– Вадим, ты чего?.. – вцепилась в его рукав Ксюха. Она мелкими шажками семенила рядом с ним, пока он следовал за Глашей по пятам, отбирая у нее то одну, то другую, на его взгляд, опасную вещицу. – Я ж пошутила... Ну, в смысле, думаю, чем не вариант... А ты что же, думаешь, все это правда?
Вадим резко затормозил, и Ксюха по инерции чуть не вписалась носом в шкаф.
– Нет, ну нормально? Сначала ты убеждаешь меня, что это возможно, а когда я нахожу доказательства, сразу бросаешься переобуваться? – возмущенно зашептал он, разворачивая ее за плечи.
– Нет... но... То есть да... Вадь, а чего теперь нам с этим делать? – пискнула она, растерянно таращась на Вадима огромными глазами, и хлюпнула носом – того и гляди заревет.
Светку было жалко. Пусть на ее взгляд непутевая, пусть дура неблагодарная, но своя же, родная, на собственном горбу взращенная, в ущерб собственной нервной системе воспитанная... Без пяти минут замуж пристроенная... А эта Глаша... Да за ней же глаз да глаз каждую минуту до конца жизни нужен!
Ну вот, точно. Словно в доказательство невеселым мыслям с кухни раздалось рычанье и приглушенные вопли.
Не сговариваясь, они переглянулись с Вадимом и опрометью бросились в кухню. Картина, что пред ними предстала, не отличалась новизной, но некоторые свежие нотки все же присутствовали.
Глаша, забравшись на табуретку, тоненько визжала, отбиваясь полотенцем от Вениамина Звездоцаповича, который с выражением крайнего неудовольствия на морде бегал вокруг табуретки, при этом забавно разбрасывая в стороны лапы, и подпрыгивал, пытаясь «клюнуть» Глашу в пятку.
– До чего же песик у вас странный! – пытаясь отгородиться от недовольного пёселя полотенцем, воскликнула Глаша. – Страсть, как нашего Клёкота Петровича напоминает!
– А Клёкот Петрович – это кто? – неожиданно сам для себя поинтересовался Вадим.
– Петух же мой! Ужас, до чего клевачий!
– Петух, значит... – Вадим призадумался было, пытаясь собрать мысли в кучу, но Глаша тараторила сорокой:
– Я надысь в курятнике напутала, да к Федоське в избу гадать его принесла. Ох и шуму там наделал! Теперя хоть девкам на глаза не показывайся! Но зато тихо сидел, когда на зеркале гадала. Ни разу даже не побил, и с ним не страшно...
– М-да, петухи – они такие... Постой! Так ты на зеркале гадала?
Глаша, застыла на табуретке, как цапля поджав ногу, и неопределенно пожала плечами.
– Ох, грешна... Не послушалась бабку Анисью, да зеркало старое достала... А оно, говорят, колдовское и...
Ксюха ахнула и молнией метнулась в спальню.
– Такое? – завопила она, держа на вытянутых руках перед Глашей свое антикварное зеркало.
– Ой, дык оно же! – всплеснула руками Глаша и чуть не сверзилась с табуретки. – Только оправа маленько не та!
Ксюха бухнула зеркало на стол и тяжело опустилась на кресло.
– Ты понимаешь? – многозначительно взглянула она на Вадима.
Глаша переводила недоуменный взгляд с одного на другую.
– Прошу прощения, Глаша, – прокашлявшись, деликатно проговорил Вадим, джентельменским жестом помогая той слезть с табуретки. – Видимо, мы должны вам кое-что пояснить... М-м-м... даже не знаю, с чего начать, чтобы вы поняли меня правильно. Видите ли, активизировав магическое зеркало, вы случайным образом поменялись телами с моей невестой, которая тоже попыталась гадать... Я, кстати, вовсе не Димитрий, а судя по всему, его потомок... Так вот... Почему так произошло, я сказать не могу...
Глаша спрыгнула с табуретки и окинула оценивающим взглядом Вадима. И то правда – другой он, но до чего похож же! С одной стороны грызла досада – Кисуней этот богатырь звал вовсе не ее, а с другой – было отрадно: ее Димитрий там, дома, сердце его никем не занято, а значит есть у Глаши шанс...
– Дык, знамо дело – почему, – деловито одернув халатик, доложила Глаша. – Она, видать, как и я, зеркало накрыть позабыла.
Теперь удивился даже непробиваемый Вадим.
– Простите, то есть, вы в курсе, что происходит?
Нет, ну нормально! Он весь из себя из 21 века с двумя высшими образованиями пол дня разбирался что к чему, слова подбирал, чтоб не напугать гостью, а она больше него об этом знает?
– Дык с бабушкой Анисьей уж такое было! Я сейчас вам расскажу! – оживилась Глаша, деловито усаживаясь на табуретку.
***
Спустя пол часа они так и сидели за столом, причем и Ксюха, и Вадим – с открытыми ртами перед давно остывшими чашками чая, Глаша же, не переставая щебетать, наливала себе уже, кажется, пятую.
– Ох, до чего ж хорош чаек! – прихлебывая, нахваливала она. – Нам на ярмарку редко привозят, да дорого! Мы ж не купцы какие, только по праздникам покупаем. Это ничего, что я еще налью? А вы пейте, пейте, покуда горячий! Так вот, я и говорю... Чаво ж спросить хотела? Ох, забыла... А! – обрадованно вскинулась она. – Вот бы бабушку Анисью порадовать, да повидать – она какая – Коммунизьма?
Ксюха, сделав было глоток холодного чаю, подавилась и закашлялась. Вадим на автомате постучал ее по спине и, плеснув в стакан чистой воды, протянул ей.
– А Коммунизьмы уже нет... – в тон ей задумчиво протянул он.
– Померла? – ахнула Глаша, и Ксюха, едва глотнув воды, фонтаном выплюнула ее на стену.
– Ну, можно сказать и так, – улыбнулся Вадим, невозмутимо подавая Ксюхе полотенце. – Вы, Глаша, этот отрезок времени перемахнули. В более далекое будущее угодили.
– Ох ты ж! – нисколько не удивилась, а даже скорее обрадовалась гостья. – И хто ж теперь народом правит?
– Президент.
– Вот! Другое дело! – неожиданно со знанием дела одобрила Глаша, повергая Ксюху в очередной обморок. – Как дед Данила говорит – не бабье енто дело страною править. А президент – хотя бы он мужик, уже справно! А ты, хозяюшка, собачек покормила? – без всякой паузы перешла на другую тему Глаша.
Все три шпица, выстроившись в струночку, сидели возле стола, молча пожирая хозяйку глазами. Точно же! Совсем с этими чудесами про хозяйство свое позабыла!
Быстренько наполнив миски сухим кормом, Ксюха вернулась за стол. Чубчик и Поночка дружно захрустели вкусняшками, а напыженный Звездоцап только возмущенно повел носом.
– И то правда! – тут же согласилась с ним Глаша. – Где ж енто видано, собак козьим горошком кормить! Я Трезору косточку поутру выношу, али хлеба краюху с молоком!
Ксюха уронила голову на стол.
– Нету у меня косточки, – тихо простонала она. – Вадь, ты только не уходи, умоляю. Я тут с ней с ума сойду!
– Сделаем так! – помолчав в своей манере, стукнул ладонью по столу Вадим. – Собирайтесь и поедем ко мне. В загородный дом. Думаю, Глаша, там приспособиться к новым реалиям вам будет легче.
– В смысле, а я тут при чем? – испуганно очнулась Ксюха. – Правильно, поезжайте! Там и природа, и первый этаж...
– Собирайся, говорю!
– Я не могу, у меня выставка, собаки!
– А у меня китайцы! Были... – поднимаясь из-за стола, парировал Вадим. – Одевайся и псов своих пакуй до кучи. Я один это все расхлебывать не собираюсь, ну и потом, мало ли, какая женская помощь ей потребуется, я так полагаю, что мне она теперь до сватовства и свадьбы и прикоснуться к себе не позволит!
***
– Ой, батюшки! Я это не надену! Да где ж это видано, чтобы девки в панталонах в обтяжку ходили!
– Это джинсы! У нас так ходят!
– Я не надену! Срамота! Экие хоромы дорогие, а одежду нормальную справить не можете!
– Ксюш, да найди ей платье!
– Ох, а худая-то какая! – сокрушалась Глаша, разглядывая «себя» в огромное зеркало шкафа-купе. Длинное шерстяное платье Ксюхи терракотового цвета, по мнению Вадима, сидело на ней шикарно, но Глаша была недовольна. – А губы-то, губы?! Словно пчелы покусали! Ой-ё-ёй! Такая молодая, а как есть вся седая! Да что ж с ей произошло-то такое, мать честная?
Ксюха, уже не сдерживая смех, размазывала по лицу счастливые слезы.
– Дык, говоришь невеста, а голодом до смерти заморил! – накинулась на Вадима Глаша. – Вот кому она теперь нужна такая? Коса покоцанная, да седая! Ох, вот же обделил боженька красотой... Ты уж не бросай ее, – еще раз сочувственно оглядев себя в зеркало, заявила она Вадиму. – Девка-то, видать, страдалица, коли к таким годам здоровье положила. Но бог даст – поправится, коли любить да жалеть будешь, поправится обязательно! А ты, я вижу – любишь. Правильно в народе говорят – не в красоте счастье, – обнадежила она Вадима, а Ксюха сползла по стенке на пол:
