– Ваша дочь, насколько я понимаю, не желает этой свадьбы, – нахмурился проницательный аль-Васик.
– Увы! – развел руками султан. – Она своенравна и спесива.
– Но вы обещали, о великий султан! – кустистые брови на безобразном лице выгнулись дугами.
– Обещали, – сник тот, нервно побарабанив пальцами по мягкому пуфику. – Но она ни в какую не желает выходить замуж!
– Что стоят желания спесивых девиц по сравнению с волей величайшего из султанов, – льстиво заметил Мансур, склонив голову и кося глазами исподлобья.
– Все так, но мы обещали ее матери перед самой ее кончиной…
– Э-э, – только и отмахнулся аль-Васик. – Все это пустое, мой повелитель! Женщины не вольны решать подобные вопросы. Ведь мы, мужчины…
– Что ты болтаешь, о несчастный! Это не женщина! – выкрикнул султан, подаваясь вперед.
– Я не совсем понял, о сиятельный султан, – осторожно уточнил аль-Васик. – Мне показалось, вы говорили о матери принцессы. А разве она не женщина?
– Нет!
– Да простит мою глупость великий султан, – глаза у Мансура от удивления начали косить еще больше, – но кто же она в таком случае? Неужели?..
– Что ты мелешь, о презренный! – вышел из себя султан. – Она не женщина – она наша любимая жена!
– А… О!.. Прошу прощения, – низко поклонился Мансур. – Тогда конечно. Но что же мне делать в таком случае?
– Ждать! – отрезал султан.
– Смею ли я уточнить, сколько именно?
– Столько, сколько понадобится. Мы приложим все усилия, дабы устранить препятствия к вашему браку.
– Да простит меня великий султан, но я стар, и пусть я рассчитываю, если на то будет воля Аллаха, прожить еще лет двадцать…
– Ско-олько? – задохнулся султан, привставая с трона. Лицо его исказила гримаса негодования. – Ты сказал, двадцать лет?
– Д-да, – быстро закивал Мансур, не понимая, чем он мог так раздосадовать своего будущего тестя.
– Ты же уверял нас, будто неизлечимо болен? – Султан выпрямился и, заложив руки за спину, спустился на одну ступеньку.
– О, пустяки! – махнул рукой Мансур. – Болезнь моя оказалась всего лишь временным недомоганием.
– Временным недомоганием? – Султан спустился еще на одну ступеньку. Мансур отступил и сгорбился, выдавив на лицо льстивую улыбку.
– Мне так показалось, о мой повелитель. Но, слава всевышнему, все уже прошло.
– Прошло? Да как ты посмел, о негодный, солгать нам?! Нам, султану!
– Я не понимаю… – Аль-Васик сцепил пальцы рук и принялся разминать их. – Нет! Я, кажется, понял!
– Что ты понял, о презренный лгун?
Султан ступил на пол и начал надвигаться на перепуганного Мансура, хотя тот и старался выглядеть неустрашимым пред гневом великого султана.
– Я все понял! – дрожащий палец Мансура уперся в сторону повелителя правоверных. – Вы хотели выдать за меня свою дочь, а потом присвоить мои богатства, когда я предстану пред Аллахом!
– Что ты несешь, дурак?! – Лицо султана налилось кровью от негодования, охватившего его. – Да как у тебя только поганый язык повернулся сказать такое нам! – Султан ткнул себя кулаками в грудь.
– Но это правда! – Аль-Васик рванулся вперед, выпячивая грудь, но стража вцепилась в него и оттащила за халат на середину залы. – Верните мои дары! Я отказываюсь от свадьбы!
– Ах ты, прохвост! – негодующе затопал ногами султан. – Сначала ты оскорбляешь нас, возводишь хулу на нашу несравненную дочь и обожаемую жену – да смилостивится над ней Аллах! – а потом еще требуешь, чтобы я вернул тебе твои вшивые два сундука с золотом и драгоценными камнями, которыми ты по собственной воле одарил нас?
– Но ведь свадьбы не будет! – никак не сдавался Мансур, вырываясь из
