— Да?- растерянно почесал затылок я, — Так переговорный пункт же не круглосуточный вроде?
— А я тебе о чем толковал? Но тебе, если вещи своими именами называть, было до сраки! Вынь да положь тебе межгород с Мурманском. И ушкандыбал ты в ночь широкими шагами... Не буду я больше с тобой коньяк пить, Белозор, он на тебя оказывает негативное влияние.
— Я вообще больше к коньяку не притронусь, Анатольич... Проснулся черт знает где, черт знает с кем... Тьфу, тьфу, думать страшно...
— Вот даже как? — он докурил и выбросил окурок в мусорку, — Ну,пошли вместе до гаража, а потом — в редакцию за аппаратурой. У тебя-то с собой ничего нет?
— Еще и издевается... Сам-то чего на улице в такую рань сидишь? Тоже не от хорошей жизни, наверное?
Мы шли по улице Ленина в сторону типографии — там стоял редакционный гараж. Под ногами бугрился асфальтовый тротуар, сквозь трещины в котором пробивалась уже тронутая желтизной трава и редкие подорожники. Опиленные весной ясени обросли и уже напоминали не бритых рекрутов, а местных модников — с растрепанными неряшливыми патлами. В следующем году их кроны уже будут походить на прически-афро, а еще через год их снова опилят до того самого, уродского состояния...
— Жена меня на улицу выгнала, представляешь? — пыхтел на ходу Юрий Анатольич.
Как все профессиональные водители он не очень-то любил ходить пешком, и теперь семенил, пытаясь угнаться за мной. Шагал я быстро — было сыро и по-осеннему прохладно, да и башка во время ходьбы трещала куда меньше.
— Пришел я, конечно, поздно, и под этим делом, — вещал Сивоконь, — Ну, а она сидит на кухне и ест борщ. Увидела меня — давай ругаться. Мол, дети были — за детьми доедала, внуки появились — за внуками доедает, муж — балбес, прийти вовремя не может, за ним тоже подъедать приходится... А я ей говорю: заведи поросенка!
— И что?
— Она говорит — и за ним доедать, что ли, тоже?
Я посмотрел на него и загыгыкал, он тоже расхохотался, радуясь своей шутке, смеялся смачно, до слез, вытирая их ладонями, потом успокоился и сказал:
— А если серьезно — спину крутит, на погоду. Не спится. Дерьмовая ночь была.
— Это уж точно...
***
Я уже здорово обжился в белозоровском кабинете: у меня тут имелась смена одежды, кое-что из продуктов, пара запасных кассет для "Sony" — сейчас бесполезных, ибо диктофон (я надеюсь!) остался дома, и еще всякая всячина — так сказать, дублирующий состав привычного барахла, которое я имел обыкновение таскать в рюкзаке или в карманах. А еще — лекарства! Приняв две таблетки цитрамона за раз, я почувствовал себя гораздо лучше, и, в принципе, был готов к труду и обороне ровно в восемь. Я успел к этому времени перекусить отвратительным кофе и восхитительным бутербродом и даже побриться в мужском туалете — благо, пришел практически одновременно с уборщицей, времени на всё хватило.
— Гера! — раздался голос шефа, когда я уже собирался бежать, — Зайдите ко мне!
Ох уж этот комиссарский тон, бр-р-р-р! Как будто сейчас отправит затыкать собой амбразуры или бросаться под танки... Не знаю, что он хотел предъявить мне на этот раз, но в последнее время Сергей Игоревич завел моду нахлобучивать меня по поводу внешнего вида — и карго ему не нравились, и в причастности к движению стиляг он меня обвинял, ну надо же... Где я и где стиляги? Однако сейчас он цепким взглядом из-под очков оглядел меня с ног до головы и, кажется, остался доволен.
— К Исакову? Идите-идите. К конторе НГДП приедет автобус из Гомеля, там будут все остальные... А телевизионщики — своим транспортом... Ну, удачи!
И чего вызывал? Это же тысячу раз обговорено-переговорено.... Я уже уходил и взялся за ручку двери, когда главред вдруг спросил:
— Гера! Вы как вообще? Самочувствие, настроение? Может быть, вам в отпуск нужно?
— Да нормально вроде всё, Сергей Игоревич, спасибо, что поинтересовались... А в чем дело? Я что-то не так делаю, не справляюсь?
— Справляетесь, справляетесь, даже более чем... Не знаю, это может показаться странным, но... Мне показалось, что я видел вас в одних трусах шарящего по кустам примерно в районе улицы Достоевского, часов около шести утра...
Вот тебе на! Никогда Штирлиц не был так близок к провалу. А что он сам-то делал в районе улицы Достоевского в шесть утра? Дом-то у него совсем в другом конце города!
— М-м-мда? Странно, очень странно. Вот он я, здесь — можно сказать, даже при параде. И с чего бы мне бегать по Достоевского в трусах?
— Действительно — с чего бы? — уставился на меня шеф, — Но если соберетесь в отпуск — я буду не против, у вас еще двадцать один день остался вообще-то, а лето кончилось!
— Летом мне и в Дубровице хорошо! — махнул рукой я, — Ну, не поминайте лихом!
— Тьфу-тьфу-тьфу, — сказал член райкома коммунистической партии и постучал по деревянной столешнице, — Не дай Бог! Идите уже!
***
У крыльца большого, выполненного в стиле советского хай-тек здания пара рабочих докрашивали металлический макет нефтекачалки, еще двое — из шланга поливали ступени. Молодая строгая женщина в стильном деловом жакете и узкой юбке выговаривала:
— Сейчас уже приедут! Ну всё, сворачивайтесь! Степаныч, давай, командуй своим — меня они не слушают!
— Не переживайте,- сказал я, — Они приедут через семнадцать минут.
— А вы откуда знаете? — удивилась она.
— Так я вроде как один из них? — пришлось помахать корочкой журналиста, — Но я местный, из "Маяка". Так что не переживайте.
На крыльцо выскочил Исаков — в отлично пошитом костюме и белой рубашке, как всегда роскошный, загорелый, белозубый и искрометный.
— Гера? Вот это я понимаю! Самый первый! Ну — раз самый первый, то я тебе расскажу, что у нас сегодня намечается и угощу тебя шоколадкой... — он и вправду сунул руку в карман пиджака и достал плитку горького шоколада,- Будешь?
И мы стояли на ступенях и грызли шоколад, и я слушал про полевой лагерь сейсморазведчиков, буровую установку на рельсах, строительство ветки трубопровода и нового детского лагеря, который примет пионеров уже следующим летом. У меня даже осталось время почирикать в блокноте — без диктофона было ужасно непривычно, будто в каменный век вернулся. Я сделал пару шикарных снимков Владимира Александровича — улыбающегося, красивого, на фоне только что подкрашенного макета нефтекачалки.
В этот самый момент подъехал желтый ПАЗ с надписью "УТТ" на борту, остановился, хрюкнул, кашлянул, с лязгом открыл двери, и из автобусика посыпались журналюги.
— Белозор, Гера! Нехорошо! Пользуешься местным непотизмом в рабочих целях? — это был Артёмов, из Петрикова, отличный фотокор и замечательный парень: худощавый, живой, с пронзительными голубыми глазами и острыми чертами лица.
— Владимир Александрович, это Дима Артемов, лучший фотограф в области. "Петрыкаўскія навіны"- единственная белорусскоязычная газета у нас, между прочим! — представил я его второму лицу Нефтегазодобывающего предприятия.
— А-а-а-а, знаю-знаю! — откликнулся Исаков и продекламировал широко известную в узких кругах шуточку: — "Петрыкаўскія навіны" — які раён, такія i навіны!
Мы втроем громогласно рассмеялись, и видит Бог, Артемов в этот момент успел заснять Владимира Александровича, и получился у него портет с первого раза наверняка куда как лучше, чем у меня, грешного после десяти минут съемки ...
— А вы ведь бывали на Петриковщине, да?- подмигнул начальнику Артемов, — Разбираетесь в теме!
— У меня бабушка из Турка! — улыбнулся в ответ Исаков, и тут же повысил голос: — Ну, товарищи журналисты, прошу за мной! Начнем с экскурсии по конторе, потом — поедем в поля! Возражения есть? Возражений нет! Рысью, марш-марш!
***
Я трясся в пахнущем бензином "пазике" рядом с Артемовым и другими журналистами и блаженно улыбался: эффект бабочки работал! Исаков на посту первого заместителя директора НГДП — то есть, по сути, второе лицо в Дубровицкой (читай — белорусской) нефтянке — это был настоящий прорыв! Он за три месяца успел накрутить хвосты такому количеству людей, что пресса просто подметки на ходу рвала ради одной только возможности получить комментарий от молодого-перспективного начальника. А тут — пресс-тур! "Советская Белоруссия", БелТА, "Гомельская правда", даже вроде как из минского корпункта "Комсомольской правды" кто-то был, не говоря уже об отраслевой прессе нефтяников... Неплохая такая информационная бомба получится. Зная Владимира Александровича — акулы пера уедут влюбленными в него, в Дубровицу и в НГДП. А там еще и Волков на информационном горизонте появится, и тогда...
