— Так ежели всё так плохо — чего ты согласился? — Усомнился Алексей.
— Потому что со мной — у вас есть шансы, — Уверенно отрезал я, — Немного. Но, боюсь, без меня вы все останетесь лежать в холодной карельской земле.
— Да прям уж! — Снова завёл свою упрямую песню сотник. Ещё с минуту мы ехали в напряжённом молчании, — Я видел тебя в деле, Саша, — Тихо начал он, — Да и рассказывали зеваки как ловко ты того татя московского разбил, — Он замолчал, окунувшись в задумчивость, — В общем так. Ежели всё и вправду так плохо — я с сотней буду держаться подле тебя и слушать тоже тебя. Михаила в этом ты не убедишь. Он даже если орду увидит — войско в бой поведёт. Но на меня ты, — он вновь сделал тяжёлую паузу, — На меня ты можешь рассчитывать.
— Хорошо. Мне твоя помощь неоценима. Спасибо! — Я попрощался с сотником и медленной рысью устремился к своему обозу. Это что же получается? Алексей только что заявил о своём желании переметнуться на мою сторону если вдруг станет жарко? Ну, то есть фактически мы и так на одной стороне. Вот только боюсь до первой крови остальные на вряд-ли станут меня слушать, в лучшем случае доверившись воеводе, а в худшем — кто у кого в авторитете. Тогда нас там точно в блин раскатают. Конечно, четверть тонны разного рода диверсионных прибамбасов могут несколько изменить положение дел. Но вот, боюсь, без общего взаимодействия всей армии даже это не переломит исход сражения.
По моим расчётам сейчас восьмое августа. Если допустить, что возникнут издержки, проблемы с погодой или, что не удивительно, со снабжением — мы можем провести только в пути туда порядка двадцати дней. Ведь две недели — это лишь самый позитивный прогноз, основанный на минимальном влиянии всех негативных переменных. Плюс как минимум столько же нам предстоит протопать в обратном направлении. Если, конечно, будет, кому топать. Не знаю, сколько там обычно велись многотысячные сражения, но если нас не развеют в прах в первом же крупном столкновении — домой мы вернёмся к середине сентября, никак не раньше. Если на Земле не действует ни один из малых ледниковых периодов — местный климат мне был знаком. И в целом до серьёзных холодов, по моим расчётам, мы успеваем вернуться. Если, конечно, воевода в случае героической победы не решит продолжить победоносное шествие и осадить какой-нибудь Выборг. Зимовку в этих широтах даже треть такой армии ну никак не выдержит. Ведь никакой тёплой одежды большинство солдат, разумеется, не имело. Да и на подножном корму по снегу далеко не уедешь. Впрочем, Михаил может и наивен в плане оценки своих сил, но явно не дурак, а потому дезертирские мысли на этот счёт можно пока отбросить.
Я вернулся к своему обозу, зацепил всё ещё не очень послушного коня к замыкающей телеге и улёгся на кажущийся периной после жёсткого седла мешок крупы. Только сейчас я действительно понял, что хочу домой. В смысле к себе домой — в двадцать первый век! Вся эта средневековая суета, воины, интриги… Как же всё это дико для цивилизованного человека. А может, как в книжках фантастических писали? Ну, помру вот я сейчас и та же сила меня обратно в моё время и забросит? Подумать только: чуть больше месяца назад я имел огромное богатство. Не в смысле материальное, хотя даже бесплатные блага прогресса здесь были бы кстати. Я был богат просто потому, что был спасён от всего этого. И все-таки человек — существо невероятно эгоистичное! Вот забросит меня сейчас в каменный век, или вообще — к динозаврам. И тогда мне уже эта жизнь мёдом покажется. А может и нет? Ведь там как: сожрёт тебя какая громадина, ну значит судьба. А тут? Нет, и тут скажут, мол бог забрал. Но имею ли я чисто моральное право сейчас помереть? Да даже если и вернусь я к себе, кто этих людей спасать будет? Ведь эта реальность, как я понял, течёт параллельно нашей. И с моим уходом никто весь этот поход на паузу не поставит. Вот слетать бы к себе, прибарахлиться тонной-другой разного рода полезностями и назад. Ведь все эти люди: купцы, ремесленники, воины, крестьяне. Их жизни, их судьбы висят на мне. Хотя они этого и не знают. А через неделю к ним прибьётся ещё столько же. Шестнадцать тысяч взрослых душ… Вроде бы не так чтобы и много в масштабах целой страны. Держу пари, царь больше потерял в этой войне с казанцами только от проблем со снабжением. Но какая же это сила в правильных руках! Да если бы я хоть кусочек от этого смог направить в нужное мне русло — я бы больше не нуждался здесь ни в чём. Да и морально неправильно было бы бросить их практически на смерть. Нет, нельзя мне сейчас помирать. Я открыл глаза, сел и ещё раз оглядел кажущуюся бесконечной колонну, уходящую в даль и скрывающуюся за лесным поворотом. Точно нельзя. Отказываться уже поздно. Я — шанс для этих людей. Спасти их от гарантированного поражения — моя задача. Спасти их — теперь уже мой долг.
Я спрыгнул с телеги, уже почти без труда влетел в седло и, ударив в толстые бока своенравного скакуна, галопом помчался вперёд. Меня проводили удивлённым взглядом, но ничего не сказали. Действительно — ну решил барин развеяться, так чего ж ему мешать? Тем более что средства позволяют. Разогнавшись до предела, я поразился, как быстро пролетают разномастные деревья и не заметил, как буквально через пол минуты вылетел из лесной чащи. Проскакав в таком темпе ещё пол сотни метров, я решил более не изнашивать животинку и, натянув поводья, перешёл на быструю рысь. Свернув с тропы вправо, я покорил небольшой холмик и остановил коня прямо на нём. Польский жеребец жадно вдыхал широкими ноздрями тёплый августовский воздух. Я тоже тяжело дышал, как-то незаметно переняв его отдышку. В благодарность похлопав его по шее, я посмотрел вдаль, силясь заглянуть за горизонт. Эта дорога — испытание на пути к великой цели. В путь!
Интерлюдия. Курсант Кузнецов.
Я в нерешительности стоял перед дверью, в которую ещё мгновение назад был готов влететь на крыльях воодушевления. Просьба моя была откровенно наглой и необоснованной и полковник запросто мог отказать мне в столь непотребном, на первый взгляд, вопросе. Наконец, собравшись с духом, я коротко постучал и, услышав столь же заветное, сколь небрежное «войдите», буквально заскочил в кабинет.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться? — Немолодой офицер с редкой сединой медленно и устало поднял на меня свой внимательный и цепкий взгляд.
— Я слушаю, курсант. — Он отложил ручку, которой совсем недавно что-то с интересом выписывал и с кажущимся интересом уставился на меня.
— Товарищ полковник, вот, — Я протянул ему листок формата А4 с заполненным по форме устава рапортом. Он взял его, с полминуты быстро и хмуро читал, после чего положил и вновь посмотрел на меня.
— Значит, ордер вам нужен? — Усмехнулся он.
— Так точно! — С готовностью ответил я.
— На обыск? — Он вдруг улыбнулся, закрывая ладонью свою не по годам белоснежную улыбку, — А на каких, простите, основаниях?
— Ну как же? В деле с лабораторией единственный подозреваемый называл этот адрес. Я вообще не понимаю, почему его до сих пор не проверили.
— Ах вот оно что. Тогда вам, должно быть, известно, что подозреваемый Александров был признан невменяемым и все его показания аннулированы.
— Но ведь нужно проверить все возможные варианты! — Не унимался я.
— Товарищ курсант, — Уже гораздо строже вспылил полковник, — Дело о подпольной лаборатории закрыто по статье двести двадцать восемь и, частично, сто семнадцать. Следовательно, ни о каких дальнейших обысках речи идти не может. — Он протянул мне мой рапорт назад, — Продолжайте работу, Кузнецов.
Глава 2. «Первый день и первая ночь»
Никогда бы не подумал, что пятиминутное единение с природой так положительные скажется на ясности моей мысли. Стоя вот так вот на пригорке близ лесной чащи я как будто очистил свою голову от всего ненужного, придав какой-то неведомой лёгкости и светлости разуму. Передо мной открылся донельзя восхитительная картина, которая, наверняка, стала бы пейзажем какого-нибудь художника-живописца, если бы такие здесь, конечно, водились. Бескрайние просторы с наслоенными друг на друга лесами, полями, холмами и оврагами, речушками и полянами. Где-то далеко впереди хмурились тучи и сверкала молния. Видя подобное, хотелось воевать уже не столько за что-то материальное и даже не за собственную жизнь. Хотелось биться за каждый клочок этой прекрасной земли. Неужели в прошлом природа действительно была столь прекрасна? Похоже, что бесконечно набирающий обороты технический прогресс — штука столь же полезная, сколько разрушительная и беспощадная. Проникнувшись моментом, даже конь и тот прекратил своё бесконечное фырканье и сопение, полностью имитируя звуком камень.
