Но ему еще и шестидесяти нет. «Смотри, вот оно, твое будущее!» — ехидно осклабился внутрненний голос. Я молча, жестом бывалого опера, выхватил удостоверение и предъявил его в развернутом виде. Сторож подслеповато прищурился.
— Колоколников Жан Михайлович, — прочитал он почти по слогам. — Что за имя такое? Ты не русский что ли? На вид вроде нормальный…
— Местный я. У отца чувство юмора было дурацкое, — я хмыкнул. Знал бы он, сколько раз мне приходилось отвечать на этот вопрос. В школе я всерьез даже думал сменить имя на что-то более привычное русскому уху, вроде Евгения или Святослава. Но ноги не дошли, а сейчас какой смысл уже?
— Колокольников… Это не ты, часом, писал про мафию Мельникова в толстушке? — взгляд выцветших глаз сторожа впился в мое лицо. Надо же! Никогда не знаешь, где слава тебя настигнет, а! Я думал, что мои подвиги в девяностые никто и не помнит уже. — А я еще, помнится, думал, что это за инициалы такие — Ж и М.
Сторож глумливо захохотал и отступил от двери, пропуская нас внутрь КПП. Единственного официального входа на территорию бывшего завода. Проходная давно и прочно забита фанерными щитами, над забором — шипастый серпантин колючей проволоки. Свеженькой такой, видно, что подновляют. Правда, судя по фотографиям всяких любителей индустриальной заброшки пробраться на запретные пятьдесят гектаров можно, крысиных нор за долгие годы наделали достаточно. Но мы же не какие-то там маргиналы, у нас официальный допуск!
Внутри бетонной будки рядом с ржавым железным занавесом боковых ворот ничего непредсказуемого не было. Узкий коридор со второй дверью в конце, стеклянная стенка с окошечком и облупленной надписью «предъяви пропуск!». За ней — диванчик, тумбочка с маленьким телевизором, стол. На столе — миска с супом и старенький электрический чайник. На пакете — нарезанный хлеб, половина луковицы и граненый стакан. Наполовину полный прозрачной жидкостью. Обедать собирался наш Иван Львович, а бутылку под стол спрятал, перед тем, как дверь открыть.
— Документики при себе имеются? — Иван Львович шустро пробрался в застекленную каморку, сдвинул миску супа и хлебушек в сторону и достал откуда-то потрепанного вида гроссбух и авторучку с погрызенным колпачком. — Так… Сейчас четырнадцать десять…
— Иван Львович, вы серьезно? — не выдержал я.
— Порядок должен быть! — сторож строго уставился на нас. А потом резко махнул рукой и захлопнул журнал. — Да ладно, кому это нужно уже? Идите себе, бродите сколько угодно, все равно там давно хлам один только остался.
— Приятного аппетита, Иван Львович, — сказал я и прошагал по узкому коридору к внутренней двери, еще в незапамятные времена обитой коричневым дермантином.
— Столько места зря пропадает, жалко, — сказал Сережа, расчехляя свою камеру. Я поежился. После жарко прогретой будки КПП ноябрьский воздух уже не казался таким уж теплым. Ну, то есть, для ноября было тепло, конечно… — Могли бы что ли общественное пространство тут открыть. Или торговый центр хотя бы.
— Для новомодного лофта дореволюционные постройки нужны. Краснокирпичные и с фигурными окнами, вроде спичечной фабрики или того же пакгауза на набережной Киневы, — я хмыкнул, осматривая покрытый трещинами асфальт, посеревшую облицовочную плитку длинного административного корпуса, обвалившуюся галерею, ведущую к бетонной махине одного из цехов… — А тут голимый совок. Скучные коробки, как их ни закрашивай.
— Не скажите, Жан Михайлович, — Сережа несколько раз щелкнул фотоаппаратом, пристреливаясь. — Это как раз и может быть фишкой. Кстати, а почему его забросили? У меня дед здесь работал, судя по его рассказам, все было хорошо. Профилактории какие-то были. Лыжная база, дворец культуры. Куда это все сейчас делось?
— Сережа, ну что ты как ребенок, ей богу? — я задрал голову и приложил ладонь ко лбу. Все-таки вблизи эти цеха производили впечатление, что и говорить. Внутри, наверное, парочка гинденбургов легко разместятся, и еще место останется. — Это же при Советском Союзе было. Тогда у всех было все хорошо. И профилактории, и профсоюзные путевки на море, и прочие семью семь удовольствий.
— Если все было хорошо, то почему развалилось? — Сережа опустился на четвереньки, чтобы снять крупным планом валяющийся на россыпи стеклянных осколков здоровенный болт.
— Я журналист, а не политолог, — буркнул я и торопливо пошагал вдоль бетонной стены. Под ногами хрустела то бетонная крошка, то битое стекло, то сухие стебли травы. Разруха была прямо-таки образцовая, в каждом предмете, в каждой постройке. Растворена в воздухе, размахана ржавчиной по металлическим арматурам, грязными разводами по бетону, расползалась трещинами на асфальте.
А вот и проходная с внутренней стороны. Стекол уже давно нет, вместо них — изрисованная уродскими граффити фанера. И сразу за ней — круглая площадь. Когда-то куча мусора посреди нее была клумбой. А у статуи героического рабочего в середине когда-то были обе руки.
— Шинный завод старший Мельников приватизировал, — сказал я. — Еще в самом начале, когда Союз начал рушиться. Потом выяснилось, что для управления производством его бычье совершенно непригодно, и он продал его москвичам. В две тысячи четвертом завод снова запустили и даже частично модернизировали. Ты уже должен был застать, нет?
— Мне было восемь лет, я не сильно интересовался, — сказал Сережа, подбираясь поближе к статуе. — Но вроде что-то помню. Дед уже тогда был на пенсии, но радовался, что завод снова ожил. А потом что?
— А черт его знает… — я натянул капюшон. С неба начало сыпаться что-то среднее между дождем и снегом. — Сначала там авария случилась с пожаром, потом убили одного из совладельцев, потом раскрыли чуть ли не наркокартель на базе местной поликлиники. Потом вскрылся еще какой-то криминал… В общем, какая работа в таких условиях? Так что всех опять пнули в бессрочный отпуск, производство остановили. И так уже лет десять.
— И что, реально кто-то до сих пор считает, что он в отпуске? — Сережа уставился на меня немигающим взглядом. Глазищи эти его незамутненно-детские. Хвостик на макушке. В ухе серьга с какой-то висюлькой. На шее видно край татухи. Если бы я так выглядел в его возрасте, я бы даже до соседнего квартала бы не дошел. Ой, да фигли я? Другое время, другая мода…
— Пара сотен сотрудников в штате числится, да, — я кивнул. — Пойдем в цех заглянем. В тот, где пожар был…
— Слушайте, а вы не думали ютуб-канал вести, а? — в прозрачных глазах Сережи засветился неподдельный энтузиазм. — Вы же столько всего про город знаете, да еще и внешность у вас фактурная… С монетизацией, конечно, сейчас непросто, но можно бусти завести, да и на донаты народ не скупится. Внешность у вас такая фактурная, только стрижку я бы подправил чуток…
— Снимай
