А ведь ему хочется оказаться сейчас там, на аэродроме под Керчью. Черт бы побрал этих волокитчиков из ГУ ВВС! В чем проблема выписать наряд на новый самолет?! Хотя их понять можно, сыну Сталина, какую попало машину не всучишь. Случись что и фронт покажется курортом. Вася покачал головой. Как же легче быть простым летчиком.
Взгляд зацепился за осколки сервиза. Намусорил! Ничего, домработница уберет. Только вот ноги сами понесли в гардеробную. Здесь, вроде, где-то должен быть веник. Да где же он?! Ничего не найдешь! Бардак! Ну?! Ага! Вот он! И швабра, и ведро! А спрятала-то! Квочка! Василий понимал, что ругается на прислугу совершенно зря, что как раз у нее-то все в идеальном порядке. Это он за два года жизни в квартире впервые обеспокоился тем, кто и как здесь убирает. Опять накатило раздражение. Да что это с ним сегодня такое?! Ведет себя как истеричка! Он взял веник, металлический самодельны совок на длинной ручке и, вернувшись в гостиную, стал заметать осколки. Жалко. Красивый был сервиз. Ручная работа. Это получается кто-то творил, лепил тончайшие чашечки, филигранно скручивал завитые ручки, потом расписывал, щуря подслеповатыми глаза, а он вот так взял и смахнул рукой на пол чей-то труд? А что он сам создал в этой жизни? Ничего! Только развлекался! Хорошо хоть на фронт попал! А то, вообще, смотреть людям в глаза стыдно было бы! Или нет? Не стыдился же он инспекторской должности. Он и в действующую-то просился, чтоб вырваться из-под опеки отца, да и себя проверить хотелось. Проверил. Печально все оказалось. А ведь считал себя отличным летчиком и командиром. Самомнение под самый потолок. Осколки звонко высыпались в металлическое ведро. Василий унес веник и совок на место, не поленившись накрыть их тряпочкой, как было. Разрывая тишину, раздалась резкая трель телефона:
— Квартира товарища Сталина, — ответил он шуткой как когда-то давно, до войны.
— Товарищ Сталин. Тут Фрунзе, — в тон ему ответил Тимур.
— Здравствуйте, товарищ Фрунзе, — Василий старался голосом подражать отцу.
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
Вася не выдержал первый и рассмеялся.
— Тимка, ты где? Когда тебя ждать? Распрощался с подружками своими?
— Они не подружки, боевые товарищи скорей, — не поддержал фривольность Тимур, — я тут, что звоню. Не смогу я к тебе подъехать, Вась.
— Что так?
— В полк вызывают. Объявили повышенную боеготовность.
— Ясно, — в голосе Василия послышалось сожаление, — ну тогда потом как-нибудь. И Тимка…
— А?
— Я все равно попробую отца за тебя попросить.
— Спасибо, Вась, — в трубке было слышно, как Тимура кто-то позвал, — Все, я побежал. Увидимся! — послышались короткие гудки отбоя. Эх, жалко! С кем-кем, а с Тимкой он бы посидел. Это не эти пустышки, что тут когда-то крутились. Василий положил трубку на рычажки, но задержав руку, тут же снова ее поднял, решительно набрав номер.
— Слушаю! — раздался знакомый с детства негромкий голос.
— Отец, здравствуй! Это Василий.
— Ты почему не на фронте? — ага, можно подумать не знает. А хотя может и не знает. Все как-то быстро закрутилось. Днем его сбили, а уже ночью он летел в Москву. Наверное, не успели еще должить.
— За самолетом прибыл. В ГУ ВВС уже был. Вот тебе решил позвонить.
— За самолетом? — ну точно еще не доложили, — А что с твоим?
— Сбили. На том конце провода повисла тишина. — Алло, отец?! — Василий подул в трубку, проверяя связь. Хотя именно на этой линии неполадки были практически исключены.
— Вот как? — наконец отозвался отец — А мне зачем звонишь? — вопрос прозвучал с сильным акцентом. Ни здравствуй, ни как дела. Только зачем позвонил. В этом был он весь. Одним словом Сталин.
— Просто. С фронта приехал. Думал увидеться, — Василий покраснел, как когда-то в детстве, отчитываясь за школьные шалости. Глупо конечно, у отца дел невпроворот, вся страна на нем, но и не позвонить он не мог. Опять тишина и голос отца:
— Ты где сейчас?
— У себя. На Набережной.
— Сам дойдешь или машину прислать?
— Сам, — с души словно упал камень.
— Жду, — и связь оборвалась. Василий положил трубку, наткнувшись глазами на так и не выпитую рюмку. Ай, умерла, так умерла! Взял рюмку и, быстрым шагом зайдя на кухню, опрокинул содержимое в раковину.
К отцу пошел не через приемную, а через кабинет Власика. Это тоже был своеобразный ритуал. Все-таки он вырос можно сказать на глазах у Николая Сидоровича, под его чуткой опекой. Да и покрывал он их с друзьями-товарищами перед отцом частенько. Правда, и получать от него же доводилось. А он шкет еще огрызался и обижался! Да натерпелся с ними дядя Коля!
Но поговорить, толком, не удалось. Позвал отец.
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, майор Сталин, отметиться по случаю прибытия с фронта прибыл, — за своей бравадой Василий пытался скрыть робость, охватывающую его перед этим родным и в то же время таким далеким и недостижимо уважаемым человеком.
— По случаю прибытия прибыл, — проворчал отец, — проходи уже, паяц! — но в глазах плясала одобрительная смешинка. — Формы другой не нашлось? К Верховному пришел, как-никак, — недовольно заметил он, глядя на Васькину полинявшую гимнастерку.
— Не нашлось, — развел руками Василий, — все в казарме осталось. Так получилось. Неожиданно улететь пришлось, — ну не говорить же отцу, что он специально не надел парадную форму, желая щегольнуть своим фронтовым видом.
— И куда это ты так спешил? — усмехнулся в усы Сталин.
— Самолет с ранеными летел в Москву. Ну и я с ними, — голос Василия, став серьезным слегка дрогнул. Вспомнилось бледное, с прилипшей ко лбу прядкой потных волос, лицо раненой девушки из самолета. Кажется Зои.
— Ясно, — кивнул отец и вдруг неожиданно спросил, — жарко там? Тяжело?
— Жарко, — кивнул головой Вася, — и стал рассказывать. Про свою группу, про бои, про девчонок из корпуса Стаина, про капитана Агеева и некрасивую лейтенанта Алексееву и про то, как его сбили. Про сержанта-пехотинца, встретившего его на земле и про усталого комбата с перебинтованной кистью. И про девушку из самолета, чем-то так зацепившую его. А отец неожиданно внимательно его слушал, кивая головой и постукивая по столу пальцами. А когда Василий остановился, заметил:
— А ты изменился, сын! — и было в его словах что-то такое, от чего Васе стало радостно-радостно, а сердце готово было вырваться из груди. Прикажи сейчас отец и он сделал бы за него и для него все что угодно! — Значит, правильно я все решил, — Сталин сам себе покивал головой.
— Что решил? — недоуменно спросил сын.
— Ты когда обратно? — не ответил на вопрос отец.
— Не знаю еще. Самолет надо дождаться. В Управлении сказали, позвонят, как готов будет.
Сталин задумчиво помолчал и поднял на сына глаза:
— Не надо ждать. Самолеты вам перегонят.
— Нам?
— Вам, — кивнул Сталин, — новые «Яки». Испытатели очень хвалили. А в бою ты со своими героями их и проверишь. Справитесь?
— Справимся, товарищ Сталин, — Василий вскочил. Сейчас с ним разговаривал не отец, а Верховный Главнокомандующий.
— Вот и отлично, — Сталин прикурил папиросу и отошел к окну. Василий ждал, что еще скажет ему отец. Наконец, не оборачиваясь тот произнес: — Завтра улетай обратно. Нечего тебе в Москве делать.
Сердце кольнуло обидой:
— Есть! — предательски дернулась щека. Отец обернулся и тяжело посмотрел на него:
— Светлану с собой заберешь.
— Какую Светлану? Сестру? — он что, с ума сошел?!
— Да…
— Отец, она же еще ребенок! Ей пятнадцать лет!
— Ничего, — Сталин снова отвернулся к окну, — и пятнадцатилетние воюют.
Василий молчал, отказываясь верить в безумное решение отца. Для чего?! Зачем?! Неужели он не понимает, что там война, кровь и смерть?! Они не были особо близки с сестрой, все-таки пять лет разница в их возрасте это много. Но Светлану он любил. И ее, такую утонченную и увлекающуюся на фронт? А отец повернувшись подошел вплотную к нему и глядя в глаза сказал:
