по целой сети преступлений завершились, суды прошли и вы можете видеть здесь всех осуждённых на смерть.
Толпа вновь загудела. Я дала им некоторое время.
— Но у нас есть ещё целый список тех, чьи преступления не заслужили смертной казни.
Я махнула рукой, и глашатай добрых полчаса зачитывал имена и наказания. Эти люди стояли на отдельной территории, чуть в стороне, а сразу после казней будут отправлены из столицы без права возвращения. И жестокие наказания будут в первую очередь именно для них. Ведь они уже совершили преступление…
— Остальные осуждённые предали страну, обворовывали всех в течение нескольких лет, а за счёт количества долгие годы уходили от правосудия. Но они не только совершили заговор против страны, решив самим сесть на трон, убили королевскую семью, последнего короля даже после отречения, а графиня Цулако лично столкнула беременную королеву с лестницы, убив законного наследника. Кроме этого, эти люди в разное время и различными способами совершали покушения на жизни королей и мою. Неудачные, но от этого не менее страшные преступления. Благодаря их стараниям на наши территории совсем недавно вторглись сразу два соседних государства…
Да, в попытке сохранить земли Ануза прислала переписку с герцогом Дюранец, который чего только не обещал: и магов, и женщин, и моё графство, только трон хотел себе. И мне никогда не понять, зачем ему разрушенная страна? Стать спасителем, как он говорил уже в допросных и на суде? Странный, по мне, мотив, ну да Богиня с ним.
— Итак, пособники, участвовавшие во всём вышеперечисленном в качестве исполнителей, приговариваются к гильотине или виселице. Здесь мы им даже даём выбор.
Дальше опять глашатай называл имена, людей выводили и предлагали выбрать. Интересно, что большинство выбрало гильотину. Хорошо, что таких оказалось относительно немного. Меня уже подташнивало. В какой-то момент я покачнулась, но чья-то рука не дала мне упасть.
— Терпите, миледи, — шепнул Фрост, впрочем даже не отворачивая лица от площади, — просто не смотрите. Отведите взгляд поверх последних рядов толпы. Так вы не увидите самой казни.
— Спасибо, — выдавила я и последовала совету. И действительно, стоять с отрешённым лицом, смотря в никуда, было гораздо легче. Точнее, тошнота прошла, от звуков это ничуть не избавило.
— Миледи, вы можете изменить способ казней даже сейчас, — шепнул сзади Ифор. Но решение принято, и я не собиралась отступать. Люди должны знать, что за страшные преступления наказание будет не менее страшное.
Когда звуки косого ножа в гильотине прекратились, я сглотнула ком. И мне пришлось перевести взгляд вниз. Я старалась видеть только живых людей.
— Остались только инициаторы и самые злостные преступники. Но кроме этого, эти три семьи: Цулако, Дюранец и Пунино — украли королевские родовые артефакты в попытке установить своё господство и власть в стране. Данное преступление расценивается как предательство рода, то есть целой семьи. За это преступление несут наказание все члены семьи.
Наступила гробовая тишина. Заключённые тоже притихли. Зато впервые я видела у них человеческие чувства. Несколько мужчин схватились за грудь. Но единственная там женщина, графиня Цулако, лишь выше задрала подбородок. Вот же отмороженная стерва!
Я кивнула, и на площади пополнилось, ибо вывели графиню Пунино, её четверых сыновей, у одного из которых уже была жена и сомуж. Девушка, кстати, была на раннем сроке беременности, не заметном пока для окружающих. Когда их арестовали, она потеряла сознание, а её молодые мужья готовы были пообещать и принести любые клятвы, лишь бы мы согласились сохранить ей жизнь. Примечательно, что ни тот, ни другой про себя даже не заикнулись. Сейчас оба они вели жену под руки.
А ещё вывели (и это для меня лично оказалось новостью) двух мальчишек Цулако четырнадцати и восьми лет, которые даже не жили с родителями, воспитываясь в родовом имении.
— Нет, прошу, — не выдержал граф Пунино, — они ни в чём не виноваты. Я и только я повинен в этом. Казните меня, не трогайте их, — кричал он, тряся решётку.
Толпа тоже пришла в движение, гул голосов разносился над площадью. Вычленить что-то конкретное из этих криков было сложно. Одно могу сказать: люди разделились. Кто-то ахал и охал, смотря на детей, кто-то, наоборот, потрясал кулаками. И сказать, каких было больше, невозможно.
Чего мне стоило сохранить лицо, никому не понять. Мне понадобилось несколько вдохов и выдохов, чтобы вновь заговорить.
— Граждане, — подняла я руку и, дождавшись тишины, продолжила: — Я не желаю лишней крови, но закон есть закон. Они тоже должны быть наказаны. Общим наказанием для семей будет лишение их титула, земель, поместий и всего имущества. Абсолютно всего. Но чтобы сохранить свои жизни, члены их семей должны принести родовую клятву на крови. — Я опять кивнула стражникам, они раздали им листки с текстами клятв. — Если вы по каким-то своим соображениям не желаете служить своей стране, замышляете предательство страны или королевской четы, можете разделить наказание с главами ваших семей, — показала я на клетку с приговорёнными.
Что сейчас началось…
Стоять на месте остались только герцоги Дюранец. Остальные, даже графиня, отмерли, кинулись к решёткам. Они кричали, плакали, но уговаривали жить. Похвально. Хоть перед лицом смерти они обретают человеческое лицо.
Я ждала, пока уляжется буря эмоций. Но вот старший сын Пунино, который придерживал жену, вцепившуюся в него мёртвой хваткой, шагнул вперёд, смотря на меня. Постепенно толпа стихла.
— Мы принесём клятву, миледи, — только и произнёс он, тут же опускаясь на колени и утягивая за собой жену. Рядом с ней опустился второй муж. По правую руку от него опустился следующий по старшинству сын. Почти хором они принесли клятвы, не отводя от нас глаз.
Теперь была наша очередь. Эта клятва предполагала принятие или непринятие. Поэтому нам предстояло спуститься. Этот момент мы уже обговорили, и конечно, никаких возражений со стороны мужей не последовало. Они полностью разделяли моё решение. Именно поэтому медленно и степенно, ибо положено, мы подошли к ним.
Данная клятва сделает их практически нашими рабами. Они обязуются пожизненно, до самого своего последнего вздоха служить королевской семье, без права воспротивиться или оспорить наши приказы, без возможности отказаться выполнять, без шанса на расторжение или аннулирование клятвы. Но самое жуткое, что они будут делить всю нашу боль. Не забирать или ещё что-то, но именно чувствовать, хоть и не в полной мере. И это хорошо, что их много, так эти ощущения ещё и делиться между всеми ними будут.
