Туман вокруг лезвия вспенился, словно мгновенно вскипевшая вода. Оно прорезало в самом воздухе полосу, сквозь которую я увидел заснеженное поле и солдат, отчаянно тычущих пиками в повалившегося на землю баркера. Я дернул рукой сильнее, расширяя надрез.
Лицо, выступавшее из тумана, исказилось гримасой боли и отчаяния, рот раскрылся в немом крике. Белый туман стал распадаться на клочья и таять в воздухе. Еще секунда, и я осознал, что лежу на холодном снегу в стороне от дороги, рядом со мной лежит в алой луже тело мушкетера с оторванной рукой, а вдалеке, на правом фланге все еще кипит бой.
Я схватился за край подводы и приподнялся. Ко мне со всех ног бежал хорунжий в кирасе, испачканной кровью — скорее всего, чужой.
— Вы там как, ваш высокоинородь! — крикнул он, запыхавшись. — Вас вдруг туман окутал — я думал, магия егерьская какая.
— Все… в порядке, — ответил я, растирая посиневшие руки. — Буду жить. Наши как?
Хорунжий зло сплюнул на землю.
— Марека убили, Гальбу Черного, Винса с Миком, раненных человек с десять, — проговорил он. — Но отбились.
Я снова взглянул туда, где еще несколько секунд назад слышались звуки боя. Последний баркер рухнул черной бесформенной кучей, а вокруг него собрались солдаты, опершиеся на пики и дымящиеся ружья. Один, кажется, решил закрепить победу, помочившись на то, что осталось от противника.
И в тот момент, когда, казалось, можно уже было расслабиться, где-то слева, далеко за поворотом тракта, грохнул пушечный выстрел, а затем послышалась трескотня мушкетов. Хорунжий повернул голову и вопросительно взглянул на меня. Что там, дальше по дороге? Уж точно наших впереди нет.
— Тим! — крикнул я, и парень подбежал ко мне, все еще разгоряченный недавним сражением. — Бери коня, езжай вперед. Надо понять, что там. Только ради всех Мучеников — осторожно. Ни в коем случае на глаза не попадись.
Тим козырнул и бросился к своей лошади, привязанной к одной из обозных телег, и минуту спустя уже скрылся из виду. За него я особенно не волновался: навык скрытности, прокачанный трижды, позволял ему передвигаться с фантастической бесшумностью, а в глазах нежелательных наблюдателей превращал его — хоть и ненадолго — в расплывчатое пятно, слившееся с фоном. Не хуже зимнего призрака.
В ожидании я сел на скрипучую подводу и стал давно доведенными до автоматизма движениями заряжать крикет. Солдаты вокруг тоже расслабились: кто-то закурил, другие собрались группами и стали вполголоса травить байки. Хорунжий достал из-за пазухи помятую металлическую фляжку и сделал большой жадный глоток, выдохнул, крякнул и протянул мне.
Я тоже отпил, но самую малость. Дешевое пойло напоминало вкусом текилу, только щедро сдобренную сивухой, запах которой попытались забить чем-то остро пахнущим — вроде тмина — но так и не сумели отбить до конца.
— Хороша, — соврал я, протягивая фляжку назад хорунжему.
— И кто ж это там палит? — спросил он, сделав еще один глоток и убрав свой самогон обратно за пазуху.
— Да уж можно долго не гадать, — ответил я. — Королевские войска прибыли спросить, какого хрена мы шляемся по землям его величества и за проход не платим.
— Стало быть, битва будет, — одобрительно произнес хорунжий, сплюнув в снег. — Это дело хорошее. Это правильно.
— Может, и не будет, — ответил я. — Герцог не затем в Крюстер приплыл, чтобы с живыми людьми драться. Глядишь, договорятся как-нибудь.
— Эт вряд ли, — протянул хорунжий. — Как есть, драться будем, ваш высокоинородь. И победим, конечно. С нашим-то орлом и не победить.
Он достал из кармана серебряную монету и продемонстрировал профиль герцога, изображенный на аверсе, словно я без этого не понял, какого орла он имел в виду. Я в очередной раз подивился тому, до какой степени все они очарованы этим Рихардом. Нет ничего удивительного в том, что и Кира…
Последнюю мысль я, впрочем, предпочел не додумывать до конца.
Вернувшийся вскоре Тим полностью подтвердил мою догадку. Впереди по дороге стоял крупный отряд: навскидку — тысяч пять, из которых тысяча — конница. Знамена королевские и орденские.
Они заняли старую почти полностью разрушенную крепость на холме, который огибал тракт — судя по карте, она называлась Люр. Укрепили вал, отрыли заново ров, перегородили дорогу баррикадами, разослали разъезды и явно готовились встать тут насмерть. Сейчас крепость напоминала растревоженный улей: там явно тоже слышали нашу пальбу и поняли, что мы рядом. Возможно, их разведчики уже следили за нами из кустов.
— Скачи в ставку, — сказал я ему. — Герцога нужно известить. Ну, теперь начнется.
* * *
Делегация, выехавшая на переговоры с командиром встретившейся нам армии, была блистательной. Впереди ехал герцог на роскошном белом жеребце, сопровождали его пятеро воевод в золоченых кирасах со знаменами своих полков. За ними следовала свита из хорунжих, я же ехал чуть поодаль, рядом с командиром крюстерского полка.
В полумиле от крепости нас остановил конный разъезд в орденских цветах, командир которого, узнав, что нам нужно, поскакал в крепость, вокруг которой все уже суетились, явно готовясь к обороне.
Минут двадцать спустя к нам подъехал на кауром жеребце высокий худой человек с густой бородой, в шлеме с высоким гребнем и плохо начищенной кирасе. Свита у него тоже была сильно менее блистательная, чем у герцога: несколько таких же заросших мужчин в капитанских мундирах.
— Командор Хорн, — коротко представился он хриплым голосом. — С кем имею честь?
Я взглянул на командующего внимательнее. Ну, так и есть! Лейтенант Хорн, с которым мы три года назад непродолжительное время обороняли Клугстеский монастырь, конечно, сильно изменился и сделал неплохую карьеру, но узнать его было можно.
Краем уха я слышал, что после той памятной истории он заявил, что в Чернолесье больше ни ногой, и выхлопотал у маркграфа перевод в другой полк — на запад, где в ту пору вот-вот грозила разразиться война с Каруином. Решение оказалось весьма удачным. Во-первых, оно спасло Хорна от той мясорубки, в которую превратилось маркграфство после гибели Ульмера, а во-вторых, в тяжелых пограничных боях бравый и исполнительный лейтенант смог быстро пробиться в старшие офицеры.
И вот теперь его, отрастившего бороду по моде среди карнарского офицерства, отправили на подмогу Ордену, фактически, на генеральскую должность. Занятная у нас с ним вышла встреча, ничего не скажешь.
— Перед вами его светлость, герцог Тарсинский, — церемонно произнес один из герцогских воевод.
— День добрый, ваша светлость, — хмуро произнес Хорн. — Имею честь сообщить, что ваша армия движется по землям Карнарского королевства, и что если вы сию же минуту не развернете ее в противоположном направлении и не покинете пределы королевства через ближайший порт, его величество будет рассматривать это, как объявление войны со всеми вытекающими последствиями.
— Как вы понимаете, я об этом вполне осведомлен, — спокойно ответил герцог.
— Тогда я думаю, что вам лучше поторопиться, — произнес Хорн. — А то весной, говорят, ветра не благоприятствуют путешествию на север.
— А я в свою очередь думаю, — сохраняя такое же спокойствие возразил герцог, — что вам лучше перестать валять дурака и присоединить свой отряд к моей армии, чтобы вместе спасти вашу страну от гибели. Как вам такое предложение, командор?
— Такое предложение я расцениваю, как оскорбление, — произнес Хорн, словно выплюнул. — И готов простить его вашей светлости только в знак приязни по случаю знакомства. Так или иначе, я стою здесь, и буду препятствовать вашему продвижению на север.
— А вы хоть знаете, что там? — герцог кивнул в ту сторону, где тракт огибал крепостной вал и скрывался в подлеске. — Что на севере? Держится ли еще Кирхайм?
— Это не мое дело, — сухо ответил командор. — Я туда разведку не направлял. Мое задание — удерживать этот пункт, и я его удержу.
