Вот уже это русская традиция — любой Николай Второй как признак грядущего распада государства. Я не знаю почему сынок оставил меня в живых, скажу ему за это спасибо, хотя, порой мне кажется, что уйти в небытие — было не самым плохим вариантом. Ибо стыдно. Говорил мне академик, что я слишком мягкий и слишком добрый. Ну, есть такое дело, мне не хотелось лить чью-то кровь, я предпочитал договариваться. Ну вот, и додоговаривался… стыдно, обидно, да сделать уже ничего не смогу.
А я… оказался в ссылке. И не совсем почетной, что-то вроде Меньшикова, помните, как всесильного фаворита сослали в Тмутаракань, где он и зачах? Как-то так со мной и поступили. Я теперь мещанин Михаил Михайлов, пока меня лечили, был под охраной британских и русских гвардейцев, а выхаживали меня в той же Финляндии, на берегу залива. Спасибо, Коленька, что не пошел на отцеубийство, но отдать папашу нагличанам, это значит, просто отсрочить его смерть. Пример Наполеона о многом говорит. Правда, англичане умеют быть и милосердны к врагам, если их помножили на ноль. Тот же Ораби — паша в Египте после того, как англичане в МОЕЙ версии истории установили над Суэцким каналом контроль, он спокойно доживал в эмиграции, конечно, под контролем победителей, но всё-таки… Это в нашем варианте, после помощи России, и Александрию англичанам бомбардировать не удалось, и Суэцкий канал под международным контролем, в том числе России, и Ораби-паша хедив Египта до сих пор[1].
[1] См. серию «Цена империи»
(Святоносская Сирена — небольшое поселение на мысе Святой Нос)
Как только я поправился, меня перевезли сюда. Место тут холодное и суровое. Кольский полуостров. Мыс Святой Нос. В шестьдесят девятом году тут был построен маяк, течения у этого мыса сложные, корабли поморов тут часто гибли, в общем. Это один из первых маяков в нашей империи, наполовину деревянный, камня при строительстве не хватило. А кирпич сюда завозить… В восемьдесят восьмом маяк отреставрировали. Поставили на нем осветительную систему Фернеля, обустроили склад и казармы для вольнонаемных, которые сей мореходный ориентир до сего времени обслуживали. Недалеко от маяка есть и небольшое поселение Святой Нос, с фантазией у местных не так уж, чтобы очень. Поселение в три избы, тут живут семьи староверов, занимающиеся рыбной ловлей. Ну и ваш покорный слуга, мещанин Михаил Михайлов — пожизненный смотритель маяка.
(вид с Святоносского маяка — видна граница Белого и Баренцевого морей)
Ну, типа, надо же мне за что-то жить. Ага! Под мои нужды переделали казарму вольнонаемных, в которой кроме меня расположилась и охрана — десяток гвардейцев, коими командует поручик Преображенского полка Алексей Симеонович Волков, мразь редкостная. Не знаю, что он ко мне лично имеет, но разговаривает со мной сквозь губу, как бы подчеркивая моё несуществующее дворянское достоинство, ибо я сейчас обычный мещанин, а он всё-таки дворянин, хрен ему в бок! Впрочем, как он сам признался, ему тут три года кантоваться со своей командой. И только потом сменят. Ну да, запереть кого тут на три года — озвереть можно. Свое «хорошее» настроение поручик регулярно топит в вине. Хлебном, конечно же, другого тут нет. Впрочем, попыток как-то укоротить свои сроки пребывания в сем суровом климате поручик не предпринимает. Видимо, никаких указаний на сей счет не было. А вот охранять мою бренную тушку, да, этот приказ был. Надо сказать, что в отличии от поручика, с остальными охранниками-гвардейцами у меня отношения спокойные. Разговариваем. Ко мне относятся сочувственно. С пониманием. Конечно, если поступит приказ — отвернутся, дадут поручику его исполнить. Но если на меня нападут — будут защищать. Кто нападет? Да те же нагличане, например. Они тут тоже держат свой стационер. Клипер «Мэри Энн». Правда, корабли меняются, примерно раз в полгода. Море тут не замерзает, вот и пользуются этим, мерзавцы. Правда, места тут для плаванья так себе, да хрен с ними, потонут, я лично сожалеть не буду. Для морячков в районе губы Лопское становище выстроили казарму, большой такой барак, там они и кантуются. Как они без баб обходятся, так англичане, у них флот держится на трех п: плети, пидерастия, придурковатость.
(Бухта Лопская губа)
Меня регулярно навещают доктор с их корабля и ихний капитан, или его первый помощник. Иногда мы с ними и поручиком играем в карты. По маленькой, потому как большой деньги у меня нет. А вот по маленькой проигрывать своим тюремщикам, почему бы и нет? В такие дни Волков пьет ром, а не нашу водку. Вот и все развлечения. Можно сказать, высший свет Лопской губы: трое лимонников да я с поручиком.
Раз в неделю банька. Дрова тут привозные, на вес золота, есть и привозной же уголек. Так что не мерзну. Холодный, суровый климат, конечно, для здоровья не слишком полезно, пейзажи местные величественные, но слишком уж однообразные. Раз в три месяца сюда приходит небольшой поморский коч, привозит продукты, дважды в год — пароход привозит уголь, дрова, необходимые припасы и инструменты. Книги? Библиотека тут есть, как раз для меня ее и завезли. И могу заказать книги, конечно ждать их буду три месяца, как минимум, а то и все шесть, но желания мои выполняются. А вот от новостей меня отрезали совсем. Такое впечатление, что и гарнизон маяка тоже ни газет, никаких новостей, даже писем от родных не получают. И англичане никогда и слова о событиях в мире и моей стране не говорят, все разговоры о погоде, бабах и роме. Нет, корабельный дохтур периодически допытывается о состоянии здоровья и даже дает какие-то рекомендации. Впрочем, порошки и микстуры, которые он мне прописывает, не пью, я же не враг своему здоровью! Но Волков уверен, что пью, вот мелкая душонка!
У меня луч света в тёмном царстве — денщик Тимофей Рыжиков. Мужик сорока трех лет, степенный, обстоятельный, он моими бытовыми делами занимается. И баньку протопить, и свечи зажечь, стирка и уборка тоже на нем. Хозяйственный, ворчливый, это есть. Впрочем, я тоже не подарок. Могу повыступать, да только сознание того, что единственный человек, с которым могу говорить, и который мне яду в чашку не подбросит вот этот самый Тимоха, так и сразу же ворчалки мои куда-то исчезают. Я вообще человек неконфликтный, может быть, это и плохо?
Чем я занят? Пишу! Бумагу мне доставляют, мемуары, это раз. анализ своего царствования — это два. Стараюсь, как историк, быть объективным, свои ошибки описываю так же честно и подробно, как и свои победы и успехи. Уверен, что ошибок всё-таки было больше. И каждый день поднимаюсь на маяк. Почему-то вид отсюда меня завораживает и успокаивает. И есть какая-то уверенность внутри, что Сандро (он же Академик) там выкрутится, сможет все переиграть в свою пользу. А значит, для России не всё ещё потеряно!
Глава первая. О скорби
Глава первая
О скорби
Москва. Здание Главного морского штаба.
4 мая 1889 года
Если бы было две жизни, можно было бы одну посвятить напрасным сожалениям и скорби. Но она одна. (Булат Окуджава)
В. кн. Александр Михайлович
Михаил Николаевич Коняев, он же Академик, он же Сандро, он же великий князь Александр Михайлович Романов, находясь в своем кабинете нервно курил. Сейчас он сделал всё, что мог. К сожалению, всё случилось так, как случилось. Он осознавал, что его и молодые спецслужбы Российской империи переиграли, причём переиграли жёстко, поставив их на место. Да, они так и не смогли распознать предательства чиновников жандармского корпуса, который постарались укрепить, как только возможно, но сословные предрассудки и британское золото оказались намного более сильным фактором, нежели патриотизм, верность трону, дворянская честь. Вся эта мишура высшего света, показное благородство нашего дворянства, всё это слетело с этой прослойки, как только они почувствовали, что их привилегиям приходит конец. И надо же было Конюхову (он же государь Михаил Николаевич) рвануть в Питер, чтобы именно там гвардейцы и сумели его уничтожить? Но, если с предательством высших чинов жандармерии всё более-менее понятно, то с проколом собственных спецслужб государя-императора еще предстояло разобраться. В первую очередь, по мнению Сандро, опростоволосились ребята Мезенцева. Не тянул он эту работу. Старался, делал, что может, но всё-таки не тянул. Да и лично ему подчиненный департамент тоже не среагировал вовремя. Аналитическую работу всё-таки сумели провалить. И винить пока что некого. Оба «попаданца» были историками, а не работниками спецслужб. Тут большая разница, понимать надо, думаю даже самый продвинутый историк, специализирующийся на работе разведки, не смог бы наладить эту работу, потому что его теоретические домыслы всё-таки далеки от практических разработок.
