— Заряжай! — дрожащим голосом приказал артиллерист.
— Обычным?
— Двойным, я сказал!
Но, судя по всему, и одного метко пущенного ядра оказалось довольно. Над воротной башней замахали белой тряпкой, показывая, что не желают более проливать кровь и готовы пойти на переговоры.
— Фух, — шумно выдохнул я. — позовите кого-нибудь, кто по-ихнему понимает.
— Так здесь я, — осторожно заметил Рожков.
— Вот и славно. Пойди, поинтересуйся, чего хотят. Обещай всем сохранение жизни. Если свободного пропуска попросят, то можно… только сразу не соглашайся. Скажи, мол, царь тут и он все решает.
— Сделаю, — отозвался недавний пленник и двинулся вперед.
— Масленников! — припомнил я, наконец, фамилию командира батареи.
— Я, государь! — вытянулся тот.
Соскочив с коня, я на нетвердых после боя ногах подошел к нему, и на глазах у всех троекратно обнял и расцеловал. Потом сделал знак Корнилию, и тот подал мой кафтан, который я тут же накинул на плечи артиллериста.
— Все мы сегодня славно дрались. Но кабы не ты, да твои люди, не видать нам верха! Зело искусен ты, братец.
Растроганный царской милостью офицер едва не грохнулся на колени, но в последний момент удержался и стал благодарить, уверяя, что отслужит.
— Конечно, отслужишь, — усмехнулся я. — Куда ж ты денешься?
В этот момент вернулся наш переговорщик, выглядевший немного обескураженно.
— Ну чего там? — вопросительно посмотрел я на него.
— Так это, — широко улыбнулся Михаил. — Услыхали турки, что твоя царская милость тут и сдаются. Живота лишь попросили и только! Токмо и лепечут — рус шейтани…
[1]Азапы, азебы — холостяки (тур) род лёгкой пехоты в османской армии, иррегулярные вспомогательные войска авангарда.
[2] мирлива — турецкий наместник берлербейлика (провинция высшего ранга в Османской Порте)
Глава 6
Не успел Рожков сделать мне доклад, как ворота цитадели распахнулись, и из них показалась целая процессия богато одетых турок. Мелко семеня, они нерешительно двинулись в мою сторону и, вероятно, прошло бы немало времени, пока они добрались до нас. Однако, времени ждать их у меня не было.
— Корнилий, видишь ворота? — показал я своему телохранителю. — Бери сколько есть конных и займи их, покуда османы не очухались. Не дай бог прознают, как нас мало, опять до драки дойдет.
— Сделаю! — кивнул бывший лисовчик, и не успела турецкая делегация пройти и половины пути, как у ворот стоял караул из наших ратников.
Увидев, что все в порядке, я тоже пришпорил Лизетту и подскакал прямо к отцам города. В этот момент выяснилось, что далеко не все члены делегации шли добровольно. По крайней мере, один из них — седой старик с надменным лицом был связан и все время ругался на своих спутников.
— Кто-нибудь из вас знает нашу речь? — осведомился я.
— Я господин, — угодливо кивнул невзрачный мужичок средних лет с редкой бороденкой.
— Тогда говори, кто вы и чего хотите?
— Мы хотели просить милости у великого царя Ивана, — начал было редкобородый, но связанный старик перебил его и принялся что-то кричать в мою сторону, брызгая слюной.
— Что он говорит? — поинтересовался я.
— Прости, господин, я не смею оскорбить твой слух, — замялся переговорщик.
— Он сказал, что всех неверных испепелит гнев великого Аллаха, — вмешался старавшийся не отставать от меня Рожков, — а еще ругается всяко разно и поносными словами грозится тебе государь и войску твоему!
— И сильно ругает?
— На чем свет стоит!
— Государь? — изумился редкобородый и тут же повалился на колени. — Неужели мы удостоились небывалого блаженства увидеть могучего и милосердного царя всех урусов?
— Шайтан! — снова завизжал связанный и хотел было плюнуть в меня, но видимо не нашел слюны во рту, пересохшем от долгой ругани.
— Сдавайтесь, и я пощажу вас, — заявил я переговорщику и обернулся к Рожкову, — знаешь кто эти люди?
— Как не знать, — отозвался вчерашний пленник, — связанный — здешний бейлербей или мирлива, называй, как хочешь. Мехмет-паша его зовут. А этот говорливый — Селим-ага. Что-то вроде дьяка тутошнего.
— Что за человек?
— Погань редкостная, — нелестно охарактеризовал его Рожков. — Мздоимец и вор.
— Взятки берет?
— Не в том беда, государь, что берет. Про другие земли не скажу, ибо не был, а в Туретчине по-иному не бывает. Но иной примет положенное, да лишнего не требует, а этот аки волк, пока всех овец из стада не перетаскает, утробу свою насытить не сможет!
— Что? — навострил уши чиновник, почуявший, что разговор идет о нем.
— Молчать! — прикрикнул на него толмач, правильно оценивший мой взгляд. — Разве наш повелитель разрешил тебе открыть свой поганый рот?
Как ни странно, но ругань весьма плодотворно подействовала на вороватого агу, ибо он тут же уткнулся лицом в землю, и больше не мешал нам.
— Я так понимаю, это лучшие люди города?
— Из мусульман точно. Еще греки есть и армяне. Некоторые ничуть не беднее турок будут.
— Отлично. Значит, переводи им. Пусть все мусульмане сложат оружие и заплатят выкуп за себя и свое имущество. А до той поры, как соберут деньги, пусть каждая семья даст мне аманата, сиречь, заложника. Лучше сына, но кому бог не дал, сойдет и дочь. И сразу же предупреди, кто попробует выдать за своего ребенка слугу или еще кого, пусть сам всю свою семью перережет ибо я не помилую! А тому, кто об этом прознает и донесет, отдам половину имущества казненного.
— Хитро, — уважительно заметил Рожков и начал переводить.
Пока он говорил, лица отцов города постепенно начали разглаживаться. В принципе, ничего необычного в моем требовании нет. Почти все завоеватели поступают именно так. Почти, потому что казаки, случись им захватить город, просто режут всех без разбора и тащат на струги, что под руку попадет. А тут все же какая-то система. Порядок!
— Позволено ли ничтожным рабам великого царя спросить, велик ли будет выкуп? — почтительно осведомился Селим.
— Думаю, миллион дукатов или сто миллионов акче будет справедливой ценой, — после недолгого раздумья заявил я, и тут же, будто спохватившись, добавил, — Это не считая прочих товаров, которые будут реквизированы.
— Государь, в Кафе много пороховых заводов, а селитру делают в Карасубазаре и везут сюда. — Напомнил неугомонный Рожков.
— Да, все запасы пороха, оружие и пушки, конечно, наша добыча! Знаю, что вы изрядно промышляете работорговлей. Так вот. Всех рабов в городе освободить и за ваш счет одеть, обуть, помыть, накормить и снабдить сотней акче на дорогу. Так что в ваших же интересах, чтобы их нашлось поменьше, иначе вовсе разоритесь…
— Помилуй, величайший, — разинули от удивления рты хозяева города и тут же загомонили все разом. — Даже если ты заберешь все наше имущество, а жен и детей продашь в рабство нам не собрать такую гору золота!
То есть, говорили они, конечно же, по-турецки, но смысл был понятен и без перевода.
В этот момент мне почему-то вспомнились мои бояре с дворянами, постоянно жалующиеся на скудость и невозможность нести службу. Ей богу, замени чалмы на высокие горлатки и колпаки с собольей опушкой, а расшитые золотом халаты на шубы, картинка получится один в один!
— И сколько же вы можете мне заплатить? — поинтересовался я с невинным видом.
— Э… — начали шептаться между собой толстосумы и после недолгих препирательств выдвинули свое предложение. — Из уважения к столь великому воителю, мы могли бы предложить ему два миллиона акче!
— Вы за кого меня принимаете?! — картинно удивился я. — Вы порождения ехидны от кровосмесительной связи с дикобразом! Посмотрите на свой город, полный богатств и невообразимых чудес. Да мне совестно было бы просить более скромную сумму. К тому же, я меньше никогда и не брал.
— Будь милосерден к нам, воитель достойный сравнения с Искендером Двурогим!
— А вы были хоть немного милосердны к попавшим вам в плен христианам?
