и камеру.
— Ово је мој син. Он не говори. Неми од детињства. (серб. Это мой сын. Он не говорит. Немой с детства.) — снова сказал что-то по-сербски городской, обращаясь на этот раз не ко мне, а к «колхознику».
Не обращая на меня никакого внимания, мужчины занялись ремонтом. Я решил, что меня это не касается, и остался в стороне от кипящей работы полевого шиномонтажа. Но мне понравилось, как ловко эти двое разбортировали снятое колесо и поменяли камеру. Старую продырявленную камеру тут же заклеили каким-то резиновыми заплатками, присобачив их очень вонючим клеем. После чего стали снимать и разбирать второе колесо.
Я типа не понял, зачем они стали это делать, так как машина уже стояла на всех четырёх колёсах, которые «городской» уже накачивал при помощи ручного насоса… Хотя… Целая и накачанная запаска в дальнем пути не помешает. Наконец работа была закончена. Мужики стали пожимать друг другу руки, прощаясь.
— Хвала Душане! Много си ми помогао. (серб. Спасибо, Душан! Ты мне очень помог.)
— Хвала, Мирко! Веома сте великодушни. Данас сам зарадио за сат времена колико сам зарадио за недељу дана. (серб. Тебе спасибо, Мирко. Ты очень щедрый. Я сегодня за час заработал, как за неделю.)
Распрощавшись, колхозник ушёл в направлении селения, а городской сразу перестал улыбаться и строго на меня посмотрел.
* * *
— Ну, здравствуй, Саша!
— Здравствуйте!
— Ты вообще ничего не понимаешь по-сербски?
— Нет. Так… отдельные слова. И то, если не быстро.
— Тогда ты просто молодец. Я сказал этому местному парню, что ты мой сын, но немой.
— Я не понял… мой — не мой…
— Немой. В смысле не говоришь ничего с детства.
— А… Тогда понятно.
— Меня зовут Богомир. Или проще — Мирко. Нам с тобой ещё долго ехать. Если кто-то тебя о чём-то спросит, то просто кивай головой или плечами пожимай…
— Мирко! А как кивать? Вон в Болгарии когда «нет», кивают, как «да», и наоборот…
— Не. Так только в Турции и Болгарии делают. Ну, ещё и албанцы иногда, но не все… Так что у нас в Югославии, всё как в Союзе.
— Вы хорошо говорите по-русски. Небольшой акцент слышится только, да и то не слишком заметный…
— Да? Я думал, что говорю без акцента. Я учился в СССР…
— Ясно. А куда мы едем?
— Узнаешь, как доедем…
Ну, вот… И здесь опять туман и тайны…
* * *
Дорога, дорога… Ты знаешь так много о жизни моей непростой… Так, кажется, пела в будущем знаменитая группа «Любэ»…
Ничего это дорога не знает обо мне сейчас.
Кто я? Куда я иду? Куда я еду?
Я сидел рядом с Мирко, и привалившись к стеклу боковой двери, смотрел вперёд. Мой сербский водитель действовал так же, как и его болгарский собрат Радко. Он ехал по второстепенным дорогам, максимально избегая крупных поселений и больших городов. Но не везде и не всегда. Видимо, иногда это было невозможно избежать… Пару раз заправились. Один раз из канистры, а в другой раз Богомир тормознул проезжающий мимо грузовик, махнув канистрой. Водитель грузовичка легко согласился продать нам лишнее топливо. И мы поехали дальше…
А за окнами уже вечерело. Я не знаю сколько мы уже проехали и сколько ещё нам осталось ехать до места назначения. Но, как мне показалось, мы обязательно где-нибудь заночуем. Ведь Мирко уже сколько часов провёл на ногах и сколько за рулём? Есть предел любому человеческому организму. Я, конечно же, мог его подменить. Я же могу водить практически любые современные автомобили… Опыт богатый. Но зачем Богомиру об этом знать?
Когда стало совсем-совсем темно, водитель нашёл место на широкой обочине дороги и заглушил двигатель…
— Надо поспать, Саша! Я устал. Часа через четыре-пять на рассвете, поедем дальше. — сказал Мирко усталым голосом, и откинув спинку сиденья, практически мгновенно заснул.
Ну а мне что делать? Я последовал его примеру. Лежал и смотрел через окно на звёздное небо… Чарующий вид ярких звёзд гипнотизировал. Я долго пялился в звёздный калейдоскоп, пока наконец, незаметно для самого себя не заснул…
Мне даже приснился сон. Странный сон, бессмысленный и бессвязный. В нём перемешалось всё. Прошлое, будущее… Мелькали лица. Лёшка, Маринка… И что особо удивительно, Жанна Хмара. Она беззвучно раскрывала рот, сидя в горящей машине. Потом приснилась Аня с мамой Леной. И почему-то, погибшая тётя Наташа. Потом приснилась Алёнка. Она что-то мне говорила, но звука не было. А по губам я так и не научился читать слова и буквы. Неожиданно появился Васин. Он ничего не говорил, просто пристально смотрел и при этом ни разу не улыбался. Плохой звоночек. Обычно дежурная улыбка у него всегда при себе имелась, как у породистого американца. Майора сменил Павел Анатольевич. Он молча кивнул головой, как бы одобряя мои будущие действия… А потом наступило утро.
29 июля. 1974 год
Где-то в Югославии…
Я проснулся ещё до рассвета. Есть такое время утром. Солнце ещё не показалось из-за края земли, но уже не темно… Эдакий предрассветный сумрак… Мне срочно захотелось отлить, и я потянул за ручку двери. Тем самым я разбудил чутко спящего водителя. Его реакция оказалось непредсказуема. Он выдернул невесть откуда взявшийся Вальтер ППК, но обнаружив только меня, открывающего дверь, тут же убрал его. Похоже, что под курткой у него пряталась оперативная кобура для скрытого ношения пистолета. Кто же ты такой, товарищ Богомир?
Минут через несколько, сделав все свои утренние дела мы двинулись дальше. Перекусили на ходу, купив в одном селении хлеб и сыр. А ещё часа через четыре, я увидел море…
29 июля. 1974 год
СФРЮ. Опатия.
Ну, как тут не поглумится над смешным для русского уха названием небольшого приморского городка. Опатия… На слух так и просится: Апатия…
Приехали мы сюда в середине дня. Мирко сразу же подрулил к одному из домов и припарковался. Я вышел из машины и начал было разминать затёкшие
