Андрей Посняков - Крестоносец

— Да у Черной речки. Ну, там недалеко к Красной Горке повертка… где черника… Черт! Аристаршка Брыкин, бригадир бывший, уже, верно, все ягоды там обрал. А не он — так Горелухин, уж тот-то все места знает.

— А, — Михаил улыбнулся. — И я знаю. Съездить, что ли, проведать? Может, кто знакомый?

Ратников и сам когда-то, когда еще жил в Питере, занимался исторической реконструкцией и тамошнюю тусовку знал. Впрочем, эти-то вполне могли оказаться и местными…

А действительно — съездить, что ли? Нет, сначала — домой, Маша, поди, заждалась…

— Ну, ладно, пойду я, — Пантелеич протянул Ратникову руку. — Слышь, Миша, ты когда за товаром поедешь?

Михаил пожал плечами:

— Да ездил уже. Теперь в августе только.

— Жаль, жаль… Мне б кабель для телевизора, а то старуха совсем заела — сделай да сделай… Мне-то он ни на хрен собачий не нужен, телевизор этот, а вот ей охота — «кармелит» всяких смотреть.

— Тебе кабеля-то много надо?

— Да метров пять… А что есть, что ли?

— Так загляни в магазин, там отрезки должны оставаться. У продавщиц спроси — уж всяко еще не продали.

— Ладно, — Пантелеич обрадованно затряс головой. — Спрошу! Спасибо, Миша, обнадежил… Ну, пойду…

— Добрый путь, — Михаил улыбнулся. — Супруге привет.

— Передам ужо…

Места вокруг расстилались красивейшие — зеленое изумрудье лесов с синими прожилками ручьев и речушек, прозрачные зеркала озер, желто-розовые — от лютиков и клевера — луга, воздух — прозрачный, тянучий, сладкий… И тишина вокруг! Ну, не считая пилорам и лесовозов…

Миша все же решил навестить реконструкторов, тем более тут и ехать-то всего ничего, а потому остановил машину, не заезжая во двор. Проходя воротами, окинул хозяйским глазом высокий, недавно слаженный забор, огород, сараи…

— Мисаиле!!! — оторвавшись от грядок, кинулась навстречу Марьюшка — милое зеленоглазое чудо в подоткнутой длинной юбке (коротких, как и, упаси Боже, джинсов или там шортиков, девушка не носила принципиально… может быть, пока?).

— Мисаил… любый мой… Приехал!

Михаил обнял девушку, прижал к себе и не говорил покуда ни слова, чувствуя, что соскучился, сильно соскучился, хотя и времени-то прошло мало… день всего, сутки — съездил в поселок, да там и заночевал, решая возникшие проблемы с лицензией.

Ах, как радовалась Марьюшка!

Целуя девушку в губы, Миша подхватил ее на руки, закружил… расстегнул блузку… Никакого белья Марьюшка не носила — еще не привыкла — под блузкой и юбкой ничего не было…

Михаил поцеловал девушку в грудь, поласкал языком, чувствуя, как быстро твердеют соски…

— Ах… — прикрыв глаза, томно застонала Марьюшка. — Ах, любый…

Они повалились в траву, и белый пух одуванчиков, сверкая, взлетел к солнцу…

— Ты такая у меня загорелая! — восхищенно, будто впервые, Миша смотрел на любимую, гладил ее по плечам и бедрам, Марьюшка смущалась, потом вдруг прижалась крепко-крепко, всем телом… — Прямо статуя бронзовая. Небось, на реку купаться бегаешь, когда меня нет?

— Бегаю, — улыбнулась девушка. — Хорошо ведь!

— Так вот прямо, голой…

— Так ведь тут нет никого? Или…

— Бегай-бегай, душа моя, — Михаил ласково похлопал Машу по ягодицам — тугим и упругим, чувствуя, как вновь нарастает желание… — Бегай!

Их утехи прервал вдруг треск мотоцикла — такой громкий, что слыхать было еще издалека, от повертки.

Миша поцеловал Марьюшку в губы…

— Черт, принесло кого-то…

— Не говори так! — девушка засмеялась. — Гость в дом — счастье в дом, ведь верно?

— Верно, верно, — Михаил кивал, быстро одеваясь. — А ну-ка, глянем, что там за счастье?

Темно-голубой «Восход-2М» — насколько помнил Ратников, именно так именовалось сие восстановленное двухколесное чудо — выскочил из-за леса на ведущую к Усадьбе повертку и теперь быстро приближался, грохоча, словно немецкий танк.

Миша присмотрелся, опершись на ограду.

За рулем сидел щуплый пацан, то ли поселковый, то ли дачник, черт его знает, с копной светлых, растрепавшихся от ветра — какой, к черту, шлем? — волос и в обрезанных до колен джинсах, за ним виднелся и пассажир — ухмыляющийся и чем-то неуловимо похожий на самого Ратникова — тоже темноволосый, только без бороды, да и глаза не синие, а карие.

Неужели?

Господи — вот уж действительно радость, права оказалась Марьюшка!

Гость в дом — радость в дом!

— Здорово, лесной житель! — слезая с сиденья, пассажир скинул с плеч рюкзак.

— Здорово, Веселый Ганс!

Друзья обнялись.

— Ну, давай, давай, заходи… — Ратников радостно похлопывал приятеля по плечу — и в самом деле, не так уж и часто на Усадьбе бывали гости. — Сейчас посидим, отдохнешь с дороги, я пока баньку сварганю…

— Банька — это хорошо! — с чувством промолвил гость. — Однако я ведь того, не устал. Чай не пешком!

— Ага… Так ты, Василий, хочешь сказать, из Питера сюда на общественном транспорте добирался?

— Да нет, на своей… В поселке оставил — к тебе же на нормальной машине никак!

— А то ты не знал?

— Да знал… Ну, что, может, на рыбалочку сходим?

— Можно и на рыбалочку… — Михаил хохотнул. — Но сначала — водки!

— А вот это по-нашему, по-бразильски! — обрадованно подхватив рюкзак, гость вслед за хозяином зашагал по двору к дожидавшейся у крыльца Марьюшке — по обычаю, поклонившейся в пояс.

— Ну, ну, Маша, — Василий с видимым удовольствием чмокнул девушку в губы. — Зачем уж так-то?

— Дядя Миша!

Михаил оглянулся — во двор заглянул тот самый пацан, мотоциклист. Надо бы и его позвать, а то нехорошо как-то…

— Айда обедать с нами!

— Не-а… спасибо. Мне б уехать.

— А!!! — догадался наконец Ратников. — Что, не заводится? Подтолкнуть, что ли?

— Угу, подтолкните… если, конечно, не трудно.

— Да не трудно… Тебя как звать-то?

— Максимом…

— Ну, давай, Максюта, прыгай в седло… Разбегаемся… Оп-па!

Немного прокатившись под гору, мотоцикл оглушительно затрещал, и улыбающийся Максим, радостно поддав газку, скрылся за ближним лесом.

— Ну, вот, — посмотрев ему вслед, Михаил потер руки. — Теперь порядок…

— Порядок, говорю, — войдя в горницу, Ратников заплескался у рукомойника, краем глаза наблюдая, как сноровисто и быстро Марьюшка накрывает на стол.

Свежий лучок, молодая, только что появившаяся, редиска — краснобокая, крепкая, хрустящая, соленые огурцы, капусточка — в печи поспевало жаркое с гречневой кашей. А вот ни картошки, ни помидоров на столе не было — Марьюшка относилась к ним с недоверием, сии овощи были для нее незнаемыми, непонятными. Хотя, конечно, картошку Михаил выращивал, вон, пол-огорода засеяно. Зря, наверное, — все равно Маша ее не ест.

— Ну, вы кушайте, — поставив на стол аппетитно нарезанный толстыми хрустящими ломтями хлеб, девушка вновь поклонилась. — А я пока баньку спроворю…

— Да обожди, никуда не денется твоя банька, — разливая по стаканам водку, с нарочитой сердитостью проговорил Ратников. — Посиди вот лучше с нами, люба. Уваж гостюшку.

Стесняясь, девушка уселась на лавку… выпила, точней — пригубила. Да и потом не сидела спокойно — все бегала, сновала от печи к столу и обратно, да в сени — за квасцом холодненьким, в конце концов уж так-таки и сбежала в баньку…

— Хорошая девчонка эта Маша, — смачно хрустнув огурцом, похвалил Веселый Ганс. — Я бы сказал — неиспорченная. И вообще, повезло тебе с ней.

— Или — ей со мной, — хохотнул Михаил.

— Нет, — гость со всей серьезностью посмотрел прямо ему в глаза. — Тебе! Это точно.

Хлопнув пол-литра, друзья по-быстрому накопали червей и спустились вниз, к ручью, порыбачить…

— Хорошо как! — закидывая удочку, Веселый Ганс посмотрел вокруг с таким видом, словно это он и был истинным хозяином всего вокруг — вот этого вот ручья, того перелеска, луга с ромашками, даже синего, с небольшими белесыми облачками, неба. Всего.

— Да, сейчас здесь неплохо, — Михаил вытащил из прихваченной с собою сумки сверкнувшие на солнце жестяные банки. — Лови! Оп!

— Вот это правильно: пиво без водки — деньги на ветер, — одобрительно кивнув, гость откупорил банку «Невского».

Ратников хохотнул:

— Или — наоборот — водка без пива.

— Так я не пойму… Мы в баню-то сегодня идем или как? Ого — холодненькое…

— Так из холодильничка же!

— А ты что — уже и электричество провел?

— Поговорил кое с кем… с просеки фазу бросили. Зимой, правда, плохо… ну так у меня на тот случай и свой дизель имеется.

— А телевизор чего не заведешь?

— Да видишь… Ловит здесь плохо…

Врал Миша, врал. Как ни хотелось самому — не покупал в дом телевизор, боялся за Марьюшку… И так-то, пока в Колпино жили, насмотрелась на улицах всего, бедная… как только с ума не сошла.