— Видишь ли, Леонид, прежде твоего отрицательного ответа на вопрос, знаешь ли ты, как работает губной сыск, я тебе скажу, что сам я это знаю, — несколько витиевато начал я, но царевич, судя по короткому смешку, меня понял. — Как только они найдут мёртвое тело Ташлиной, дело о её розыске сразу же станет делом об убийстве. И за мужа Ташлиной они так или иначе возьмутся.
— Мёртвое тело? — встрепенулся царевич. — Почему ты считаешь, что они найдут именно тело?
— Потому что скорее всего так оно и будет, — свои слова я сопроводил вздохом сожаления. На самом-то деле никакого «скорее всего» я тут для себя не видел и в смерти Ташлиной был просто уверен. Даже молчавшее на сей счёт предвидение ничего в этой моей уверенности не меняло. И да, я и вправду о её смерти сожалел.
— Боюсь, тут ты прав, — помрачнел Леонид.
— Если же Ташлину найдут живою, — такую возможность я тоже решил рассмотреть, хоть и совсем в неё не верил, — дальнейший розыск будет зависеть от того, по своей ли воле она скрывалась или же её удерживали вдали от дома насильственно. В первом случае губные опять-таки возьмутся за мужа, выясняя, что такого он делал, что законная супруга от него бежала, но и во втором причастность мужа к похищению Ташлиной будут проверять с особым тщанием. Исключением тут может быть то лишь, если Ташлина сбежала от мужа с любовником.
— Почему ты так уверен, что губные возьмутся за Ташлина? — спросил царевич.
— Потому что при любом злоумышлении против замужней женщины муж попадает под подозрение первым и выходит из-под него последним, — для меня это было очевидным, а вот для Леонида, похоже, нет. — Но дело тут даже в не в том.
— А в чём же? — не понял царевич.
— А в том, что никакого разделения на розыск Ташлиной и сыск в отношении её мужа у губных не будет, — пояснил я. — И если государю угодно, чтобы я занялся именно и только Ташлиным, то и в этом случае мне придётся топтаться на одном поле с губными. А они чужих в своём огороде не любят.
— Но в Усть-Невском ты, как сам говоришь, топтался в их огороде? — удивился царевич. — Да и в прошлом году у тебя что-то подобное было…
— Напомни, по чьему поручению я был приписан к военному отделу Палаты государева надзора, — усмехнулся я. — И в Усть-Невском я действовал по открытому листу, так что губным ничего и не оставалось, как меня принять. А что в прошлом году было, так в Елоховской губной управе я старшего пристава Шаболдина чуть не с детства знаю.
— Ташлину и боярину Висловатову будет указано на твои вопросы отвечать и препятствий тебе не чинить, — пообещал Леонид, не иначе как от государева имени. Ну а кто бы ещё мог дать такие указания?
— И боярину Висловатову, значит, тоже? — я снова усмехнулся. — То есть государю угодно, чтобы я не только в семейных делах Ташлина порылся, но и в служебных?
Царевич Леонид кивнул, подтверждая мою догадку. Вот, стало быть, как… Царь согласился с Висловатовым не пускать губных в Палату государева двора и тут же решил запустить туда своего личного доглядчика. Да, обычный для государя Фёдора Васильевича образ действий — даст не по делу высунуться, тут же по высунутой башке и стукнет. Что с выборами дяди так было, что со шведами… Впрочем, а что я тут могу потерять? Да ничего, собственно. Палата государева двора мне никоим образом не указ, если меня там и невзлюбят, я такое переживу без особых затруднений. Как ко мне будет относиться приказной советник Ташлин, на то вообще можно и не смотреть. А приобрести могу многое, царская благодарность никогда лишней не будет. Но, разумеется, это в том лишь случае, если я до истины докопаюсь. Если же нет, последствия лучше себе и не представлять. Но я же докопаюсь, да? Я же обязательно докопаюсь!
— Так ты возьмёшься? — напомнил о себе Леонид, выводя меня из задумчивости.
— Возьмусь, — решительно ответил я. — Но не прежде, чем губные найдут Ташлину.
— Вот! — обрадовался царевич. — Брат мне так и предсказал, что ты возьмёшься, но подождёшь, пока Ташлину найдут!
Да кто бы сомневался… Царь в людях разбирается, это я себе уже давно уяснил.
— Только вот ещё что, — я решил уточнить задачу. — Раз уж государь желает, чтобы дела Ташлина прояснял я, то губных, как я понимаю, до него самого и до Палаты государева двора допускать не особо и будут?
— Получается так, — не особо уверенно ответил царевич.
— А вот мне доступ к тому, что нароют губные, понадобится, — принялся я выторговывать себе, как сказали бы в прошлой моей жизни, режим наибольшего благоприятствования. — И главное, чтобы как Ташлину отыщут, сразу чтобы мне сообщили. Да и потом пусть новостями со мною делятся.
— О том у нас с братом разговора не было, — Леонид слегка растерялся. Ну да, он себе работу губных и правда не сильно хорошо представляет, а государю, должно быть, недосуг было уточнять все подробности. Что ж, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Раз уж я прямо сейчас обратил внимание на отсутствие тех самых подробностей, прямо сейчас следует и приложить усилия к их прояснению.
— Ты вот ещё о чём у государя узнай, — откладывать оное прояснение я не стал. — Может так получиться, что я раньше губных смогу узнать что-то такое, что может оказаться для розыска важным. Как мне тогда быть-то? Сообщать им или нет? Что сообщать и что нет? То есть мне надо будет иметь возможность докладывать обо всём том государю быстро, чтобы и он мог решать без опоздания, и губных, если что, упредить было бы можно.
Нет, я понимал, конечно, что нахальство моё в данном случае непомерно, но для пользы дела же, не по одной своей прихоти…
— Я сегодня же с братом поговорю, — похоже, царевич начал понимать, насколько сложным делом является розыск. — И тебе передам без задержки. Без большой задержки, то есть, — уточнил Леонид. Время у меня, — он посмотрел на настенные часы, — пока есть, давай-ка ещё по бокалу? Уж больно вино у князя Бельского хорошее!
Прав царевич, вино у тестя хорошее. Неужели он его к царскому двору не поставляет? Или Леониду там много выпить не дают?
— Как Варвара Дмитриевна? — поинтересовался царевич за вином. — И где она, кстати?
— Да хорошо у неё всё, — ответил я. — В Ильинский пассаж ушла, скуку развеивать. Тебя-то женить когда собираются?
— Не знаю даже, — пожал царевич плечами. — Сейчас свадьбу Константина готовят, до меня ещё очередь не дошла. Татьяна-то Филипповна как поживает?
Так, и с чего бы вдруг Леониду Васильевичу вспомнилась моя сестрёнка? Они и виделись два раза только — на открытии нашего оружейного магазина да у меня на свадьбе, а это уже давненько было. Но вот же, понимаешь, интересуется. Хм-хм… При двух уже сыновьях у царя да при двух ещё братьях между царём и Леонидом престол царевичу никак не светит даже в теории, а значит, и жениться он может почти на ком пожелает, ровню в Европе ему уж точно искать не станут. М-да, как-то это всё неспроста…
— Неплохо поживает, вот в будущем году гимназию закончит, — я постарался не показать своих внезапных подозрений, но Леонид тут же их и усилил.
— Кланяйся ей от меня, как увидишь, — как-то очень уж тепло прозвучали его слова.
— Непременно, — заверил я его и принялся аккуратно менять тему беседы…
[1] См. роман «Царская служба»
Глава 10. Рождество
Как и всегда, строгость последней седмицы Рождественского поста странным образом сочеталась с предвкушением скорого наступления самого Рождества и всех связанных с ним радостей. Предпраздничная суета на московских улицах каким-то непостижимым образом обходилась без обычного при иных обстоятельствах шума и гама, публика вела себя тихо и скромно, как оно и подобает постящимся, но общее настроение, буквально висевшее в воздухе, читалось отчётливо и недвусмысленно: «Ещё чуть-чуть и ка-а-ак загуляем!». Да уж, загуляем. Помню, с каким размахом отмечают Рождество немцы, но до нас им тут далеко, уж если праздновать берёмся мы, то всё, никакому немцу тут за нами не угнаться!..
