Сказать, что он ей понравился, это не сказать ничего. Сначала Иван приснился прошлой ночью, а затем, когда она проверяла тетради со школьными сочинениями, мысли девушки постоянно возвращались к этому странному человеку. Но хуже всего было то, что её подруга и коллега Вика, моментально позабыв учителя физкультуры Данилу Петровича, тут же переключилась на ссыльного Ивана Тафгаева. И хоть Надежда ревнивым человеком себя не считала, сейчас это чувство вышло на первый план.
— Скажите, Иван, а в Америке бани есть? — игриво захихикала Виктория, пока они, закутавшись в простыни, грелись в парилке.
— И финские сауны есть и русские бани, — смущённо ответил он. — Соединённые штаты уникальная цивилизация, в которой собраны выходцы почти со всех стран и континентов. По этой причине, американское — это значит интернациональное. За исключение, пожалуй, МакДональдса и автомобиля «Форд». И по этой же причине голливудское кино смотрит весь мир, так как американская киноиндустрия — это большая интернациональная команда.
— А у нас пишут, что в США угнетают негров и индейцев, — проворчала Надя.
— На моих глазах никого не угнетали, — хмыкнул Иван. — Про прошлые века судить не берусь. Но я думаю, что тогда у многих людей жизнь была не сахар, включая негров, индейцев и русских крепостных крестьян. Кстати, по статистике негры, которые сейчас проживают в Штатах, по уровню благосостояния заметно опережают своих собратьев из жёлтой жаркой Африки. И я даже скажу по секрету, — загадочно прошептал он, — американские негры живут значительно лучше, чем жители посёлка Вая. В Штатах почти у всех есть водопровод.
— При чём здесь водопровод? — спросила Надежда, которой непременно захотелось поспорить.
— Дорогая Надя, — официальным тоном произнёс Иван, — хочу сообщить, что величие страны заключается не в ракетах, а в клозетах. Пока народ по маленьким и большим делам ходит в выгребную яму, нормальной человеческой жизни построить нельзя.
— Точно! — выпалила Вика. — Я каждый раз, когда захожу в этот маленький деревянный домик с дыркой в полу, меня тошнит. А если приспичит ночью? Или когда мороз под двадцать градусов Цельсия? Бррр!
— Фуу, Вика, — поморщилась Надя.
— Надька, это жизнь, — захихикала её подруга-соперница.
— Это жизнь, — пробурчал Иван, задумавшись о чём-то своём, и сказал, — девчонки, я предлагаю разделиться. Сначала быстро по-армейски помоюсь я, а потом с чувством, с толком и с расстановкой вы? А то мне завтра к семи часам утра на работу. Поздно уже.
— Ладно, — пожала плечами Виктория.
После чего Надежда и её подруга разом спустились с верхней полки и направились на выход из этой крохотной парилки. Однако когда Надя вышла в предбанник, то Вика неожиданно задержалась там. Из-за закрытой двери вдруг послышался звук упавшего на пол ковшика и Надежда, приоткрыв дверь, обомлела, потому что её подруга-соперница бессовестно целовалась с Иваном Тафгаевым.
* * *
«Это жизнь, — подумал я, когда девушка с великолепной фигурой и светло-русыми волосами внезапно повисла на моей шее. — Так уж устроила нас природа, что мужчине без женщины долго быть нельзя, кстати, как и женщине без мужчины. Это с годами, когда буйство гормонов пойдёт на спад, одиночество не будет доставлять больших и серьезных психологических проблем. А когда тебе нет ещё и тридцати, когда организм в самом рассвете физических сил, быть одному практически невозможно. Из-за чего так называемая любовь на расстоянии и выживает лишь в одном случае из тысячи подобных».
Кстати, целовалась эта учительница английского просто замечательно. Испытывал ли я в этот момент муки совести? Да. Винил ли я себя за слабость? Нет. И как профессиональный хоккеист, который привык просчитывать игровую ситуацию на несколько ходов вперёд, я был практически уверен, что поступил совершенно верно. В моих планах до сих пор тлела мечта — когда-нибудь вернуться в штаты к жене и сыну, поэтому из этих двух прекрасных девушек я выбрал более деловую и пробивную Викторию, для которой наш последующий разрыв не станет трагедией. Я только не ожидал, что Вика сама начнёт действовать самым решительным образом, без единого моего намёка.
— Между прочим, я женат, — буркнул я, когда наши губы разомкнулись.
— На ком? — тяжело дыша, спросила девушка.
— На американке, ты её не знаешь, — хмыкнул я.
— А мы ещё посмотрим, вернёшься ты в свою Америку или нет, — улыбнулась учительница английского и сбросила вниз простынь, которая прикрывала её шикарное тело.
— Давай рассмотрим этот вопрос в другом месте и в другое время, — сказал я, подняв простынку и прикрыв ей обнажённое женское тело. — Мне перед Надеждой не очень-то удобно.
— Смотри, пожалеешь, — пробурчала девушка, покинув крохотную деревенскую парилку.
«Я уже сотни раз пожалел, что не послушал почти год назад в Москве шамана Волкова», — проворчал я про себя.
Глава 8
— Вот так мы и работаем! — с гордостью сообщил Гаврила, мой новый партнёр по хоккейной команде, когда небольшая экскурсия по литейному заводскому цеху №10 подошла к концу.
В ответ из моего рта чуть было не вылетело короткое и ёмкое выражение на букву хэ, и это не слово «хорошо». Шум, вонь, пыль, повышенная загазованность, жар, исходящий от котлов, где плавился металл, искры, летящие в разные стороны. Да в леспромхозе на валке деревьев было в сто раз лучше и полезней для моих спортивных лёгких, которые должны вдыхать и выдыхать свежий, обогащённый кислородом воздух. А тут в первую минуту, наглотавшись какого-то газа, меня едва не вывернуло наизнанку.
— Такое ощущение, что со времён купца Демидова здесь ничего не изменилось! — выкрикнул я, чтобы Гаврилов услышал мой голос в этом постоянном грохоте.
— Шутишь? Ха-ха! Ладно, я работать! Вон мастер идёт, он скажет, что будешь делать! — Гаврила на прощанье махнул мне рукой.
«Что я буду делать? — подумал я. — Ноги я буду делать. Если отработаю здесь хотя бы полгода, то про профессиональный хоккей можно смело будет забыть. Легкие, нахватавшись всей это вредной гадости, больше никогда не будут работать как прежде. А я, глупый, обрадовался, что моей „важной персоне“ сделали послабление, разрешили играть в хоккей, из посёлка в тайге перевели в какой-никакой городок. Да меня просто кто-то решил по-тихому сгнобить».
— Привет! — пожал мне руку невысокий коренастый мужик в тёмно-серой робе. — Можешь называть меня Иваныч! Пойдем, покажу твоё рабочее место!
— Извини, Иваныч, я к директору забыл зайти! Обидится, если с ним не поздороваюсь! — я хлопнул мастера по плечу. — Буду на этом самом месте минут через пять, может через десять, в крайнем случае, через пятнадцать! Слава труду! — я сжал кулак, как это делал Че Гевара, произнося: «Но пасаран», и рванул из цеха, словно пошёл в стремительную хоккейную контратаку.
«Думай, думай, Иван, — бубнил я себе под нос, вышагивая по территории завода среди серых унылых цеховых корпусов. — Если сейчас ты не почешешься, то завтра будет поздно. Либо придётся ещё раз рискнуть и, бросив всё, бежать в сторону финской границы. Хотя какая граница? Что я плету? Одно дело пробираться через лес вместе с шаманом Волковым, который в этом самом лесу родился, и совсем другое ползти в одиночку через малознакомую местность, где я давным-давно не был. А может закосить под дурака?».
Эта идиотская мысль пришла в голову, когда я вошёл в стандартное четырёхэтажное здание заводоуправления. «Да тебе и косить не надо, — обругал я сам себя и, припомнив слова шаманидзе, что если тьма не накроет меня с головой, то выплыву, пробормотал, — бежать и косить — это та самая тьма и есть. Нужна какая-то принципиально новая и неожиданная идея, а иначе будет звездец. Одним словом — влип ты, товарищ Тафгаев. Поэтому придётся раскорячиться и вытащить себя за волосы из этого болота, где увяз по самую макушку».
В приёмной директора завода, куда я заглянул, присутствовало ещё человека четыре. Я сказал секретарше, что пришёл к товарищу Рогуту Григорию Филипповичу по личному вопросу и, усевшись в уголок, принялся ждать. А чтобы скрасить ожидание с журнального столика в мои руки перекочевал свежий номер «Боевого пути». Почему-то именно так в наше мирное время называлась газета, которая являлась печатным органом боевого александровского горкома КПСС.
