— Юра, ты представляешь насколько это открытие важно для моей работы? Я как раз собирался изучать путешествия норвежских конунгов в Биармию. И на тебе — сенсационная находка.
Я прислушиваюсь к разговору, затем замечаю ободряющую улыбку Сенкевича и решаюсь:
— Извините, что вмешиваюсь, но я также по окончании института собираюсь заняться этой темой. И моя последняя работа в археологии связана именно с Биармией.
Тур тут же проникся, и я тащу знаменитостей дальше. «Золотого божка» нам все-таки из столицы не довезли, но есть цветные фотографии и подробное описание находки. Мой рассказ и пояснения произвели на норвежца впечатление. Оказывается, он совершенно не знал о наших исследованиях и тут же загорелся идеей сотрудничества.
— Ты, Сережа, еще студент?
— Да, перешел на третий курс.
— Ничего себе! И столько успехов. Хорошо начинаете, — голос Сенкевича был доброжелателен. Хейердал в это время записывал телефоны областного Краеведческого музея, Овсянникова и нашей кафедры. Мой в первую очередь. Видимо, в его голове созревали грандиозные идеи. Глядишь, они к нам еще на драккаре в Северную Двину приплывёт. С него станется!
— Я с детства интересовался историей. Сейчас воплощаю мечты в жизнь. Еще несколько дней назад копался в земле. Мы в данный момент ведем раскопки в Заостровье, это на том берегу Северной Двины.
Гости смотрят друг на друга и чуть ли не одновременно спрашивают:
— Так они еще там ведутся?
— Ну да. До конца лета, как погода позволит. Не смотрите, что сейчас жара, в августе бывает довольно холодно.
Знаменитости явно загорелись, а мне стало неловко. Машина на ремонте. Но…
— Минутку!
Бросаюсь к телефону. Только бы был на месте
— Дядя Саша, это Сережа!
— Привет. Что хотел? По машине что-то?
— Да она в ремонте, а мне край как надо вечером в Заостровье съездить. Не выручите. Я бензином отдам.
— Так уж и надо?
— Так Москвич в ремонте. Завтра обещают сделать. Очень хороших людей надо на раскопки свозить.
— Ну раз хороших. Да и от бензина не откажусь. С этой конференцией странные перебои возникли и везде гаишники.
— Чего тогда молчали, я бы добыл.
Договорились. Заберу Хейердала и Сенкевича в восемь часов с парковки новой гостиницы «Архангельская». Та закрыта для посторонних, но не для меня.
Проводив гостей, я оборачиваюсь и вижу Ирину, беседующую с каким-то худощавым мужчиной в светлом сюртуке. Подхожу ближе и слышу хорошо знакомое щебетание. Ничего себе! Они оба говорят по-французски. Ирина не отстает, вон как бойко тараторит! В голову закрадывается смутное сомнение. Мне для полного счастья только Жак Ива Кусто здесь не хватало. Прохожу дальше. Уф, это не он!
— Месье Серж, — Ирина представляет меня.
— Александр Дювалье, — рукопожатие пожилого человека крепко. — Вы молодо выглядите для такой важного поста.
Я снова поражен. По русские он говорит с легким акцентом, но правильно. Ирина замечает мое замешательство:
— Сереж, не удивляйся. У него бабушка русская.
«Ага. Эмигранты. Нам только этого сейчас не хватает. Проверки КГБ на предмет общения!».
Но отгоняю плохие мысли в сторону, и мы мило беседуем. Француз здесь по делам своего бизнеса, что-то из области электроники. Случайно сцепились языком с Ириной.
— Вы шер ами этой прелестной мадемуазель?
Мы пьем кофе в буфете. До следующей экскурсии еще час, можно передохнуть и перекусить. Француз отдает должное нашей медовухе и пирогам. Особенно ему понравились кулебяки с палтусом и треской. Говорит, что ничто подобное во Франции не делают и просит рецепт у Иришки.
— Как догадались?
— Это сразу заметно по вашим взглядом. Ох, молодость! Волны Амура…
Вот как я его сейчас понимаю. Еще три года назад был таким же старпером, со вздохом провожающим взглядом молодые парочки. Эта свежесть отношений, горячность крови, непотерянная в душе романтика. Сейчас же ощущаю себя совершенно иным человеком. Старость тихонько истаивает где-то на задворках души.
— Приводите своих друзей. У нас интересная экспозиция.
— О да! Мадемуазель Ирен рассказала много чего любопытного. Кто бы мог подумать, что люди жили в таком суровом краю так давно.
Когда Дювалье волновался, то акцент ощущался сильней. Но любопытным оказался персонаж. Начал задавать такие вопросы, что я даже несколько озадачился. Нас, конечно, предупреждали. Но кто бы мог подумать, что промышленным шпионажем будет заниматься подобный благообразный господин. Да еще и потомок эмигрантов. Ирина не просекла фишку, её просто нравилось общаться с иностранцами. Принимать небольшие презенты и пищать от восторга и от комплиментов. Эх, какие советские люди были все-таки наивными! В отличие от меня, пережившего девяностые и знающему настоящую цену европейцам. Не, не брат ты мне…
Я сразу же завернул к старшему по смене и просил переговорить накоротке. Подполковник выслушал мои предположения и хмыкнул:
— Мы также засекли его странную активность. Но все равно спасибо за сигнал. Молодежь нас обычно не жалует.
— У меня свои правила, товарищ подполковник.
— И какие?
— А не хер на наш каравай роток разевать!
После этих слов хладнокровный гэбист не выдержал и откровенно заржал. Отхохотавшись он пожал мне руку:
— Надо запомнить. Коротко и внятно! Будут проблемы, заходи, Сергей Васильевич.
— Так не пустят же туда.
Уверенно роняю:
— Пропустят, куда денутся.
«Вольво» дяди Саши, привезенная с последним рейсом блестит и сияет. По сравнению с моим жалким «Москвичом» настоящая Европа. Эх, такую бы и мне. Но все впереди. Быстро привыкаешь к хорошему. Да и честно говоря, зимой мне машина и не нужна особо. И некогда, и незачем. Вот тут бы пригодилась развернутая сервисная сеть с автопрокатом или каршерингом. Может, здесь будущее нашего автопрома? Иметь в личном распоряжении автомобиль с одной стороны, хорошо, с другой, пробки, едешь на работу дольше чем на общественном раньше. Проблемы с парковками, страховками, ремонтом.
Так, что-то я отвлекся. Смотрю на часы и открываю дверь автомобиля. Моего бейджика хватает с лихвой. Он более продвинутого ранга. Кому положено, тот сразу видит уровень допуска. Да и машина как бы намекает, что люди приехали непростые. Милиционер открывает шлагбаум, и мы въезжаем на парковку.
Дядю Сашу я специально не предупредил, и когда к нему на переднее пассажирское сиденье шумно бухается Сенкевич, тот на минуту теряет дар речи. Мы с Ириной и Хейердалом уселись сзади. Тур с хитрецой посматривает на меня:
— Ваша юная леди?
— Ага.
Я внимательно изучаю Ирины коленки. Та, несмотря на присутствие знаменитостей, уставилась в окно. Дуется на меня. Я дурак, конечно, но кто же предполагал, что столько всего о своей девушке не знаю. Был занят собой и … её телом. Дело, надо сказать, приятное, но нам нужно поближе познакомиться и в иных смыслах. Как оказалось, фамилия бабушки Ирины по матери была Фарбер. До революции в Архангельске жило много выходцев из Европы. Существовала в центре города даже целая Немецкая слобода. От нее осталась лишь Кирха, где нынче устроен концертный зал. В моем времени его облагородили позже, но зато установили в здании настоящий орган.
Как и у многих, жестокий двадцатый век и по семье предков Ирины прошелся катком. Дедушка, советский полярник не побоялся взять в жены шведку, грозы репрессий их миновали, война дедушку также пожалела. Он тогда работал в штабе конвоев и частенько летал в Заполярье. Однажды его самолет сбили, и они упали на лед. Если бы не навыки старого полярника, то могли погибнуть. Хотя родным уже сообщили о пропаже самолета и возможной гибели экипажа. И каково было потом увидеть бабушке мужа живым?
