В процессе бесед с Полковником я задумался: почему вдруг согласился на предложение выступить на концерте. Отметил, что угроза вызвать «на ковёр» мою маму вызывала у меня лишь ироничную улыбку (пусть и понимал, что маму подобный вызов расстроит). Я всё ещё не воспринимал всерьёз ни предостережения учителей, ни саму учёбу в школе (особенно с учётом предстоявшего мне переезда в Первомайск). Но на шантаж Снежина я поддался — будто действительно испугался. Я слушал рассуждения Михаила Андреевича о деградации современной эстрадной музыки («сравни её, Крылов, с песнями конца шестидесятых, начала семидесятых годов»). И вдруг сообразил: в прошлой жизни я ни разу не пел со сцены.
Музыкой я увлёкся, уже усевшись в инвалидное кресло (спасибо сыну за «Гибсон»). Тогда и обнаружил в себе талант к музицированию. Был ли он у меня уже в школьные годы — тогда не представлял. Потому что не прикасался к гитарам (с целью извлечь из их струн ноты) ни в институте, ни позже — до круто изменившей мою жизнь аварии. Лежавший сейчас у меня дома музыкальный инструмент в прошлый раз так и не дождался моего внимания. Но теперь, решил я, его время пришло. Я прикинул: а не взобраться мне на сцену теперь? Ведь мои школьные увлечения изменились: я сейчас бренчал на гитаре, а не записывал мелким почерком в ученических тетрадях «шедевр» (так и не увидевший свет роман о «вечных ценностях»).
Звонок на перемену заставил и меня, и Полковника печально вздохнуть.
— Что у тебя сейчас? — спросил Михаил Андреевич.
— Физика.
Снежин покачал головой.
— Ступай на урок, Иван, — сказал он.
Я послушно покинул директорское место.
— Не забудь, — сказал Полковник. — В понедельник репетиция. Явка обязательна. Для тебя.
Я кивнул.
— Не забуду.
Попрощался с Михаилом Андреевичем (пожал ему руку, чего не делал никогда прежде). Мазнул прощальным взглядом по гитаре; покинул директорский кабинет. И уже в коридоре подумал о том, как отреагировали на моё недавнее выступление ученики десятого «А» класса. Представил, как они перед первым уроком слушали мой голос, доносившийся из динамиков. Отметил, что в «прошлой жизни» я подобные выходки не устраивал — тогда был «серьёзным мальчиком». Усмехнулся. Мысленно произнёс: «Это было весело». Невольно вообразил выражения на лицах Васи Громова, Лидочки Сергеевой, Наташи Кравцовой. Ну… и, конечно, прикинул вероятную реакцию на моё пение Алины Волковой. Логика подсказала, что подобное поздравление имениннице просто не могло не понравиться.
— Вот это мы сейчас и проверим, — пробормотал я.
Тряхнул дипломатом и направился к кабинету физики, рядом с которым уже толпились мои нынешние одноклассники.
Глава 7
«Наутро он проснулся знаменитым», — вспомнил я крылатое выражение, когда очутился среди учеников десятого «А» класса. Тут же поправил себя: «Не на утро. А после исполнения всего одной лишь чужой песенки». Моё приближение заметили все стоявшие около кабинета физики старшеклассники. Тех, кто не увидел меня не сразу — толкнули приятели, указали на меня рукой или наклоном головы. Девочки тихо перешёптывались. Мальчишки обменивались ухмылками и шутками. Одноклассники встретили меня пристальными взглядами и улыбками, будто праздничным салютом — и парни, и девчонки. Я подошёл к ним, беззаботно помахивая дипломатом. Отметил, что моё сегодняшнее выступление из кабинета директора превратило меня из незаметного ученика едва ли не в звезду школы (в звезду класса — так уж точно).
Мужская половина класса вдруг прониклась ко мне дружелюбием. И почтила меня вниманием едва ли не в полном составе (даже те, кто ещё вчера игнорировал факт моего существования). Парни приветственно пожимали мне руку, хлопали меня по плечу, нахваливали за «смелость» (о самой песне ничего не сказали). Они спрашивали, «досталось» ли мне от директора. И интересовались, «чё там» у меня с Волковой. Я отшучивался в ответ на их вопросы, загадочно ухмылялся. Не послал никого «далеко и надолго» (едва сдержал это желание). Не отметился рукопожатием Вася Громов. Но он тоже наградил меня вниманием: я перехватил его недовольный взгляд и заподозрил, что парень завидовал свалившейся на меня популярности. В «прошлое» четвёртое сентября я бы подобному событию наверняка порадовался. Сейчас — лишь равнодушно хмыкнул.
Девочки десятиклассницы на похлопывания по плечу не решились. Ни одна из одноклассниц не пожала мне руку. Однако теперь я рядом с ними не ощущал себя невидимкой. Ещё вчера я с барышнями из десятого «А» класса обитал будто в параллельных вселенных: ничем не привлекал их внимание (разве что позавчерашним побегом с урока литературы). Теперь же, собравшиеся в школьном коридоре девицы будто невзначай удерживали меня в поле своего зрения (некоторые и вовсе — без стеснения рассматривали меня, как диковинного зверя в зоопарке). Глазки прекрасной половины класса обстреливали меня удивлёнными и заинтересованными взглядами. Задумчиво разглядывала меня даже Наташа Кравцова (словно силилась понять, что во мне со вчерашнего дня изменилось). И этот её взгляд явно не нравился Василию Громову.
Я поправил очки, смерил взглядом долговязую фигуру Василия. Отметил длину рук этого парня — порадовался, что Громов увлекался волейболом, а не боксом. Потому что интуиция мне нашёптывала: в этом сентябре мой поединок с Васей на школьной «арене» за теплицей случится не в конце месяца, как «тогда». А как бы уже не на следующей неделе. Потому что я понимал: чем больше Принцесса (Кравцова) метнёт в меня оценивающих взглядов, тем сильнее пожелает Вася «занизить» кулаками мою «стоимость» в глазах Наташи. Я прикоснулся к кончику своего носа — вспомнил, чем заканчивались мои встречи на «арене» с длинноруким одноклассником: то были «игры в одни ворота». «Ну… не пойду же я петь со сцены с опухшим носом», — подумал я. Взглянул на лицо Громова и мысленно сказал: «Прости, Вася. Но не в этот раз».
Я пробежался глазами по лицам одноклассников. Не задержал взгляд ни на одном из них. Лишь подмигнул (в ответ на улыбку) Лидочке Сергеевой — не услышал в ответ презрительное фырканье. Повертел головой: посмотрел на стоявших около окон девятиклассников и на толкавшихся около стены пионеров. Алину Волкову не увидел. «В прошлый раз она ушла с последнего урока, — подумал я. — Не со второго». Вспомнил, что в свой день рождения («тогда») моя соседка по парте присутствовала и на физике, и на математике. В голове промелькнула мысль: «А была ли Алина сегодня на литературе?» Я отыскал в толпе одноклассников Лёню Свечина. Шагнул было к нему — чтобы спросить об Алине. Но не успел: дежурная открыла класс — десятиклассники шумной гурьбой ринулись в кабинет занимать места.
Пристроился в хвосте процессии: рассматривал школьный коридор — высматривал рыжую шевелюру Волковой. Но заметил лишь махавшую мне рукой едва ли не с противоположной стороны коридора пионерку: Лену Кукушкину. Я ответил на приветствие соседки, переступил порог класса. Увидел, что Громов уже намывал доску. В этот раз Василий не проигнорировал свои обязанности. Парень заметил меня — подбросил в руке мокрую тряпку. Я не понял его намёк. Скользнул по Васиному лицу равнодушным взглядом, глазами отыскал свою парту — пока никем не занятую: Алина ещё не пришла. «Неужто, зря старался?» — подумал я. И сам себе ответил: «Зато развлёкся и пробился в артисты». Задел предплечьем локоть Лидочки Сергеевой — в ответ удостоился не презрительного взгляда, а уже не первой за сегодня улыбки.
— Ты хорошо поёшь, Ваня, — сказала Лидочка.
Она взглянула на меня снизу вверх, кокетливо подкрутила пальцем прядь белокурых волос.
— Знаю, — ответил я.
Не остановился — прошёл мимо Сергеевой и мимо двух других девчонок, что следили за моим передвижением, помахивали длинными подкрашенными ресницами.
Но не проскользнул мимо Принцессы. Кравцова ухватила меня за руку, вынудила остановиться. Её тёплые пальцы держали меня крепко, словно зубья капкана.
Я повернул голову. Увидел, что Наташа приосанилась (будто предложила мне «заценить» размер её груди — уже недетский). Дёрнула головой — отбросила со лба чёлку.
