— Ничего, зато сейчас в нашем Дальнесоветске уже вполне жить можно более или менее нормально. А вспомни, пару лет назад вообще трудно было, потому что наши припасы кончались, а новое ничего не производилось еще на острове. Да и страшновато бывало, когда стычки со стрельбой происходили то с пленными, то с местными, то просто по пьяному делу, а на улицах постовые не дежурили, — сказала Лариса.
— Да понятно все, Лара, прогресс идет, и порядок потихоньку наводят. Но, для меня, например, самым тяжелым стали даже не все эти бытовые неурядицы, а потеря привычной творческой среды, которая окружала меня там. Весь круг общения в прошлом остался. Ну, то есть, в будущем. Да и никаких тебе съемок, никаких гастролей. Зрительская аудитория невероятно сильно сократилась. Очень тяжело было несколько лет подряд составлять программы для одних и тех же людей. И только сейчас для нас первые гастроли намечаются, — проговорил Кардамонов.
Услышав про гастроли, Лариса замерла с чашкой, поднесенной ко рту, и тут же спросила:
— Куда же мы поедем выступать?
И Кардамонов ответил:
— К туземцам. Их же тоже окультуривать надо. Вот начальство и решило нас отправить на гастроли по местным деревням.
* * *
Когда адмирал Гарсия Лопес де Фегероа проснулся, то не сразу вспомнил, где находится. Вокруг он видел белые стены, выкрашенные известью. И первой его мыслью было, что он снова дома в родной Испании. Именно об этом ему и приснился сон, спокойный и приятный. Но, тут же обнаружив, что лежит на спине и по-прежнему не может повернуть голову из-за корсета, он вспомнил все: и неудачный поход своей эскадры, и бесславную гибель флагманского галеона «Сан Антонио», и разговор с предателем Диего де Кабрера. Впрочем, адмирал понимал, что в словах этого капитана моря и земли какая-то правда присутствовала.
Гарсия давно уже убедился в несправедливости всех этих колониальных войн по отношению к местным жителям. Но, их всегда рассматривали не более, чем дикарей, чье мнение не существенно. А, между тем, если отбросить религиозное понимание проблемы, как принесение истинной католической веры нехристям, то надо было признать, что все эти туземцы — тоже самые обыкновенные люди. Они не лучше и не хуже испанцев, а просто живут на своей земле, добывая себе пропитание, как умеют.
Причем, не туземцы идут захватывать чужое добро, а это конкистадоры приходят к ним, убивая, грабя и насилуя. И, если принять такую точку зрения, то получается, что испанцы на самом деле творят против туземцев самый настоящий произвол. Об этом, собственно, Диего и говорил. Потому упрекать его за эти вчерашние высказывания не имело смысла. Гарсия понимал, что и сам попал в ужасное положение, оказавшись в плену. И это ему еще повезло не погибнуть под огнем невиданных скорострельных пушек советского корабля, как многим другим испанским морякам и солдатам с «Сан Антонио».
Откуда-то сбоку послышался шум голосов и шаги. И в поле зрения Гарсии оказался Рауль Мендес. Пехотный капитан здоровой рукой опирался на деревянный костыль, но все равно его поддерживали с двух сторон Мигель и Хосе, оба, как оказалось, испанские моряки, уроженцы Андалузии. Они знали своего земляка Диего еще по службе на галеоне «Сан Себастьян», захваченном советскими кораблями почти четыре года назад. Хосе и Мигель помогли пленным офицерам привести себя в порядок после сна и отнесли их на креслах на широкий балкон асьенды, откуда открывался вид на бухту.
Широкая панорама с кораблями приковывала взгляды адмирала и пехотного капитана. И сразу все встало на свои места. Все те испанские корабли, которые исчезали в последние годы, похоже, находились прямо сейчас на виду у испанских офицеров в двух гаванях этой обширной бухты, защищенной длинным высоким мысом с фортом на островке, приютившимся у самой оконечности. А полукружьем вдоль гаваней простирался город из белого камня с широкими улицами и с многочисленными мастерскими, над которыми, несмотря на жару, дымилось что-то из труб.
Между неподвижными парусниками с убранными парусами в гаванях сновали корабли необычных форм. Некоторые даже имели большие колеса по бортам, словно повозки. И с помощью вращения этих колес они уверенно маневрировали, не обращая никакого внимания на направление легкого утреннего ветерка. А вдали, на противоположной стороне гавани стоял у причала тот самый огромный белый корабль, которому адмирал и капитан были обязаны своим пленением.
— Похоже, теперь мы разгадали тайну и точно знаем, где исчезают корабли, — заметил Гарсия де Фегероа.
— Да, должен признать, что здесь мы встретились с силой, превышающей нашу, — кивнул Рауль Мендес, оглядывая бухту. Здоровой рукой пехотный капитан потеребил свои длинные усы и внезапно добавил:
— Я вчера перебрал выпивки и грязно ругался на хозяина асьенды. Но, если вдуматься, этот парень прав. Я сам давно убедился, что война против слабых недостойна благородного воина. И убивать всех этих дикарей вряд ли может быть делом достойным и богоугодным. Хотя наши священники и уверяют в обратном. Сражения, которые ведем мы в этих далеких землях — это просто убийства и мерзость. Но, мы вынуждены делать все это во славу нашего короля. А, если предположить, что этот Диего прав, и король вместе с церковниками, практикующими инквизицию, ненавистную людям, на самом деле, не нужны народу Испании, тогда все наши действия выглядят просто преступными. С другой стороны, мы — всего лишь солдаты нашего короля, которые верны присяге и вынуждены выполнять приказы. Вот и получается, что мы убиваем и грабим дикарей в далеких краях ради того, чтобы аристократы при дворе могли богатеть еще больше. Простите, что говорю такое вам, сеньор адмирал, но, парень не глуп, да и предатель он не больше нашего.
Гарсия де Фегероа внимательно посмотрел на собеседника, прежде, чем проговорил сам:
— Вот уж не ожидал от вас, Рауль, такое услышать. Возможно, что вы удивитесь, но и я, поразмышляв о том, что услышал за ужином, пришел к подобным выводам. Война должна быть справедливой, как, например, наша многовековая война против мавров за освобождение наших собственных испанских земель. Но, когда уже мы сами уподобились этим нашим врагам, пустившись завоевывать чужие заокеанские земли, справедливость исчезла. И нет оправданий тем из наших конкистадоров, кто рвется в бой только ради разбоя и наживы. Жажда золота превращает их в безжалостных убийц, а вовсе не в тех, кто несет благую весть.
Рауль согласился:
— Да, сеньор адмирал, я повидал много бессмысленных жестокостей и убийств. И я понимаю, что нельзя убивать просто так или для того, чтобы отбирать то, что не принадлежит тебе. Это грешно и нехорошо, но, что же мы можем с этим поделать, если в этом как раз и состоит наша служба, а святая инквизиция оправдывает подобные прегрешения, отправляя на костры как раз тех, кто невиновен?
Адмирал вздохнул:
— Что ж. Вот этот Диего и нашел выход, оставшись здесь. На воде же не остается следов. Потому все те, кто попал на этот остров, скрылись от инквизиции вполне надежно. И я не знаю хотят ли они возвращаться?
Рауль проговорил:
— Во всяком случае, Мигель и Хосе говорят, что не хотят. Я поговорил с ними немного, пока одевался. У них тут жены, дети и даже собственные небольшие участки земли, которые они поклялись защищать. И еще они верят этому своему команданте, считая, что он приведет их к справедливости.
— Как я понимаю, Диего и его люди собираются поднять мятеж против нашей монархии и церковной инквизиции, — заметил адмирал.
Пехотный капитан кивнул:
— Возможно. Но, все это просто рассуждения. У них же нет никакой силы, потому что и они тоже пленники, вроде нас. Что они могут сделать, сидя в такой дали на этом Гуаме, кроме того, чтобы праздно рассуждать?
Глава 11
Первый секретарь обкома и военный комендант бывшего острова Таракан, а теперь уже два года, как Нефтяного, Федор Васильевич Яровой сидел на веранде своей укрепленной резиденции на холме в большом плетенном кресле, и, разглядывая живописный пейзаж с видом на море и тропические острова, потягивал горьковатый марианский кофе, находясь в раздумьях. С последним рейсом «Богини» на остров прибыло подкрепление: целая рота революционных испанцев из повстанческой армии «Вэнсэрэмос», создающейся, по задумке наркомов, в глубокой тайне. И, в качестве полигона, был выбран именно отдаленный нефтеносный остров, где отряды испанцев обучались обращению с новым револьверным оружием в условиях, приближенных к боевым и, в то же время, не беспокоили жителей Марианской ССР. Заодно, испанские революционеры выполняли важную миссию усиления небольшого контингента советской морской пехоты, постоянно находящегося на этом острове, который из-за наличия легкодоступной нефти имел стратегическое значение для развития всего нового Советского Союза Юга.
