мне к тебе обращаться? Лиз…то есть я как-то ведь наверняка называла тебя раньше?
– Да, – он нахмурился и о чём-то задумался, – ты хочешь оставить мне прежнее имя?
– А ты против? – так как мне было совершенно безразлично, как называть…этого…это…, то я решила, что прежнее имя вполне сгодится, если, конечно, это не нечто совсем уж экзотическое.
– Раньше ты называла меня Домиан…– как-то неуверенно проговорил мачо, – ты не передумала?
– Тебе самому-то нравится это имя?
– Мне? – казалось, он был удивлён тем, что меня интересует его мнение. – Да, конечно, ведь это ты его мне дала. Как оно может мне не нравиться?
– Ну, тогда так и оставим, – кивнула я, – я тоже буду звать тебя так, тебе подходит.
– Хорошо, – Домиан нерешительно улыбнулся, – тогда пойдём, я познакомлю тебя со слугами.
Каспер
Путь до портальной колонны занял на удивление мало времени: то ли Франгайской чаще я стал не интересен, то ли выполнил возложенную на меня миссию, но тропинка бодро стелилась под ноги, ветки не цеплялись за одежду, и даже звери, казалось, вежливо уступали дорогу. По идее, это должно было натолкнуть меня на определённые размышления, так как в нашем подлейшем из миров ничто не может происходить без какой-нибудь тайной причины. Но я пребывал в столь несвойственной мне эйфории от того, что убил двух лайнов одновременно, что не задумывался о подобных мелочах.
Пришедшая из-за Грани была, во-первых, надёжно укрыта от любопытных взоров всяких умников из Совета в самом сердце Франгайского леса, куда в трезвом уме и твёрдой памяти добровольно никто не сунется, а во-вторых, можно было не переживать по поводу её исчезновения в неизвестном направлении: общеизвестно, что живые дома, приняв кого-либо в качестве хозяина, уже не отпускают свою жертву никогда, подпитывая её своей энергией и продлевая жизнь практически до бесконечности.
Но как же удивительно, что в центре самого жуткого леса нашего континента обнаружился живой дом – одна из самых удивительных тайн подлунного мира. Ах, как интересно… Кстати, хорошо бы узнать, в курсе ли Максимилиан, что тот самый «охотничий домик», о котором он так небрежно упомянул, на самом деле – редчайшее чудо. Страшное, жуткое, жестокое и непредсказуемое, но в Тёмной империи других и не бывает, так что это как раз совершенно естественно.
И ещё интересно, кто такая Лиз, о которой упорно вспоминал дом и с которой он перепутал пришедшую из-за Грани. Или не перепутал? Но как такое возможно? Ответ – никак.
Император принял меня, как и полагается, вполне официально, в тронном зале и в присутствии пары сотен придворных бездельников, которые только и умеют – просительно в глаза заглядывать. Максимилиан со скучающим выражением лица восседал на троне, лениво комментировал доклады, цедя слова сквозь зубы и всем своим видом демонстрируя откровенное недовольство тупостью окружающих. Все, входящие в число лиц, приближённых к императору, давно привыкли к его манере выслушивать сообщения и практически не реагировали на нелицеприятные комментарии.
– Магистр Даргеро! – слегка оживился император, когда я вышел и преклонил колено перед троном, – мы рады видеть тебя живым и даже, кажется, невредимым. Но поведай нам, – тут Максимилиан широким жестом обвёл присутствующих, – каким загадочным образом тебе удалось то, чего не смог до тебя никто: вернуться из Франгайской чащи.
– Мой император, – я поклонился, ибо, судя по настроению Максимилиана, нарушение этикета могло аукнуться мне так, что лучше и не представлять – здоровее будешь, – я воспользовался портальной колонной, но затем произошли события, о которых я предпочёл бы поведать вам наедине, в силу их необычности и несомненной важности.
– Вот как? – Максимилиан бросил на меня быстрый взгляд из-под ресниц и едва заметно кивнул. – Мы примем тебя чуть позже. Подойди к Кевину, он назовёт тебе время аудиенции.
Я почтительно поклонился и поспешил выйти: разговор с Максимилианом становился всё более необходимым. Когда исчезло такое нехарактерное для меня легкомыслие, которое овладело мной на выходе из Франгая, я почувствовал, что, кажется, упустил что-то очень важное, практически жизненно необходимое. Но что именно – понять не мог, мысль ускользала, не желала формироваться, и это всерьёз настораживало, потому что со мной так не бывает. Я всегда контролирую ситуацию и никогда не совершаю поступков, не просчитав все возможные и невозможные последствия. А тут…обнаружить живой дом и уйти! Добровольно! Оставив там пришедшую из-за Грани! Это был не я: потому что я просто не мог так сглупить! Но кто-то же вынудил меня так поступить, причём сделал это так незаметно, я бы сказал – виртуозно, что я был абсолютно уверен в том, что принимаю решения исключительно сам, без какого-либо внушения со стороны. И меня даже не остановило то, что мне не только никто не мешал покинуть зловещую Франгайскую чащу, меня, можно сказать, выпроваживали. А я не понял, точнее, мне не позволили понять и остаться. Но это – слабое утешение. Мне стыдно признаться, но в этот раз меня переиграли, развели, как маленького ребёнка…
Найдя бессменного секретаря Максимилиана Кевина, я озвучил ему распоряжение императора об аудиенции, и он тут же, просмотрев свой блокнот, сообщил, что император будет рад (ага, счастлив прямо) видеть меня завтра, в двенадцать часов. Я кивнул, изобразив благодарную улыбку, и откланялся. Теперь нужно было поторопиться: время, названное Кевином, следовало разделить на два и сдвинуть на полсуток назад. Эта система была придумана нами с Максимилианом много лет назад и позволяла устроить встречу действительно наедине, а не под надзором «совершенно случайно» оказавшихся неподалёку представителей Совета. Двенадцать пополам – это шесть, но не утра, а вечера, следовательно, уже через полчаса. Максимилиан слишком хорошо меня знает, чтобы не уловить прозвучавший в моей короткой речи намёк. Если уж я говорю, что события экстраординарные, значит, так оно и есть.
Император ждал меня в своём личном, не парадном кабинете, который был окутан таким количеством охранных заклинаний, что в магическом зрении напоминал растрёпанный клубок шерсти – столько на нём было намотано энергетических нитей заклятий.
– Каспер, я рад, что ты жив, – почти искренне сказал Максимилиан, – мне было бы жаль, случись с тобой что-нибудь непоправимое. Но сейчас не об этом. Что ты хотел сказать мне, друг мой? Ты ведь знаешь, что в твоём случае «друг мой» – это не пустые слова.
– Знаю, Максимилиан, и благодарен тебе за эту дружбу и за доверие, – ответил я комплиментом на любезность и решил, что расшаркиваний вполне достаточно, – скажи мне, что ты знаешь о живых домах?
Брови Максимилиана взлетели вверх, а
