раздражённо на меня зыркнул, повторил попытку, но по итогу признал поражение и зычно позвал медсестру. Уже знакомая мне женщина в белом халате вбежала в палату, и Владимир потребовал: — Подайте мне костыли.
Медсестра окинула нас внимательным взглядом — видимо, оценивала наше состояние, не требуется ли вызвать врача, сделать исцеляющий укольчик или перебинтовать раны. Поняв, что мы в порядке, она внезапно сложила руки на груди и строго отчитала Владимира:
— Молодой человек, вообще-то есть такое понятие, как «вежливость».
— Пожалуйста, подайте мне костыли, — процедил он.
— Над тоном ещё поработайте, — посоветовала медсестра, но выполнила его просьбу и даже помогла ему доковылять до выхода.
На пороге Владимир остановился, оглянулся через плечо и бросил:
— Я скину тебе звонок. Запиши мой телефон, чтобы всегда быть на связи.
— Хорошо. Погодите! — я спохватился в последний момент. — Вы хоть скажите, я в Краснодаре или Москве?
— Мы пролежали в Москве четыре дня. А когда наше состояние стабилизировалось, нас транспортировали в Краснодар.
Визит Владимира был единственным светлым пятном в тоскливом больничном бытии. Медсестре, которая, как оказалось, была приставлена лично ко мне, могли бы позавидовать Императорские Гвардейцы — настолько она была непоколебимой. Из-за того, что слабенькие магические всплески у меня продолжались, врачи запретили посещения, и по итогу Владимир за целую неделю был моим единственным гостем. Медсестра не пропустила ребят — а ведь они чуть ли не устроили осаду моей палаты и приходили в больницу каждый день. Кристина ругалась с медсестрой и даже цитировала больничный устав и различные Кодексы. Включая Уголовный — кажется, пыталась припугнуть медсестру тюрьмой, мол, она нарушает мои права. Но медсестра не пошла на уступки — ни угрозы, ни подкуп на неё не подействовали. Женщина-скала, блин. Так что я отдыхал и отчаянно скучал. Лишь на девятый день врач разрешил посещения — по одному человеку в день, время посещения ограничено, не больше пятнадцати минут. Когда я это услышал, то мне захотелось взвыть.
— Ты выжил! — первым порывом Кристины было меня крепко обнять, но она оборвала себя на половине движения. Тактильный контакт пока был запрещён, потому что мог спровоцировать магический выброс. Так что Кристина аккуратно чмокнула меня в щёку и присела на край кровати. — Быстрая сводка новостей. Краснодарское чудовище исчезло, никто не знает, куда оно сбежало, но вроде бы больше никого не убивает. Вокруг Академии ошивается толпа дамочек. Они не теряют надежды тебя охомутать. Вы с Владимиром стали героями всей Империи. Кто-то из очевидцев заснял, как вы сражались с монстром, и эти видео теперь гуляют по всему интернету.
Я мученически простонал, потёр виски и пробормотал:
— Только этого мне не хватало…
— Но ты не переживай, скоро их внимание переключится на детишек, — успокоила меня Кристина.
— Детишек? — я озадаченно склонил голову набок.
— Божественный интернат для талантливых детей, оставшихся без родителей, — ответила Кристина, словно я должен был понимать, о чём идёт речь. Заметив, как я растерянно поморщился, она терпеливо пояснила: — Боги занимаются благотворительностью. Точнее — их Храмы и жрецы. Полезно для поддержания хорошего имиджа и высоких рейтингов, — голос Кристины сочился язвительностью. — Жрецы посещают детские дома и отбирают одарённых детишек. Их перенаправляют в Божественный интернат, где обучают по усложнённой магической программе. Такой интернат есть в каждом городе. Детишек обеспечивают всем необходимым, от одежды до крутых гаджетов и артефактов. Когда им исполняется восемнадцать, они проходят заключительный экзамен, и тех, кто показал себя хорошо, распределяют по престижным университетам. В первых числах месяца в Академию приедет свежая партия таких детишек.
— Ты их уже заочно недолюбливаешь? — уточнил я.
— Можно сказать, что у меня есть предубеждение, — Кристина поджала губы. — Одно время я очень хотела попасть в такой интернат, но потом прочитала об их выпускниках и желание отпало. О них отзываются как о конченых мразях. Ну, вполне ожидаемо — вседозволенность портит людей. А им в интернате потакают во всём. К тому же за самыми талантливыми выпускниками следят все жёлтые газетки, надеясь на сенсацию или мерзкий скандальчик. Нет, не о таком я мечтала. В общем, я решила добиться всего своими силами, — она грустно улыбнулась и ласково погладила меня по руке: — Так что не переживай, скоро дамочки переключатся на выпускников интерната — сразу как журнал «Имперс» выпустит новый рейтинг «Завидных холостяков».
— Только на это мне и остаётся надеяться, — я заправил непослушную розовую прядь ей за ухо. — Но, если честно, я согласен даже на преследование тысячи безумных дамочек, только бы выйти отсюда.
Из-за прикрытой двери раздался громкий голос медсестры:
— Вас выпишут не раньше, чем через полторы недели!
— Убей меня! — взмолился я, сползая по подушке под звонкий смех Кристины.
* * *
То же время, Краснодарский Божественный интернат для талантливых детей, оставшихся без родителей.
Додола поднялась по каменным ступеням и прошла мимо охранника. Он что-то прокричал ей и даже побежал следом, чтобы остановить, но Додола лишь отмахнулась — и охранник превратился в резиновый трёхцветный мячик. Он отскочил от пола и попрыгал под стол, и в том, как он стучал по мраморным плитам слышалось: «Больно-о-о-о-о-о!» Да, подобные метаморфозы были и правда довольно болезненными. Додола до сих пор испытывала неприятные ощущения, меняя облик. Она прошла до кабинета директора и без стука открыла дверь. Евдокия Павловна, седая старушка лет восьмидесяти, склонилась над бумагами и что-то писала. Подняв взгляд и увидев Додолу, она сильно побледнела и прошептала:
— Что ты тут делаешь?
— Подыскиваю новое тело, — хмыкнула Додола и села в кресло для посетителей. Евдокия Павловна — единственный человек из её «приёмных» семей, которого она пощадила и оставила в живых. Они встретились в прошлом веке, и Додоле невероятно понравилась искренность Евдокии Павловны — то, как она обожала свою дочку. Додола заняла место этой девочки, а потом и убила мужа Евдокии Павловны — чтобы вся любовь доставалась только ей. Через время эта семья ей надоела, но Додола впервые привязалась к человеку, ей было жалко убивать Евдокию. Забавно, но та, узнав правду о судьбе дочери, почему-то не оценила подарок Додолы и умоляла её убить.
— Убирайся, — прошипела Евдокия Павловна и вскочила.
Додола сшибла её с ног магической волной и приклеила к креслу.
— Не дёргайся, — приказала она.
В этот момент прозвучал робкий стук, и в кабинет заглянула голубоглазая девушка лет восемнадцати. Русые волосы, стройное тело, полные губы и тонкий нос. Додоле очень понравилась её внешность. Такую можно бы и примерить.
— Как тебя зовут? — спросила она.
Девушка обеспокоенно посмотрела на Евдокию Павловну, но ответила:
— Виктория Столыпина.
— Замечательно, Виктория, — пропела довольная Додола. — У тебя прекрасное имя.
На
