одну лишнюю секунду. А ещё ведь и сзади поднимаются — из соседних подъездов перебегают. Так что, останавливаться и медлить нельзя никак.
И я не остановился. Прошёл эти пять этажей. С первого раза.
Дверь… всё-таки не сейфовая. Обычная «потребительская» дешёвая, без изысков. Длинной очереди из автомата в район замка ей хватило. Можно сказать — повезло. Хотя, везение довольно относительное — я ведь заранее имел возможность эту дверь, как следует рассмотреть и изучить при подготовке к этой решительной самоубийственно-лобовой атаке. Время-то у меня было — визит вежливости с молотком и фомкой к сидящим внутри СБ-шникам я повторял. И, во время него, эту дверь чуть ли не облизал и обнюхал всю. Поэтому, дёргая ручку на себя, я ни мгновения не сомневался, что она откроется. И она открылась. Хоть и как-то очень уж натужно при этом проскрипела-проскрежетала, как будто не человек рукой дёрнул, а тягач лебёдкой. Показалось, что даже ручка слегка погнулась под пальцами. Хотя, чего в стрессе не покажется? Главное — дверь открылась и я не оказался зажат толпами зомби на лестничной клетке, буквально в паре метров от своей цели, что было бы даже больше, чем обидно.
Ещё две пули из «сучки» успокоили выбежавших оперативников. Одного, даже держащего на весу винтовку и целившегося в меня. Или в дверь? Повезло, что я немного сбоку от двери стоял, когда стрелял и дёргал, иначе пуля, пущенная прямо сквозь дверь, через её центр, стала бы для меня фатально-неприятным сюрпризом, на который я, прямо скажем, совсем не рассчитывал. Даже не подумал как-то о такой возможности.
Но, повезло. Оперативники на полу. Прохожу коридор, шагаю в комнату и застываю: там нет Маверика!
Там стоит спиной ко мне женщина. Она оборачивается и у меня лезут на лоб глаза: я её знаю!
— Мария Дмитриевна? — ошарашенно спросил я и даже начал было опускать ствол автомата от неожиданности и непонимания.
— Здравствуй, — скривила губы в подобии улыбки она. А сзади уже топотали бесконечные ноги бесконечных гражданских целей, готовых порвать меня в клочья.
Я вскинул автомат и нажал на спусковой крючок, отправляя в неё короткую очередь — виновна или нет, а я за этот вечер накрошил уже столько некомбатантов, что ни один суд в мире меня не оправдает. Одним больше, одним меньше… Нет времени разбираться. Но, если с её смертью «зомби-апокалипсис» остановится, то это будет значить, что я не ошибся. Самый быстрый и прямой способ проверки.
Короткая очередь — четыре пули 5,45 мм ударили в грудь штатной Разумницы СБ Княжества… и даже не погасили её улыбку. Они отскочили от её кожи так же, как те картечины от кожи Сумерского. Точнее, наверное, не от самой кожи, а от невидимого барьера, что эту кожу покрывал. Прозрачный, невидимый, но такой прочный.
Однако, пошатнуться и сделать полшага назад удар её заставил. Сумерский, помнится, даже не вздрогнул.
Некогда думать и рефлексировать — сзади смерть. И я снова нажал на спуск. И снова, и снова. Пока не раздался тихий «пустой» щелчок, возвестивший об окончании патронов в магазине автомата.
Я, не задумываясь (здесь и сейчас вообще нельзя было думать), бросил «Сучку» и выхватил пистолет, тут же открывая огонь из него. С тем же, правда, успехом — нулевым. Пули бились о барьер, покрывавший кожу женщины, рвали её одежду, но не причиняли вреда ей. Бесполезно отскакивали и падали на пол. Даже не рикошетили, как, по идее, должны были, а просто сыпались, словно и их кинетическая энергия в этом барьере растворялась бесследно.
Новый «пустой» щелчок и рама вставшая на задержку. Руки действуют сами — тянут из специального отделения специального пояса, купленного утром в охотничьем магазине, торгующем, кроме прочего, ещё и всякой выпендрёжной «спецназовской» экипировкой, последний запасной магазин из тех, что были куплены не совсем законно в тире этим же утром. Тянут, пока предыдущий, подчиняясь нажатию специальной кнопки, падает на пол. Вставляют, снимают с задержки. Рама встаёт на место, загоняя патрон в патронник. И новые четырнадцать выстрелов с максимально возможной для пистолета скоростью — выстрел в секунду.
Четырнадцать последних секунд жизни… Последний патрон сгорает. Гильза отлетает в сторону, бесполезная пуля падает на пол, а женщина делает последний шаг вперёд и своей тонкой изящной ручкой хватает меня за куртку на груди, чтобы в следующее мгновение, как куль с тряпьём, бросить меня через всю комнату в сторону окна. В окно. Которое я своей спиной вынес вместе с рамой и стеклопакетами наружу. Вынес и вылетел вместе с ним сам. И ещё метров с двадцать пролетел по воздух, влекомый инерцией, прежде чем гравитация не потащила меня вниз, где со всего набранного маха хренакнула об асфальт, что-то отбив, что-то переломав… но, к сожалению, не убив.
Почему, к сожалению? Ну, потому что я предпочёл бы умереть быстро и сразу, чем дожидаться, пока до меня добежит толпа «зомби»… Эти, хотя бы не пытались меня сожрать, в отличии от «классических». Эти просто били всем, что под руку приходилось. Кто камнями, кто битой, кто хоккейной клюшкой. Конец же этой итерации положил трёхлетний ребёнок, непонятно как оказавшийся ближе взрослых ко мне. Он перепилил моё горло волнистым ножом для хлеба. Довольно тупым волнистым ножом…
Я проснулся среди ночи, дома. Долго таращился в темноту. Потом сходил на кухню, попил водички. Вернулся. Посмотрел на часы. Часы показывали два тридцать ночи. Вариант больше не ложиться и не засыпать был… соблазнительным. Но, утром мне на работу, и надо быть свежим, так что… глаза я всё-таки закрыл. Хоть и не хотелось.
Теперь вот сижу, прислонившись спиной к стенке, мучаю струны гитары, периодически поглядывая на лежащий передо мной пистолет в тактической кобуре. Пистолет, который мне совсем не хотелось больше трогать.
Даже трогать, не то, что стрелять из него. Весь ужас прошедшей итерации начинал догонять меня. Догонять и давить. «Сердце размораживалось» и «размораживались» эмоции. А перед глазами вставали картинки того, что я совсем недавно творил и вытворял в том подъезде.
Я ведь, к сожалению, не забыл ничего. И вряд ли уже когда-то забуду. Повезёт ещё, если флешбэки преследовать не начнут… опять. Я от тех-то почти десяток лет избавлялся. А теперь снова?..
Или психика моя, с тех пор, чуть покрепче успела стать? Время покажет… Время… Сколько там? Шесть утра? Есть ещё почти тринадцать часов, прежде чем меня опять начнут убивать. Тринадцать часов… чем бы таким заняться?
* * *
Иногда я начинаю
