Да и особо переживать было некогда, надо было определяться – где мы и кто такая эта девушка, да и я сама кто такая. Начала осматриваться и нашла какой-то то ли кисет, то ли мешочек – оказалось, дамская сумочка такая. Начинаю в ней копошиться – и на мое счастье нахожу какие-то бумаги, слава Богу, на русском языке. Так, читаю, хоть и с трудом, орфография и буквы дореформенные, старинные, но понять можно. Постепенно начинаю вникать, правда в письме "много букв", как сейчас говорят, которые я пропускаю, чтобы узнать основное: "Любезнейшая моя, дорогая подруга Аннет! Тысяча благодарностей за Ваше гостеприимство и прекрасное время, проведенное вместе с тобой и твоими родителями. Надеюсь иметь удовольствие ещё раз тебя обнять и от души посплетничать обо всем и обо всех. Как я уже говорила, мы возвращаемся в мое имение Васино Дорогобужского уезда, чтобы встретить Рождество". Так, тут много всего, но подробности потом, потом еще раз спокойно перечитаю. Ага, вот самое главное: "Моя крестная Наталья Алексеевна также присоединяется к приглашению и ждёт вас с нетерпением на праздники". И подпись: "Твоя подруга Мария Ивановна И. 12 декабря 1811 г.".
Интересно, почему письмо не отправлено, видно, не успела Маша это сделать. Но оно мне очень помогло! Постепенно я начинаю что-то понимать и вспоминать, но пока туманно. Итак, замечательно, имя – отчество совпадает с моим, так что путаться не буду. И имя девушки такое родное – мама моя такое же носила, да и деревня и уезд, вернее район в современности, где она жила, так же назывались. С этим все ясно, теперь надо узнать, далеко ли это Васино.
Тут, на мое счастье, возок остановился. Мужской голос прокричал: "Ой, барыня, беда, совсем мы в метели заплутали, ни зги не видно! Как бы нам не пропасть!" Боже мой, и тут метель! Но делать что-то надо, а то и здесь погибнуть можем! Мне пришлось с трудом приоткрыть дверь и выглянуть наружу. Сначала ничего не было видно и слышно, кроме серой мглы и завывания ветра.
Но когда глаза и уши немного привыкли, да и ветер, как мне показалось, стал несколько ослабевать, я вдруг услышала слабые звуки, похожие на равномерный стук. Сначала решила, что мне показалось, но стук повторялся через промежутки. Я закричала: "Слышишь, Степан, где-то стучат!" Почему назвала нашего извозчика именно так, и сама не знаю, но, видимо не ошиблась, потому что мужчина не удивился, а тоже проговорил: "И правда, барыня, стучат! Видно, бьют в колокол! Ну, теперь, слава Богу, найдем дорогу! Налево надо править! Ну, родные, выноси!"
Лошади, видимо, тоже услышавшие стук и почуявшие дом и тепло, как-то подбодрились, дернули с места так резко, что я чуть не свалилась с сиденья. Несколько следующих минут дороги показались мне вечностью, нас уже трясло по сугробам так, что мне пришлось придерживаться за лавку одной рукой, чтобы окончательно не свалиться, а другой придерживать Машеньку, как я сразу стала называть девушку, невольной компаньонкой которой я стала.
Наконец-то мы поехали по более ровной дороге, которая шла мимо аллеи из заснеженных деревьев, еле видных в окошко, и остановились около какого-то большого дома-усадьбы, едва освещенному небольшими лампами по краям крылечка, к которому мы подъехали наконец. Послышался шум, женский голос спросил что-то, Степан ответил, но я уже не вникала – мы добрались, это главное! Теперь мне было важно было попробовать как-то выйти из возка самой и вынести Машеньку, которая была без сознания. На мое счастье голоса приблизились, дверь открылась и ко мне заглянула пожилая женщина. Около нее стояли еще какие-то люди, которые говорили почти разом, так что и разобрать было невозможно.
Было слышно только, как какой-то старичок, который стоял ближе всех, бубнил в густою бороду что-то про то, что "завсегда в такую метель бьет в колокол, чтобы ежели кто заблудился, мог услышать да найти дорогу!" На эти слова Степан, который слез с облучка (кажется, так называлось его сиденье) стал обнимать его и тискать со словами: "Ты – то нас и вывел, Антипушка, ты-то нас и спас!", чем ввел его в еще большее смущение.
Старушка, увидев нас, запричитала, захлебываясь в едва сдерживаемых рыданиях: "Ахти, барыня, что же это! Что с барышней? Жива ли она?" И хотя я видела всех этих людей впервые, я старалась ничему не удивляться, а ответила: "Жива, жива, только очень плоха! Видно, где-то простыла, в горячке она! Зови кого-нибудь, надо в дом ее срочно нести!"
Тут старушка закричала: "Ванька, Прошка, бегом сюда, надо барышню в дом отнесть". Короче, встреча была хоть и бурная, но суетливая, немного бестолковая и мне пришлось невольно всех строить, как своих школьников. Под мои команды прибежали какие-то парни, помогли выйти мне, вынесли Машеньку, и вся наша компания, сопровождаемая причитаниями старушки, бормотанием Степана, который остался во дворе, чтобы обиходить вместе с Антипом лошадей, и звуками стихающей метели, вошла в дом.
Глава 2. Усадьба и ее обитатели
Дом был длинный, вытянутый, комнаты шли друг за другом, как сейчас бы сказали – "вагончиками" в сторону от центрального входа, составляя анфиладу. Двери во всех комнатах были открыты, что создавало впечатление их бесконечности, но не всегда ощущение тепла, так как, хотя изразцовые печи, встроенные в стены, и были в каждой комнате, тепла они давали не так уж много, да и оно и расходилось по всему дому. Поэтому неудивительно, что даже в комнатах ходили достаточно тепло одетыми, особенно зимой, в "трусах и майке", как сейчас при наличии центрального отопления, здесь не побегаешь. И спали недаром в теплых длинных ночных рубашках до пят, а на голову одевали колпаки и чепчики, которые не только ее согревали, но и предохраняли от попадания в волосы разных насекомых, водившихся даже в домах дворян, не говоря уж о простом народе.
Видно, что дом старый, деревянный пол, хоть и с красивым узором посередине, уже сильно вытоптан, тканевая обивка стен неяркая, выцветшая, мебель немного потертая. Я с интересом рассмотрела, что по углам стоят столы на изогнутых ножках со стульями с такими же изогнутыми ножками, небольшие диванчики, на которых, скорее всего, было удобно сидеть, но не очень удобно лежать, а рядом – пуфики и мягкие банкеточки. Я глядела на них, как на музейную обстановку, с которой была знакома по многочисленным экскурсиям в усадьбы Подмосковья, на которые ездила с детьми, но теперь это были не экспонаты, а действующая мебель, с которой мне еще придется знакомиться и обживать. Но долго задерживаться здесь мне было особо некогда, потом этим займусь, все же я не в музее.
В доме было очень много народу, в основном пожилого возраста, но все они или топтались и причитали без пользы, или стояли в ступоре и мало чем могли помочь. Было видно, что они ждут приказов от "вышестоящего начальства", но готовы выполнять их быстро и беспрекословно. Единственное, что меня немного смущало – я обращалась к ним не на "Вы" и по имени-отчеству, как всегда мы привыкли делать, а на "Ты" и просто по имени, но это никого не удивляло – я ведь Барыня, значит, имею право!
Пришлось мне с порога продолжать распоряжаться, так как старушка, которую звали Лукерьей, оказавшейся, как я узнала в последствие, бывшей няней Маши и нашей экономкой-ключницей, ответственной за все припасы в доме, неуловимо похожая на Пушкинскую Арину Родионовну, только причитала, да молитвы бормотала, да и от остальных толку было мало.
Я вошла в свою привычную учительскую роль и начала раздавать спокойным голосом распоряжения. Заставила перестелить кровать в самой теплой и удобной спальне, которая как раз принадлежала барышне, положить на нее Машу, приказала горничной расшнуровать ей платье, принести побольше чистого белья, полотенец, приготовить воду с уксусом, найти сушенную малину или еще какие-нибудь травы и заварить их, и так далее.
