шлема толстячка-барона. Мне уже однажды повезло провести подобный же удар, разрубив повдоль чувака из свиты Грюнберга Дженкуиром, но тогда по крайней мере лезвие остановилось где-то в спине лошади. Сейчас оно не остановилось.
— Ну и зачем ты так? — попрекнул меня Люцифер вместо похвалы. — На бароне были самые дорогие доспехи, а теперь их дорого не продать. Как и бард его кобылы.
«Хорошо умничать в кустах стоя», — сердито подумал я, но в душе признал критику справедливой, и дальше бил воинов мечом только плашмя и глушил топором — тоже плашмя. Леший с воем прыгнул из кустов на последнюю в обозе телегу и схватил оказавшегося к нему спиной возницу за горло. Напуганная лошадь рванулась вбок, в обход телеги впереди, но не сумела обрулить ее из-за узости проезда. Торн и другой бывший со мной волколатник убедились, что мимо меня никто не сбежит, и вообще в арьергарде скоро никого на ногах не останется, и напали на двух оставшихся возниц. А помогать мне показалось им не только напрасным, но и опасным. Как бы самим случайно не попасть под удары. И правильно.
Перед упавшей елкой шла отчаянная схватка. Перевес был на стороне Палаша и тройки броневолков, однако незначительный. Жюстина больше не могла использовать мощные заклы без риска угробить своих вместе с чужими. Люцифер в эту дикую свалку влезть даже не попытался, но убил одного пешего воина, метнувшегося в заросли точно на него. Торн, напротив, прыгнул в самое месиво прямо с телеги! Его собрат и леший все еще разбирались с возницами. Я им помог двумя аккуратными ударами топора по шлемам врагов, и протиснул костомеха мимо обоза к елке. Вдруг надо там еще кому по кумполу навернуть?
Однако там было не надо. Уцелевшие воины барона бросились наутек. Палаш, волколатники и леший мгновенно их настигли и прикончили.
Кроме упряжных лошадей противника уцелело еще три. Я посмотрел на небо — дождя не предвиделось — и снял тенты с двух повозок. Один порезал на вьюки, для трофейных лат и оружия, второй оставил целым — под тела воинов. Пока Жюстина, пацаны и Палаш раздоспешивали трупы и паковали добычу, перетащил на костомехе в лагерь туши убитых коней, волколатникам на еду. Да и остальным: нормальное мясо, чего им брезговать. Потом я поднял елку, поставил ее на прежнее место, закрепил на растяжках и забросал корни землей. Полил дерево растворенными в воде какашками Люцифера из заранее приготовленной бадьи. Когда закончил, обоз уже подготовили в дорогу.
Палаш сел на первую телегу. Мыку и Живчику он поручил управлять второй и третьей. Лошади с вьюками пошли за каждой из телег на длинных привязях. Костомех ухватил узел с трупами и легко забросил за спину. Жюстина с лешим и волколатниками осталась приводить в порядок проезд под мудрым руководством Люцифера, уничтожая следы схватки. После чего должна дожидаться нас в лагере, латая раненых броневолков. Палаш тоже был ранен, но собирался самостоятельно отлечиться эликами по дороге.
Остановились мы лишь однажды — утопить трупы барона и его команды в ближайшей речке. Через четыре часа добрались до «Сухой гавани», приобретшей почти что прежний, благоустроенный вид. Только все строения сияли новизной, вокруг засеки протянулся глубокий ров, а на месте бывшего прохода с двумя башнями плотники мастырили одну, большую, с настоящим, блин, подъемным мостом. И уже укладывали последние венцы из толстых дубовых бревен.
— Ну ты и развернулся! — сказал я Меченому.
— А что? — пожал плечами он. — Укрепляться так укрепляться. Погоди, я еще на ее месте каменную построю.
— Тогда уж сразу замок строй. Присвоим тебе титул графа Гинкмарского. Или сразу герцога — мы не жадные. После чего тебе останется только выразить неповиновение Бальдуру и провозгласить себя королем. Придворные книжники — будь спокоен! — немедля раскопают в твоей родословной венценосных предков и докажут право на престол. А не справятся — прикажи отрубить им головы. Тогда другие точно сделают что требуется, и очень быстро.
— А не лучше ли первым пощедрее заплатить?
— Ну, можно и так. Однако заметь себе: головы рубить дешевле. И полезнее для монаршего имиджа.
Сдав добычу, мы вернулись обратно и стали поджидать очередной отряд с юга. Регулярно поливаемая елка чувствовала себя хорошо, и я не сомневался, что она нам еще послужит. А потом пусть так и стоит на растяжках: глядишь, и выживет.
Следующей нашей жертвой стал еще один барон — на сей раз худой и высокий. Потом еще один — боевой коротышка гномьего сложения. Потом по березняку хотела проехать небольшая компания рыцарей с оруженосцами и четырьмя телегами. После налета на них елка приобрела совершенно непрезентабельный вид со всех сторон из-за множества сломанных при падениях веток, и мы оставили ее в покое, переместив засаду чуть ближе к южному горлу проезда.
Жюстина поднялась до тридцать девятого уровня, а я — до сорок четвертого. Весточка никуда не поднялась, по-прежнему оставаясь на своем вечном третьем, зато перезнакомилась со всеми местными птичками. Кузнец сделал костомеху доспехи, отковал щит. В придачу к мечу и топору изготовил в содружестве со столярами арбалет. Осталось дождаться взятия Жюстиной сорокового уровня, чтоб она смогла доработать магией костомехову броню и оружие, и она его взяла. Заодно поразив меня заявлением, что бросает пить.
— По крайней мере попробую бросить, — сказала она, заметив мое нескрываемое недоверие. — И это надо отметить.
— Нажравшись как следует? — предположил я.
— Нет! Кончай меня подкалывать, а то на обряд курения талмифоры не приглашу.
— Что такое талмифора?
— Трава с магическими свойствами. Ее называют еще шаманской травой, знахарской, ведьминой. Она используется для призывания бесплотных, помогает общению с ними. Также имеет множество других полезных качеств. Ну и облегчает отказ от алкоголя, когда магу приходит пора от него отказаться.
После озвучивания таких характеристик я ждал вечера с легким нетерпением, но и скептицизмом. Знаем мы эти шаманские табачки для болтовни с духами, наслышаны. Еще по жизни в своем мире. Наверняка талмифора не что иное, как здешний аналог анаши. Первая же затяжка из раскуренной Жюстиной трубки с длинным мундштуком мою догадку подтвердила. Сущая анаша, только с каким-то сильным посторонним привкусом. А трубка напоминала индейскую трубку мира. Вскоре мне захорошело так, что лагерь показался раем. Скептицизм улетучился без следа, я даже забыл, что это такое. Жюстина тоже забалдела, а когда мы разучили с ней песенку про зайцев, слегка измененную мной в соответствии с обстановкой, стало совсем здорово. Стемнело, на небо высыпали звезды, выплыл
