которой уже толпилась группа богато разодетых придворных, напряженно всматриваясь в кривую линию дороги на горизонте и считая количество телег, которые как гусеницы медленно ползли к палаточному лагерю. Трубя в горны, неопознанные войска возвещали о своем прибытии как осажденных, так и осаждающих.
Из-за расстояния не разобрать, но, вроде бы, на солнце мелькают красные знамена.
На площадке находился и сопровождавший нас сир, помогая старику в серой мантии установить на штатив огромную трубу. Закончив монтаж и суетливо и вставив поплывшие линзы, старик заглянул в окуляр.
— Ну?! — потребовал властный голос. — Чьи знамена?!
— Милорд, как было сказано, сей дивный и безумно хрупкий прибор замыслен для астрономических изысканий, а отнюдь не для…
Придворный магистр не успел закончить — крупный мужчина в расшитом жемчугом камзоле грубо отпихнул старика и припал к окуляру сам.
— Что за ерунда, ничегошеньки не разобрать! Фокусировка? Какая еще фоку… А, эту штуку покрутить… Так и говори по простому, нечего с толку сбивать! До чегож мутно, гербы не разгляжу…
Напряженно всматриваясь в примитивную трубу, чья оптика уступала даже китайскому биноклю, лорд наконец выпрямился, добродушно похлопал дряхлого магистра по плечу и объявил:
— Лошадиные головы на красном поле. Молочный Холм! «Мантикору» тащат, перед переговорами напугать задумали… Хитрецы.
Новость, которая должна была привести осажденный город в панику, напротив, заставляла придворных облегченно вздыхать и даже улыбаться.
— Стюард! Приведи двор в порядок, чтоб к прибытию делегатов каждая ступенька блестела! И распорядись на кухню, дабы чего медового напекли. Говорят, леди-командующая охоча до медовых пирогов… Надо показать нашу добрую волю наперед и заодно намекнуть о громадных запасах в кладовых. Чтобы и не подумала осадой стращать, не то знаю я этих «молочников», мир миром, а все силу показать норов…
— Мирного решения не будет.
Мой голос погрузил площадку в могильную тишину. Лорд и его свита удивленно таращились на меня, как Папа Римский на проститутку. Перешептываясь меж собой, они тщетно силились понять, как бомжара сумел прокрасться на их военный совет.
— Кто тебя за язык поганый тянет… — голос аптекаря заставил вздрогнуть и обернуться и притаившихся позади девчонок.
Пегги закрывала лицо ладонью, а Серина привычно скулила, что она не с нами.
Дружелюбный рыцарь отошел первым:
— Э-э-это делегаты, милорд. О которых я явился доложить, аккурат перед тем, как магистр попросил ме…
— Делегаты? Они? — лорд закатил глаза. — От кого? Говна и пыли?
Придворные заулыбались шутке своего господина.
Дурак, какой дурак… И лорд, и я, и даже гребанная леди-командующая, падкая на медовые пироги. Один этот козел умный, который с рыбой на гербе. Господи, как там его звали? Чего там этот фуражир говорил? А, вспомнил!
— С полмесяца назад в город прибыл сын графа Дюфора. Я уполномочен выяснить, что с ним случилось?
Наверное, со стороны было очень смешно наблюдать, как грязный хмырь с раной во всю рожу требует ответа от ряженного в жемчуг лорда, но мне не до смеха.
— Первый раз слышу. — отмахнулся Больжедор. — Коли бы Дюфор, как и подобает моему вассалу, прислал наследника, я бы Молочного Холма не дожидался.
— Не присылал, значит… А чьи головы тогда висят над воротами?
— Скоро твоя повиснет, грязь, коли дерзить продолжишь! — вспылил самый молодой из группы, хватаясь за ножны. — А ну, пади на колени перед милордом!
— Тише, тише…
— Но лорд-отец, они же…
— Обожди, не спеши. За дерзость должное воздать успеется. Коли уж такой смельчак выискался, чегож не уважить? — лорд снова повернулся ко мне. — Головы, спрашиваешь? Убийц то головы. Швали продажной. Раз на улице налетели, посреди базарного дня, раз в бойницу заползти мыслили, но сорвались, недоноски…
Ага, а начались эти покушения полмесяца назад. Даже спрашивать не надо. Забавно, но вся та пурга что я вешал гвардейцам на стене, по итогу оказалась не такой уж и пургой. Может пока рябой мою башку о камень бил, у меня дар предвиденья открылся? Было бы забавно…
— Так кто же ты, нарядный да красивый? На посланника вовсе не похож, как и на убийцу, впрочем. Кто ты?
Вопрос на миллион. Надо соврать, что нищие, что просто к стене пробрались. Или что мы послы и устно передаем требование капитуляции. Или правду сказать, про этого Хьюго в лагере и гнилую прокладку, в которую нас втянули. Нужно. Все нужно. Любой ценой спуститься со стен и свалить обратно в лес, поближе к волкам и подальше от князьков с их играми.
Оставить этот город и его лорда на растерзание, так же, как я поступил с телом Коллет. Твою-то мать…
— Я не посол, но послание у меня все-таки есть. Ты идиот, если всерьез ждешь какой-то делегации. Никто с тобой переговариваться не собирается, тебя развели как последнего лоха. И из-за твоей тупости и бездействия, перебьют половину города, а тебя лично повесят на башне твоего же зам…
Крепкий кулак врезался в челюсть. Боль от незажившей раны пронзила каждую клеточку тела. Только благодаря мускулам подхватившей меня Пегги, я устоял на ногах.
— Благодарю, сын, а то дюже языкастый. Страсть какая, меня на моей же башне вешать вздумал.
— Велите сбросить со стены?
— Не беги вперед повозки, сперва с палачом свести надо. А пока… Сир Колин, познакомьте эту говорливую требуху с темницей.
«Наш» рыцарь с готовностью кивнул:
— Ваша воля моими руками, милорд! Но… Как быть с дамами?
— Дамами? Где вы видите дам, сир? В темницу!
— ...Как вам будет угодно.
Серина снова орала, что не с нами, а брюнетка гневно зыркала сверху вниз, так и спрашивая, что же я натворил. Ответа у меня не было. То ли подвиг совершил, то ли последнюю тупость в жизни.
Настоящей темницы в замке не водилось. То ли лорд слишком добрый, то ли наоборот, чересчур скорый на расправу. Оттого, добавив в мою несчастную башку еще пару раз, нас пинками рассовали по каморкам для слуг в одной из башен. Слуховое окно у косого потолка, грубая кровать с циновкой да деревянное ведро для справления нужды — вот и все удобства. Самое то, чтобы как следует подумать о жизни скорбной и череде неудачных решений, лишивших ее последних цветов.
И хрен бы с ними с амбициями и идеями о революции, но Коллет… Нет, отставить нытье!
Вскочивы с
