— Тут занято, сеньор, — один из местных авторитетов сел на лавку, нагло ухмыльнулся и сплюнул на камни. — Впрочем, если вы хотите, за определенную плату место для вас найдется…
Если честно, Макс бы заплатил. Денег при себе у него не было, но он бы пообещал и обязательно рассчитался бы с должником при первом удобном случае. Так было проще, как ему казалось. Любой конфликт можно решить мирно, в каждом сообществе есть свои устои и правила, которые необходимо выполнять, и лучше бы…
Хьюго фон Валленштейн, младший сын прославленного воина, с молоком матери впитавший понятия гордости и собственного достоинства, не стал дослушивать речь местного сидельца, как и мысли Максима. Одним ударом кулака он сбил наглеца с лавки на пол и несколько раз для острастки прошелся носками туфлей по его ребрам.
— Я тебя научу вежливости, мерзкая морда!
Никто даже не дернулся в защиту «блатного», как обозначил его для себя Максим. Остальные урок усвоили и если попытаются «покачать права», то сделают это ночью. Впрочем, Хьюго крепко сомневался, что они на это пойдут. Зачем? Им достаточно и собственных проблем.
Попинав урку еще немного для общей профилактики, Хьюго успокоился, и его место занял Максим, тут же расстеливший солому поверх лавки, на которую уже никто более не претендовал. Он решил было подремать часок-другой, успокоить нервы.
Но его планам не суждено было сбыться.
В дальней части камеры на ноги поднялся человек, до сего момента Максимом не замеченный.
Он прошел сквозь камеру, из тьмы на свет, и прочие обитатели испуганно освобождали ему дорогу, опасаясь его так же, как боятся крысы матерого боевого кота.
Белоснежная сорочка, которую тот носил, давно испачкалась, камзол был заляпан кровью и грязью, треуголка на голове отсутствовала. Но Максим сразу, с первого взгляда узнал этого человека, который однажды решал, жить ему или умереть.
— Я помню тебя! — ткнув пальцем в сторону Максима, заявил незнакомец по-английски. — Ты — безденежный германец, мой пленник!
— И я помню тебя, — Макс чуть склонил голову вниз и сжал ладони в кулаки, готовый драться и убивать в следующую секунду. — Ты — пират, капитан того чертова брига!
Глава 8
Глава 8
Драться за свою жизнь не пришлось.
Капитан миролюбиво опустил руки вниз и развел их в стороны, обозначая дружественные намерения, и широко улыбнулся желтыми, но крепкими зубами.
Был он высок, широкоплеч и по фактуре напоминал американского рестлера из девяностых. Лет тридцать на вид. Черные, как смоль, густые волосы сальными прядями свисали до плеч, а гусарские усы и клиновидная герцогская бородка, некогда аккуратно подстриженные, нынче топорщились, как иглы у ежа во все стороны. Лицо его украшала причудливая вязь старых шрамов, словно кто-то однажды изрезал капитана вдоль и поперек, но, к сожалению, так и не сумел его прикончить.
— Что было, то прошло! Кто прошлое помянет, тому глаз вон! — заявил капитан.
Максим не был настроен столь милостиво. Первым чувством в его душе было сильное желание убить пирата, почтив память тех, кто пытался это сделать прежде, но не сумел. Он огляделся по сторонам в поисках любых подручных средств, но ничего, хотя бы отдаленно напоминающего оружие, не обнаружил.
Под ногами застонал покалеченный урка, про которого Максим давно позабыл. Он пнул его еще разок для острастки. В остальном же все было спокойно. Прочие обитатели камеры предварительного и окончательного заключения далекой колонии великой испанской империи старательно делали вид, что ничего интересного вокруг не происходит.
Максиму захотелось выматериться во весь голос, но он внезапно вспомнил, что прежде недолюбливал обсценную лексику, и, усилием воли, сдержался, хотя Хьюго в его душе искренне возмутился такому решению.
— Пошел вон! — сказал Максим пиратскому капитану и сел на лавку, честно отбитую в неравном бою.
Урка, постанывая, отполз подальше, и Макс тут же забыл о его существовании.
— Вы невероятно учтивы, — пират внезапно перешел на немецкий и заговорил в вежливой форме, — судьба свела нас во второй раз, а такие знаки свыше настоящие сыны моря не могут оставить без внимания!
Говорил он вполне понятно, с легким британским акцентом, но Максим не пошел на контакт. Он отвернулся к стене и коротко бросил в ответ по-русски:
— Отвали, говорю!
Пират на несколько мгновений задумался. Потом заговорил:
— Это наречие я не знаю, хотя владею семью языками. Не будете ли вы столь любезны просветить меня и сообщить, на языке какого государства вы сейчас говорите?..
— Пошел ты, гнида! Крыса помоечная, мошонка дьявола, овцелюб, сволочь! Чтобы ты сдох в страшных мучениях, ублюдок! Тварь конченая, фашист, сифилитик!
Максим сам не понял, что на него нашло. Наверное, Хьюго на секунду победил. Он вскочил на ноги и орал на капитана так, как не кричал ни на кого прежде в своей жизни.
Тот невозмутимо выдержал ментальную атаку, с интересом вслушиваясь в русскую речь, а когда Макс выдохся и замолчал, уточнил:
— Очень экспрессивно! Это валашский*? Знавал я некогда одного тамошнего графа, из Трансильвании, кажется, у него еще были весьма выдающиеся верхние клыки. Как же его?.. Драхала…
*Валашский — старорумынский язык.
Максим к этому моменту уже успокоился и запал прошел. Он опустился обратно на лавку и зажал голову руками. Все было слишком уж чересчур. Конечно, за эти дни он свыкся с мыслью о своем незапланированном перемещении во времени. Точнее, он думал, что свыкся. Сейчас же оказалось, что все его невысказанные эмоции лишь скрывались под маской невозмутимости. Но при первом же дуновении ветра, эту маску снесло напрочь, обнажив истинную сущность Максима: испуганную и сомневающуюся. Благо, Хьюго был рядом, и сумел компенсировать своей непробиваемой самоуверенностью природную робость Макса.
В итоге, все пришло в состояние гармонии, и Максиму сейчас хотелось лишь крепко выспаться, но ему этого, разумеется, не дали.
— Вам говорили, что вы весьма неприятный человек, сэр? — пират перешел на английский, при этом голос его приобрел раздраженные интонации.
— Вот пристал, ушлепок, да отвалишь ты от меня или нет? — устало поинтересовался Максим, а потом все же сказал на английском: — Иди в свой угол! Разговора не будет!
Капитан вновь заулыбался, услышав знакомую речь. Присесть рядом на лавку он не рискнул, хотя на мгновение Максиму показалось, что он попытается это сделать. Но все ограничилось тем, что пират присел на корточки в паре шагов от лавки, широко разведя колени в стороны — прямо живое воплощение гопника из неблагополучного района родного города, только антураж слишком уж экстравагантный.
— Сэр, я хотел бы с вами побеседовать! — настойчиво сказал капитан, перейдя на низкие, хрипловатые, доверительные полутона.
— Пошел вон!
— Сэр, это важно для вас, поверьте! Уделите мне всего лишь несколько минут, и вы не пожалеете!
— Вон!
Максим, и правда, как-то внезапно выбился из сил. И все, что ему хотелось, чтобы его оставили в покое хотя бы на несколько часов. Видно, сказались волнения прошлых дней, и диалог с капитаном пиратского корабля никак не входил в его ближайшие планы.
— Я расскажу вам нечто такое, отчего вас немедленно освободят из этой клетки!
Интересно, подумалось вдруг Максу, а что было бы, если бы случайная пуля миновала висок фон Валленштейна? Как вообще произошел процесс перехода одной личности в чужое только что умершее тело. Да и умершее ли? Ведь Хьюго остался жив, лишь его сознание заместилось разумом человека, родившегося триста лет спустя. Причем заместилось не на сто процентов, ведь Валленштейн время от времени в сложные моменты брал на себя управление собственным телом. Или то были остаточные рефлексы организма?..
— Господи, ну что ты можешь сказать такого важного? Твоя жизнь не стоит даже веревки, на которой тебя завтра повесят. Просто оставь меня в покое и проведи свои последние часы достойно.
