Но мой отец, а вернее отец Шемяки меня слушать не захотел. Чему причиной являлось то, что меня с братом Васькой успели очень качественно и умело отодвинуть от бати. И устроил это гребанный боярин Морозов, ближний советчик при Юрии Дмитриевиче.
Закончилось все очень печально, порешил батя снять с себя великое княжение и уйти из Москвы.
Твою же кобылу!!! Как ни бился, ничего не помогало: один ответ, я великий князь, мне и решать, а ваше дело маленькое, меня слушать да исполнять. Дело дошло уже до откровенных ссор.
В общем, подписали они с Василем еще одно докончание, по которому Юрий Дмитриевич отдавал великое княжение, а взамен получал город Димитров, который ранее Васька сам у нас отжал. И самое пакостное, что нас на подписание даже не взяли, все произошло тайно.
Васька брат чуть ли не в припадках бился, я как мог успокаивал, но получалось неважно — сраный боярин умело разжигал смуту. Я подозревал что он мылит на руку московским, вплоть до того, что сам тайный агент, но прямых свидетельств тому не было, а косвенным отец не верил. Да и сладить с уродом в подковерной борьбе не получалось, умения хитрости не хватало, даже с советами Зарины. Слишком матерым гребаный боярин оказался.
По итогу, стали готовится к отъезду домой. Я в последний раз попробовал урезонить отца, но дело закончилось ничем. Отец словно свихнулся, плел вовсе странное: мол, птенцам гнезда Калиты ссориться неладно и все такое. Ага, а как Ваську воевать, так ладно? Твою же мать...
Вышли с братом из его покоев, а тут Морозов собственной персоной, да еще так гаденько ухмыляется при виде нас: мол, что, щенки, знайте свое место.
— Ах, пес!!! — бешено взревел Васька и выхватил кинжал.
Не успел я опомниться, как Морозов уже хрипел и пускал кровавые пузыри на полу с распоротой глоткой.
Я попытался ему артерию зажать, но не смог — опыта не хватило, только весь к кровище изгваздался.
Брякнула дверь, выскочил отец. Картинка ему открылась совершенно ясная, вот дохлый боярин, рядом мы — все заляпанные кровью. Что тут думать? Порешили сыночки на пару первого советчика и соратника — отомстили за обиду.
— Как посмели?!! — лицо Юрия Дмитриевича страшно исказилось. — Тати! Пошто верного человека извели? Недоброе замыслили? На меня руку еще поднимите! Эй, кто там...
Его охрана выдернула сабли. Васька кинулся на отца, но я поймал его и слегка придушил во избежание осложнений.
От идеи объясниться отказался — все равно бесполезно.
Думал отец прикажет нас в колодки забить, но обошлось.
— Вон! — скрипнул зубами Юрий Дмитриевич. — И на глаза мои не являйтесь прежде чем позову. Забью в колодки! Слышали? Вон!!!
Вот так все и закончилось. И людей попросту положили и славы не сыскали. Легко мне было расписывать, как мои главные герои историю шатают, на практике все оказалось куда как трудней. Одна радость, теперь некому отца смущать. И Всеволж, к счастью, куда-то подевался.
По итогу, к концу следующего дня мы с Васькой со своими ушли из Москвы. Младший брат принял сторону Юрия Дмитриевича. Впрочем, очень ожидаемо — не тот характер, средненький он по норову и по уму.
На одном из привалов сел я у костерка и задумался очень насущным вопросом:
— Что делать?
Ответ пока выражался только в одном очень русском и емком слове:
— Блядь...
— Все ладно случилось. — отстраненно заметила Зарина.
— Что, ладно? — вспыхнул я. — Где ты ладное видишь? Совсем ополоумела?
— Не горячись... — аланка заботливо смахнула пылинку золы от костра с моей скулы. — Нет добра в сваре. Надо мировую с Василием искать... — она покосила на моего брата и уже тише сказала: — Своим умом искать. Отец твой не вечный...
Я зло на нее посмотрел, но смолчал.
Говорить просто, исполнить трудней. Мир с Василием — однозначно лучший вариант. Можно собрать войска и нагнуть его еще раз — сил хватит, если еще вятских поднять. Но это означает новый виток войны. И не последний, московские вряд ли смирятся. Но прямо сейчас идти на мировую нельзя — мы сейчас на слабой позиции. Московские примут желание мириться за слабость, соответственно, условия мира для меня будут ущербные, даже позорные, сплошной урон.
Опять же, отец и прочие галичские не поймут такого самоуправства, посчитают предательством, домой после этого путь заказан. В моем положении — оторвешься от дома, почитай пропал.
И еще! Убивать своих на радость чужим мне как серпом по бубенцам, особенно на фоне сраной братоубийственной войны в современности.
— Заберите какой-нить удел московский, сядьте там, укрепитесь... — нашептывала аланка. — Уже на горе, а не под горой. А в обмен на возврат удела докончание подпишите, да что еще выторгуете у московских. Пора свою силу показывать, не вечно же под отцом ходить будете...
— Чтобы больше такого от тебя не слышал, — резко оборвал я ее. — Поняла? Много ума взяла. Помни свое место!
— Как прикажешь, хозяин, — аманатка покорно опустила голову. Но по ее блеснувшим глазам стало понятно, именно на такую мою реакцию она и рассчитывала. А еще рассчитывала, что заругаю, но прислушаюсь. И оказалась права. Мысль плотно засела у меня в голове.
Умна и хитра, зараза. Даже не знаю, хорошо это или плохо. На данные момент, наверное, хорошо, я сам нихрена не ориентируюсь пока, а дальше? Дальше придется укрощать — девка ладная, люба мне, но своеволия не потерплю! Место свое должна знать. Говорит удел забрать? Что у нас подходящее? А Кострома! Городок небольшой, но очень важный! Стоит на Волге, торговый центр, к тому же, перерезает прямой путь на Галич! А почему бы и нет?
Немного подумал и кликнул Ваську к костру.
— Что мыслишь? — и сунул ему скляницу из венецийского стекла с Васькиным самогоном.
Тот алчно глотнул, сипло выдохнул и прохрипел:
— Батю надобно на место ставить, непотребное творит. Хватит ему сидеть князем, пора молодшим лавку уступить. Потолкую с людьми на Галиче...
Я едва не выматерился. Вот же недоумок, вздумал отца с княжеского места свалить. Совсем башкой не варит. Опять смута, а московские под шумок тепленькими возьмут. Нельзя ссориться между своими. Порознь не сила мы.
Слегка помедлил и резко вывалил ему:
— Так-то оно так. А сейчас пойдем Кострому возьмем под свою руку!
— Кострому?! — ахнул Васька.
— Ее самую. Покажем отцу, что не пальцем деланые.
Сыграл в темную, не стал растолковывать, что гребаная Кострома только для торга при мировом соглашении с московскими.
— Ай, голова! — хлопнул себя по ляжкам Василий. — Пойдем возьмем! Дело толкуешь! Тама твердой власти княжеской нет. Посадник что та блядь по рукам ходит, сообразно выгоде сторону принимает: то наш, то московский. Будет наш! Пока Василий отбивать наладится, соберем войско и укрепимся. Изгоном городок возьмем, как Ярославль! Можить отец за тяму возьмется! Он докончание подписывал, не мы, значит с нас спроса нет! Ай, хват! Дай еще хлебнуть, сквалыга! Мне толковали что ты две бочки зелья взял? Пошто не поделился со мной?
Вот так решение и приняли: Ваське что тем татарам: лишь бы у московских что отобрать. Интересно, как он среагирует, когда узнает зачем на самом деле Кострому взяли? Хотя и так ясно, мира не жди, придется с ним бодаться. Но это дело такое, хватит мне у него на поводу ходить.
Получив заветную скляницу с остатками самогона Васька убрался к своим, а я стал прикидывать силы для захвата Костромы.
С личным составом выходило неважно. При Василии семь десятков ратников, да при мне сотня. Большую часть вятских пришлось отпустить домой отвезти хабар, бояре с наших вотчин со своими холопами тоже уехали. Выходило что Кострому придется брать с неполной ротой, если считать по-современному. Впрочем, все ратники были отлично экипированы и обучены, а пример Ярославля показал, что города можно брать и малым числом при определенных условиях.
— Взять-то можно, а вот как удержать? — пробормотал я вслух. — А если Васька на мир не согласится? Эх, сюда бы пушчонок хотя бы с десяток...