Турецкие войска могли сделать честь любому государству, кроме России: в моей стране хватает своих героев, тянущих тяжелую лямку солдатского ремесла с завидным упорством и поистине нечеловеческим терпением! Слава всем народам, стоящим на страже России!
– Выше величество, польский корпус прибыл! Надеюсь, мы не опоздали? – с улыбкой отдал воинское приветствие генерал-лейтенант Григорий Долгорукий. Правда, вымученная улыбка больше походила на волчий оскал: генерал устал, вон мундир в крови и лицо бледное.
– Вовремя, князь, один Бог знает, как ты вовремя! Готовь мундир для ордена, заслужил, право слово, заслужил!
Сжав его пыльное, рваное плечо, смотрю в голубые глаза и понимаю: этот человек не предаст, останется рядом даже в изгнании. Останется не для того, чтобы разворовать остатки, а для посильной помощи. Это подкупает. Черт возьми, это подкупает!
– Ваше величество, что прикажете делать дальше?
А вот и светлейший князь, устало смотрящий на радующихся генералов, спешащих оказаться рядом.
– Добей тех, кто может оказать сопротивление… Алексашка.
Что ж, раз Меншиков и впрямь талантлив, нужно быть прагматиком и снять с него опалу, вернуть часть владений. На гражданские должности путь ему заказан, но ведь есть и воинское поприще, а на нем, как я вижу, князь особенно блистателен.
Приказ отдан, конница понеслась вперед. Уставшие степные лошадки калмыков и казаков, почувствовав адреналин хозяев, прибавили прыти, позволив своим двуногим друзьям продолжить рубить бегущих врагов. Да и как не воспользоваться столь удачным моментом? Турецкая армия повержена, войска, за исключением нескольких десятков тысяч, разбегаются. Ну не радость ли?
– Господин фельдмаршал, нам нужно занять позиции и дать войскам отдохнуть, иначе турки могут просто отрезать увлекшиеся погоней полки и истребить их. Не с нашими силами отдаваться этому опасному занятию, – с сожалением говорю Шереметеву, очевидно, думающему так же, как и я.
– Да, пора возвращать, иначе янычары полезут гурьбой. Конница пусть преследует, а пехота встанет на отдых. По носу турки получили сегодня знатно, однако как быть с обозом корпуса Григория? Он неизвестно где стоит, один налет татар – и запасы достанутся врагу.
Старый фельдмаршал дело говорит. Куда подевался обоз князя Долгорукого?
Генерал показал в сторону, туда, где час назад бились драгуны со степнячками, охваченными в клещи с флангов.
– Но как?! – пораженно спросил Шереметев молодого коллегу. – Времени ведь не было предусмотреть, да и черепашья скорость обозников оставляет желать лучшего.
Я счастлив. Подкрепление прибыло как нельзя вовремя и не с пустыми руками: насколько помню, у князя скопились неплохие запасы. Надеюсь, что там больше провианта, он нам потребуется в огромных количествах на землях султана.
– Лазутчики получили приказ послать обоз к холмам, если наша атака удастся. Но она не только оказалась удачной, нам повезло застать турецкого командующего врасплох. Признаюсь честно, если бы не такое удачное обстоятельство, то мы бы увязли в толпе. Их столько – диву даешься, как они могут всех прокормить!
Генерал-лейтенант слегка поморщился, но, вспомнив, что он сегодня герой, вновь улыбнулся.
– В таком случае ее величество удача нам сегодня действительно благоволит, – с долей иронии признаюсь собравшимся генералам.
Вдалеке забили барабаны, горны витязей завыли сильнее обычного. Войскам отдали приказ возвращаться назад, на свои позиции. Собравшиеся недоуменно смотрели на меня и фельдмаршала, пара генералов – Остен и Берггольц – собрались возразить, но, увидев что-то в моих глазах, замолчали.
– Господа, я думаю, нам стоит помочь раненым, собрать убитых и обновить укрепления. Если враг не дурак, то отступит с занимаемых позиций. Однако может случиться и так, что великий визирь соберется с силами и продолжит сражение, тогда нам стоит встретить его во всеоружии. Возможно, нам придется остаться здесь на несколько дней. Всех павших похоронить со всеми почестями согласно Воинскому уставу.
– Какому…
Генерал-майор Гернер не договорил, и мне в голову закралась неприятная мысль.
– Уставу, вы хотите сказать? Что ж, господа, кажется, нам предстоит пообщаться серьезней, чем я ожидал. Мой батюшка, царствие ему небесное, нанимал многих из вас за выучку и таланты, и кому-то может казаться, что так будет всегда и можно спокойно почивать на лаврах. Скажу прямо: это не так, и если кто-то из офицеров не будет достоин занимаемого положения, он его сразу лишится, будь то русский или немец. Ну а теперь прошу всех заняться своими обязанностями, времени у нас немного, – говорю генералам, глядя, как уставшие полки возвращаются в лагерь.
Перед редутами и парой люнетов остались несколько батальонов. Повсюду перед редутами валяются мертвые тела. В основном враги, но попадаются и русские солдаты. На поле суетятся похоронные команды, бегают с носилками свободные солдаты. Десятки лекарей, падая от усталости, врачуют раненых. Кто-то из добровольцев, знакомых с лекарским искусством, разделял поступающих в лазарет на три группы: тяжелораненых, с ранами средней тяжести и легкораненых. Рядом с палатками лазарета клубится пар из десятков котлов, стоящих на печах походных кухонь. На одной из хлебопекарен кипит медная ванночка с остро заточенными узкими стальными ножами.
От созерцания меня отвлекло негромкое покашливание генерал-майора Ярославцева.
– Ваше величество, что прикажете делать с ранеными степняками и турками?
– Всех тяжелораненых оставьте на поле боя, только оттащите подальше от позиций. Легкораненых гоните в лагерь для пленных, его под присмотром генерала Енсберга устраивают между левым и центральным холмами.
Может, я и ошибся, но, думаю, Ярославцев найдет лагерь и без моей помощи. Это не так важно, главное, пленных накопилось больше семи тысяч, и сколько их будет еще, я не знаю.
Вон невдалеке уставшие витязи входят в разбитый инженерной ротой палаточный городок. Кирасы с гребенчатыми шлемами падают на землю, рядом с ними садятся воины, кладут оружие рядом и падают на спину, забываясь коротким тревожным сном. Только одинокая фигура верхом на коне спешит мне навстречу…
Дорого обошлось сражение великому визирю. Второй раз собрать войско для сражения ему будет не так-то просто. Сбежавшие попрячутся в лощинах и рощицах, дня через три-четыре вылезут к поселениям на землях султана, но в их сердцах навечно поселится страх перед русскими воинами. Таково паскудное свойство поражения – любой враг кажется бессмертным, при условии, что он заставил тебя бежать.
Не многие из сбежавших турецких воинов смогут повторно поднять руку на солдата в русском мундире. Хотя вероятнее, что удел трусов окажется для них единственным спасением: их отряды будут пытаться убить наших солдат, но делать это будут подло – из-за угла или ночью, в свете луны, в надежде на то, что их жалкие, трусливые сердца впитают хотя бы толику мужества истинных воинов. Неважно, кто это: калмык или русский, ненец или донской казак – все они служат России не за право грабить и быть выше на голову всех остальных, а потому, что каждый верен Отечеству, как бы дико для европейца это ни звучало.
Да, калмыки держатся России благодаря хану Аюке, его мудрой политике. Им вольготно кочевать в привольных низовьях между Доном, Яиком и Волгой, однако за это они обязаны платить свободой. Это многим не нравилось, кто-то уходил к восточным соседям, пока независимым от России. Калмыкам с казаками проблем хватало, будь то гребенские, яицкие или запорожские – вечные смутьяны и предатели Руси. Лучшая часть людей готова воевать за страну, объединившую множество самых разных народов.
И в эти края придет спокойствие. Время удачное, особенно если удастся закрепиться в Средиземноморье. Не зря русские агенты мутят народ христианский, задушенный игом мусульманским. Черногорцы воюют, греки воевать и не переставали. Жаль, что пираты топят кого попало – по большей части османские корабли, но и европейцам перепадает изрядно. Ну а сербы, по воле судьбы разделенные между Австрией и Османской империей, тяготятся нынешним положением, просятся под русскую длань.
