— Соты диких пчел. — Гордо озвучил содержимое Овер, доставая нож и начиная все нарезать, — Батя вчера принес.
После часа купания вся еда оказалась безумно вкусной, ели так, что треск за ушами заглушал журчание воды, прервались только раз, когда поняли, что подсовывать Маше кувшин с квасом по кругу, как-то не по чину, но выход нашли быстро. Крышка от горшка — сама была как небольшая тарелка, вот в нее и налили шипучего кваса для льеры. Минут через пять, уняв первый голод, понемногу начали обсуждать виды плавания, что показывала нам Маша.
— Льера, много учились так плавать? — поинтересовался Овер, чуть ли не впервые за день, посмотрев ей в лицо.
— Я с шести лет хожу в бассейн…
— Это такой крытый теплый пруд, — тут же пояснил я.
— Да. Но иногда хожу два- три месяца, а иногда не хожу полгода… сложно сказать. Там и училась и тренироваться.
— У вас много воды? Вам надо учиться много плавать, чтобы добраться до соседей?
Маша заметно удивилась.
— Почему? Плавать это для удовольствия.
— Тратить столько времени, чтобы научиться хорошо плавать — и только для удовольствия? — не удержался от возгласа Млат.
— Ну не только для удовольствия, еще, чтобы быть в форме.
— В чем?! — кажется мы спросили хором.
— Чтобы иметь спортивный красивый вид.
Ну вид и правда красивый… Тоненькая, изящная, вся такая подвижная… Похоже в этот момент все посмотрели на девочку, потому как Млат ткнул пальцев на верхние тряпочки, частично скрытые полотенцем и спросил.
— А эта штука зачем?
— Это топ от купальника.
— А зачем он?
— Как зачем, — смутилась девочка, — груди прикрывать, когда купаюсь..
— Ну я так и подумал, — не понимая, что создает неловкий момент, балаболил Млат, — а тебе он зачем?
На секунду возникла тишина, казалось, даже трава замерла, пока Маша перевела и поняла, что сказал мальчишка.
— Ах ты!
Хлоп!
— Овер! За что? Что я сделал?
— Язык не сдерживаешь. Льера, не переживайте, они еще вырастут.
— Да вы в конец охренели! — Пунцовая Маша подскочила, сжимая кулачки от возмущения, оглядела нас и схватив свою сумку бросилась за камни.
Я вздохнул и поднялся следом, не удержавшись бросил сидящим у костерка, с ошарашенными лицами, друзьям…
— Вот из-за вас она считает нас дикарями…
— Стойте, не подходите, — раздался тревожный вскрик из-за камней, когда я к ним подошел, специально погромче топая, — я переодеваюсь!
— Маша, это я. Стою, не иду. Ты главное там камни осмотри, на них могут змеи вылазить греться….
— Да нет тут никаки… У-и-и-и-и!
Из-за камней в джинсах и топе, босиком выскочила Маша, смешно вскидывая коленки, словно пытаясь хоть на мгновение стать повыше от земли.
— И-и-и! Убери ее!
— Там никого нет. Я сейчас принесу вещи.
Змеи, конечно же не было. Думаю она от такого визга помчалась в противоположную сторону куда шустрее Маши. Спокойно собрал одежду, подобрал сумку и вернулся обратно.
— Ты ее заохотил? — кровожадно поинтересовалась льера, сверкая глазами с расширенными, от страха зрачками.
— Увы. Она умерла, не выдержав столь разрушительный визг. Да убежала она, убежала, не надо так смотреть на меня!
— Вес, змея может только уползти, у нее нет ног… — не смог удержаться от уточнений Млат, — а мы, что, уже собираемся?
Маша нервно хихикнула и оглядела нас всех оценивающим взглядом.
— Нет, оставаемся. Не так: остаемся. Только мне надо объяснить, вы реально лажаете или у вас в порядке подглядывать или обсуждать интимные вещи?
— А что такое лажаете и ин… — начал было уточнять Млат, но я его сразу прервал, удачно вспомнив подслушанный сегодня разговор.
— Млат, я потом объясню, я кажется понял. Маша, я думаю тебе про разные обычаи лучше всего расскажет дядя, но думаю да, обидеть тебя мы не хотим, просто у нас столкнулись разные обычаи.
— У вас обычай подглядывать за девушками? — вопросительно взметнулась бровь льеры.
— Нет, у нас нагота не является чем-то предосудительным. Мы на выходных семьями совместно моемся в бане. Я так понимаю, вы моетесь отдельно и поэтому у некоторых непонятное для нас действие вызвало нездоровый интерес…
— Я уже извинился, можно и не напоминать, — буркнул Овер, отходя от нас на пару шагов, но все же присоединяюсь к пояснению, — ну странным для меня показалось, что, чтобы помыться надо дверь запирать…
— А обсуждать мой э-э… — не нашла слов Маша.
— А тут что я сказал? Они ведь и правда вырастут!
— Маша, поверь, он хороший, только глупый. — быстро влез я с комментарием, видя как она набирает воздух для крика, и добавил уточнение, — Когда ты рядом.
Девочка чуть не подавилась воздухом, с шумом его выдохнула, несколько секунд смотрела то на меня, на Овера, стремительно краснея и наконец тихо рассмеялась.
— К этому мне еще придется привыкать. Ладно, попробую понять и простить. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
Последнюю фразу она произнесла на своем языке и мы ее не поняли, но переспрашивать, понятное дело, не стали.
— Вы мне лучше рассказывать, тут змея сильно ядовитая?
— Ну ядовитых змей тут всего две, — почесал в затылке Овер, вспоминая, что ему отец сказывал, — каменец и подколодник. Остальные не ядовитые, разве что от мышатника ногу раздуть может и как крапивой жечь пару дней. Каменец часто на камни вылазит греться, главное на него не сесть, а так он и сам убежит…
— Уползет, — опять влез с уточнением Млат.
— Подколодника надо опасаться, — вздохнул я, вспомнив как пять лет назад у нас погиб последний работник, — они людей не любят, но встретить их большая редкость. Последний раз встречался тут пять лет назад.
— Да, но всегда про них надо помнить. Так что если увидишь или предупредит кто, беги со всех ног подальше.
— А как выглядит?
— Зеленый такой, не совсем зеленый, а как бы с желтоватый… вот как этот лист! И вдоль головы темные полоски. А камнеца ты уже видела, как я понял.
— Видела. Серенький такой… И страшный! Бр-р-р, — передернула девочка плечами, — Ладно не надо больше про змея. Лучше рассказывать про ваши традиция, чтобы я понимать вас лучше.
Следующие полчаса мы наперебой рассказывали наши обычаи, традиции и вообще то, чем мы отличались от соседей. Что-то Машу смешило, вроде запрета на штаны для женщин, что-то возмущало, особенно когда рассказывали о праве первой ночи, еще не изжившее себя в некоторых отдаленных губерниях. Но в целом она спокойно выслушивала и запоминала. Но то, что точно нас простила, мы поняли, когда она предложила нас нарисовать. Слова были тут же подвержены делом и спустя пять минут мы принимали непринужденные, и, как нам казалось, героические позы вокруг костра, а Маша, покружив для поиска лучшего ракурса, чтобы это не значило, расположилась на камне и высунув кончик языка стремительными движениями своих цветных палочек создавала рисунок.
Почти час мы сидели почти неподвижно, только перешептывались, изредка украдкой жуя кусочки медовых сот, пока художница не скомандовала нам расслабиться. Мы тут же кинулись смотреть, что у нее получилось.
— Так тут ни чего не понятно — расстроенно протянул Млат, — просто черточки…
— Да ты чего? Три человека, пруд, лес, небо… много всего, а солнце уходит. Это, м-м… не знаю, как сказать, начало работы. Я потом дома делать до конца.
— Но ты же покажешь? — не унимался мальчишка.
— Конечно. Я же для вас и рисую.
— А у кого он будет висеть?
— Э-э, не знаю, сами решайте.
Овер с Млатом переглянулись довольно кровожадно, мне даже пришлось встать между ними, на всякий случай.
— Так собираемся, пока вы не поубивали друг — друга, за недорисованный рисунок. Скоро темнеть будет…
— О! Я ж рассказать забыл! — Вдруг оживился Овер, — вчера же оборотни убили охотника, из Трехолмовки. Ну как охотника… Отец, да и другие охотники его недолюбливали. Браконьер, охотничью правду не чтил, на охоту в период детенышей ходил, вот и хотел волка взять. А это оборотень оказался…
