Мать снова зарыдала. Не знаю, зачем, но она принялась перебирать в памяти все беды, постигшие её за последние тридцать пять лет. Мне было больно, что она на меня нападает, больно от смерти деда, больно от того, что больно ей, но я не смог придумать ничего лучше, чем молча выслушивать поток её самоистязательных речей. Она словно била меня словами подобно тому, как иные люди в бессильном отчаянии бьют кулаком стену, дверь или что-нибудь вроде того. Оставалось лишь надеяться, что так ей было легче. Что об меня она вроде как притупляла своё горе.
Наконец, я услышал в трубке дверной звонок, взволнованное материно «кто там?», лязг замков и обращённое ко мне:
– Это из морга. Забирать его приехали... Хотя тебе, конечно, наплевать... Сейчас по телевизору как раз была передача про молодёжь. Вам сейчас вообще на всё плевать. Вам всё – игрушки...
***
Когда разговор закончился, у меня не осталось сил ни на что, кроме как упасть на свой продавленный диван и сделать то, чему я, казалось, давно разучился – заплакать. В интернетах пишут, что плакать якобы полезно, что воздерживаться от этого чревато сердечно-сосудистыми заболеваниями, что от слёз бывает легче... Ну, не знаю. Лично я только почувствовал себя ещё большим ничтожеством, чем перед этим. Хотя – куда уж больше...
Я был главным проектом в жизни и моей матери, и деда, и бабки, пока та была жива. Они хотели видеть меня успешным, семейным, способным обеспечить продолжение рода для себя и приятную старость для них... И я всех их подвёл! Они сложили все яйца в одну корзину, а эта корзина оказалась ни на что не годным куском говна, которому лень даже найти потрахаться, не говоря уж о бизнесе или о просто толковой работе!
Чёртов неудачник! Ненавижу!
Если бы только можно было вернуться обратно и всё исправить!.. Да что там... Исправить хоть что-нибудь! Пойти после школы в другой институт. Активнее искать себе девчонку, пока внешность позволяла. Или, в конце концов, деду машину купить, пока тот ещё мог сам водить её!
Надо же, он всю жизнь мечтал о машине, и так и не вышло...
Всю жизнь вкладывался в меня и так ничего и не получил взамен...
Господи! Если Ты есть! Дай возможность вернуться назад! Хоть немного улучшить жизнь деда! Клянусь, я бы не вернулся обратно, пока не нашёл бы способ раздобыть ему хотя бы «Запорожец»...
Ох, блин, что я несу? Я же в бога не верю.
Какое я чмо. Ещё чмее, чем думал до этого.
Я столько раз слушал россказни деда про попаданцев, что тоже сдвинулся разумом на этой почве...
Всё же, Господи, прошу тебя, пожалуйста...
Я жалок.
Если б всё начать с начала!
Если б только...
С этой мыслью я, заплаканный, как маленький, уснул.
2.1
Проснулся я от того, что меня гладили чьи-то огромные руки. А потом нежный голос, знакомый и незнакомый одновременно, произнёс:
– Вставай, Андрюшенька! Надо в садик идти! Зубки чисть, одевайся, давай!
Я открыл глаза и увидел маму. Только не ту, с которой разговаривал накануне, не ту, которую разочаровал и которая десятками минут объясняла мне тот факт, что со мной говорить бесполезно, а молодую. У неё были белые руки без морщин, объёмные химические кудри под Пугачёву на природно рыжих волосах, и улыбка – не жалобная старушачья, а искренняя, энергичная, полная оптимизма. Огромные висячие серьги доставали почти до надставленных ватными увеличителями плеч кокетливой блузки с большими воланами на груди... Я помню эту ткань, я же ей стол на кухне вытирал совсем недавно!
Или это мне приснилось?
На вид маме не было ещё и тридцати. А мне, выходит... Я оглядел свои непривычно нежные руки странной формы, заметил, что наша единственная жилая комната стала вдруг непривычно просторной, потом обратил внимание, что лежу в детской кроватке, окружённой со всех сторон деревянными рейками. Правда, я из неё уже вырос, поэтому в противоположном от головы конце этой напоминающей звериную клетку конструкции, часть палок была спилена и приделан кусок ДСП. Так что мои ноги высовывались сантиметров на десять за границы этого младенческого лежбища...
Но от этого было не легче.
Я, значит, ребёнок?..
Значит, бог, в которого я не верю, всё-таки типа услышал мою типа молитву, так, что ли, получается?
Приколоться решил?!
В детских сад меня кинуть?!
Это что же, всё теперь с начала? Первый раз в первый класс? Десять лет сидеть в школе?! Потом снова не спать ночей и зубрить, поступая в ненужный мне институт?! Пересиливать стеснение, первый раз подходя к девушке, а потом ругать себя последними словами после отказа?!
Нет, нет, только не это!!!
Это, блин, злая шутка какая-то!!!
Бог, верни меня немедленно обратно!!!
От ужаса случившегося внутри у меня что-то переклинило, и я неистово зарыдал: не просто заплакал слезами, как это случилось со мной взрослым после смерти деда, а прямо-то истошно завопил. Более того, от звука собственного рёва мне вдруг сделалось так жутко и накатило такое чувство беспомощности и безнадёжности, что я стал рыдать ещё сильнее.
– Ну-ну, – сказала мама. – Ну не надо. Я понимаю, что в садик не хочется. Но что поделаешь? Нам с папой тоже не хочется на работу. Но, Андрюша, есть же слово «надо»! И потом, сегодня четверг, завтра пятница. Всего два дня осталось, потом будут выходные!
– Ну потом-то снова будет понедельник! – Прорыдал я.
– Так это нескоро!
С этими словами мама обняла меня, почесала спинку, прижала к себе. Удивительно, но ужас отступил. Я почувствовал, как будто то кошмарное, что угрожало мне минуту назад, отступило, и я спасён. Мне стало легче. Прижавшись к тёплой маме, я подумал, что, быть может, жить жизнь заново -– не так уж это плохо.
2.2
Из зеркала в ванной на меня посмотрел белобрысый ребёнок с заплаканной рожей – тот самый, фотография которого стояла у мамы на тумбочке, когда я последний раз навещал их с дедом. Подумалось, что это тело подходило мне даже больше, чем прежнее: я ведь и в сорок лет предпочитал игры всем остальным занятиям, женщинами особо не интересовался, карьерных устремлений не имел...
А может, в том и дело, что мне, детсадовцу, просто приснилось, что я взрослый дядька? Может, у меня не было взрослой жизни и взрослых достижений именно тому, что им просто ещё неоткуда взяться было?
Сорок лет, надо же... Это почти как сто. Или миллион.
Я поелозил во рту зубной щёткой и только потом вспомнил, что забыл положить на неё пасту. Увидел жёсткий алюминиевый тюбик «Чебурашки». Выдавил немного себе на язык – оказалось вкусно. Чистить зубы второй раз мне было лень, поэтому я начал просто размазывать комок пасты по рту языком, одновременно играя зубной щёткой с красивой струёй воды, разбивающейся о поверхность старой толстой синей раковины, и наблюдая за тем, как здорово сыплется время в песочных часах, находящихся здесь же. Мне стало спокойно. Паста во рту съелась, я лизнул ещё комок и очень захотел сделать ещё что-нибудь интересное с этой волшебной субстанцией. Было бы неплохо, например, намазать кран и посмотреть, как она будет пениться, а потом...
– Андрюша! Ты снова ешь пасту?!
– Нет, я просто...
– Мы же договаривались! Зубную пасту едят только маленькие детки, а ты уже взрослый, ведь правда?
– Я взрослый, – повторил я.
Кажется, детский организм пытается взять верх над моим взрослым разумом. Надо почаще себе повторять, что я взрослый! Раз уж так вышло, что я попал в прошлое, надо всё-таки суметь как-то воспользоваться преимуществами своего послезнания...
2.3
После водных процедур мама велела одеваться. Честно скажу: больше всего смутили меня колготки. Не носил я их уже примерно тридцать лет и три года – и надеялся, что больше не придётся. Однако главную премудрость детсадовского одевания моя память сохранила превосходно: одна полоска – спереди, две – сзади.
