добил раненых шакалов. Остальной стаи не было ни видно, и ни слышно. Удовлетворившись работой, Вадим отправился спать в свой шалаш, забаррикадировавшись изнутри всем, что под руку попало. На этот раз сон пришёл практически мгновенно. Не успел он закрыть глаза, как на него навалилась тьма и не выпускала до самого утра из своих объятий.
Роксолана с горечью посмотрела на шалаш, в котором скрылся человек со странным именем Вадим, и обернулась в волчицу. Она побегала вокруг, приспосабливаясь к новой личине, но ей не понравилось. Совсем не то, что в образе лисы или рыси. Обернувшись в человека, Роса сразу же перекинулась в лису и прикорнула под большой елью, закрыв свой нос пушистым рыжим хвостом.
Вадим проспал всё утро и пробудился от тяжёлого сна где-то часов в десять утра, не раньше. Пнув ногой чахлую дверцу, он выполз из своего убежища, уже заранее настроенный на неприятности. Но, ошибся: неприятностей не наблюдалось. Вернее имелась, но одна, и сейчас она стояла напротив него, щуря свои миндалевидные глаза.
— Ты очень долго спал!
Почему-то в памяти возникла сценка из мультфильма про Винни-пуха, где сварливый голос кролика произнёс: «А всё потому, что кто-то слишком много ест, то бишь спит!». Очень уж похоже у девушки получилось. Вадим даже отвечать не стал. Вместо пустопорожних препирательств он пошёл искать воду. Рядом как раз находился небольшой родник и, опустив в него ладони, Белозёрцев умылся и заодно напился. Сразу же захотелось в туалет по-маленькому.
Но оборотень женского полу ходил за ним по пятам, сверкая голыми лодыжками.
— Отойди!
— На кой⁈
— Нужду справить! — зло отозвался Вадим. И хоть не хотел смотреть на девицу, но в сердцах обернулся, словно подтолкнуло что-то.
Посмотрел и невольно застыл. Только сейчас он увидел необычную гриву рыже-чёрных волос с отдельными серыми прядями, а также острые кончики ушей, заканчивающиеся щетинкой волос.
— А ты какой краской пользуешься?
— Краской?
Девица непостижимым образом округлила свои миндалевидные глаза.
— Ну, ты же красишь волосы в чёрный и серый цвет? И почему в серый? Я что-то и не знал, что такой бывает.
— Крашу волосы? Я? Ты обезумел за ночь, человек? Тебя же никто не кусал, отчего твой ум пропал?
— Эээ, ну, я просто думал, что так не бывает. Ну, короче, это… забудь, в общем.
Роксолана громко фыркнула, как рассерженная кошка.
— Ну, и что ты решил?
— Ничего пока. Всё будет зависеть от тебя.
Вадим решил отчаянно торговаться и понять, насколько готова девушка идти с ним на сделку, что даже забыл о туалете.
— Договор будет обоюдовыгодным.
— Хорошо. Говори свои условия.
— Сначала покажи золото!
Вадим пожал плечами и нырнул рукой за пазуху. Вытащив оттуда кошель, он выудил самую маленькую золотую монетку и показал её.
Девушка кинула взгляд на монетку.
— Ммм, какая маленькая, дай мне её, — и она протянула узкую белую ладошку, мимоходом дёрнув при этом плечиком. Шкурка лисы совершенно случайно свалилась вниз, наполовину обнажив правую грудь. При этом Роса невинно улыбнулась, стараясь сделать это максимально мило. Получилось не очень. Клыки делали улыбку излишне хищной.
Вадим, наученный предыдущим горьким опытом и неприятным разговором, отдёрнул руку.
— Зачем? Мы ведь не заключили ещё договор.
— Ну, ведь заключим, правда? — и девушка придвинулась ближе.
«Монетка мала, но пусть это будет мне подарком», — думала Роксолана, пытаясь очаровать пришлого. Днём это удавалось намного хуже, чем ночью: темнота заботливо скрывала её недостатки, уступая место воображению и домыслу. Да и ночь — это пора не только опасностей, но и любви.
Вадим почти уже поддался девичьему очарованию. Но всё же удержался на самом краю, вспомнив Снежану и её предательство. Да и клыки девушки напомнили ему рассказы о вампирах, его передёрнуло.
— Что-то мне уже расхотелось. Везде обман, везде предательство, везде сказки. Я и сам дойду, без твоей помощи. Чао, чика.
— Чтоооо? Ты не выйдешшшшь, смертный, — разъярённой кошкой прищурилась девица.
— Выйду, — ему почему-то нравились происходящие с ней метаморфозы.
— Не выйдешь, — мотнула она головой, отрицая, и добавила: — и я не отдам тебе жилы нежити. Ты зря думаешь, что они не пригодятся тебе. А печень другой нежити тоже весьма ценная штука.
— Оставь их себе, я альтруист.
— Чтоооо?
Роксолана не понимала, о чём он говорит. Все эти слова, лишённые для неё всякого смысла, определённо что-то значили, или парень просто насмехался над ней. Дурой… От злости она прокрутилась в воздухе и обернулась лисой.
Крупная, не по-летнему пушистая, но изящная лиса злобно оскалилась и вдруг тявкнула на Вадима. Белозёрцев отшатнулся от неожиданности: всё же, внезапное превращение девушки в зверя — то ещё зрелище.
— Вот оно что, оказывается, Михалыч⁈ — вслух произнёс он. — Вот так встречаешься, женишься, а потом, раз: и в постели животное, а не человек. Вот же, страх Божий, — и он даже перекрестился. Сказалась привычка, выработанная ещё в монастыре. — Ну, и ладно.
Для форса сделав в воздухе финт фламбергом, он в отместку заставил отшатнуться теперь уже лису и, насвистывая глупую песенку, закинул за плечи походный мешок и отправился с поляны долой. А то дохлые шакалы совсем уж нестерпимо стали вонять. Они и при жизни-то были не ахти, а после смерти и вовсе смердели хуже зомби.
Роксолана в образе лисы в это время готова была плакать и рыдать! Хотелось кусаться и драться, но оставалось лишь ругаться, вытявкивая по-лисьи различные оскорбления. Матеря и костеря строптивого человека на все лады, Роса не стеснялась, придумывая всё новые и новые поводы для обиды. И жадина он, а она — дура несчастная, поверила ему и лучшие часы своей жизни отдала. Спасла, можно сказать, от смерти, а он неблагодарный, лживый человек посмел бросить в беде слабую девушку-оборотня и даже пригрозил ей мечом, не дав даже укусить напоследок. Скотина!
Так, назойливым тявканьем изливая свои горести, она шла по пятам Вадима, напрягая его своим присутствием. Она уже хотела оголиться перед ним, но потом сообразила, что последствия такого шага трудно просчитать. Для неё нагота естественна, но старуха приучила её не щеголять ни перед кем в чём мать родила. Странная она всё же, её бабка, но законы человеческие знала и наставницей была хорошей, хоть и придирчивой.
— А неча без шкуры голяком по лесу бегать,
