— Зам декана вашего, Антона Васильевича.
Я кивнул и сел. Подождем. Зачем — я сам не знал. Только позвонил по приезду Давиду, он тут же огорошил: давай пулей в деканат, ищут как пропавшую невесту на свадьбе. Хвостов у меня нет, пропусков — тоже. Что доценту Клочкову понадобилось? Оставалось только прикидывать.
— Вика, а что за повод для встречи? — потихонечку спросил я, когда секретарша оторвалась от разбора бумаг в правой от себя стопке.
— Что-то там про видео, — чуть подумав, ответила она. — Какую антисоветчину вы смотрели хоть?
— Ты что, даже в мыслях не было, — отмахнулся я. — Скажут еще, Солженицына хором читали. Ничего такого.
Тут прибыл товарищ Клочков. Зам по работе со студентами четвертого и пятого курсов. За пятьдесят, с лицом крепко пьющего тракториста. Хотя в разговоре показывал чудеса эрудиции и предмет свой, патологическую физиологию, знал досконально. Говорили, что харьковский профессор Альперн советовался с ним насчет изменений в своем знаменитом учебнике, но мне всегда казалось, что эти слухи сам Клочков распространяет.
— Ага, Панов, нашелся, пропажа. Сколько вас искать можно, товарищ студент? — он расстегнул пиджак и сел за свой стол.
— Так каникулы, уезжал по путевке, — пустился я в объяснения.
— Путевка — это хорошо, Панов. Вот только жалоба на вас поступила, — он открыл ящик стола и достал оттуда лист писчей бумаги. — В ректорат. Они нам спустили, разобраться. Пока решили на месте выяснить, ты у нас на особом, так сказать, счету... — судя по всему, это обстоятельство ему нравилось не очень, по крайней мере, произнес он это несколько иронично. — Вот, пишут, слушайте, — он надел очки и начал читать хорошим лекционным голосом: — «Устраивает в своей квартире подпольные просмотры антисоветских и порнографических фильмов». Не анонимка какая-то, Панов, люди всерьез собираются обратиться в соответствующие органы! Вы головой хоть думаете, что за вами в этом доме глаз да глаз? Любой чих под микроскопом рассматривать будут!
— Антон Васильевич, послушайте, — вклинился я в воспитательный процесс. — Из всего написанного правдиво только одно утверждение.
— Это какое же? — Клочков откинулся на спинку стула. — Про порнографию или про антисоветчину?
— Про то, что у меня собирались мои однокурсники. И что смотрели видео. Никто не буянил, после одиннадцати не шумели, разошлись тихо. Я на своей жилплощади могу принимать любых гостей в любое время. А тут сессию сдали, собрались, посидели. Фильмы смотрели, было, — я задумался, будто вспоминаю. — Фильм «Апокалипсис сегодня» про преступления американской военщины во Вьетнаме, это раз, — я загнул палец и улыбнулся про себя слегка сморщенному от официальных формулировок лицу зам декана. — Про спортсмена еще, «Рокки». И фильм про морские приключения, «Челюсти». Больше не было ничего. А что там кому показалось, когда он под дверью подслушивал, я не знаю.
Тут я немного привстал, пытаясь рассмотреть подпись доброжелателя, но не преуспел — хитро улыбнувшись, Антон Васильевич заяву положил на стол писаниной вниз.
— Объяснительную пиши, Панов, — сказал зам декана. — Бумагу вон, в стопочке возьми, — кивнул он на угол своего стола.
— Про что? — удивился я.
— Про кино, товарищ студент, — получил я в ответ.
Тут дверь открылась, в деканат вломились какие-то первокурсники, жаждущие получить справку с места учебы, и кляуза, под воздействием сквозняка красиво вспорхнув над столом, спланировала на пол, прямо к моим ботинкам. Будучи вежливым и воспитанным парнем, я документ поднял и отдал Клочкову. Буквально на секунду взглянув на заявление. Что же, О.Г. Пилипчук, к.м.н., ст. препод. кафедры общей гигиены, я не злопамятный. Как отомщу, так сразу и забуду.
— На чье имя писать? — поинтересовался я, доставая из кармана ручку.
— На Николая Николаевича, — буркнул Антон Васильевич.
— Вот, пожалуйста, — отдал я ему листик буквально через минуту.
— Быстро ты что-то, — Клочков поправил очки и прочитал объяснительную. — Хм, надо запомнить, такого еще тут никто не выдавал. Лаконично, ничего не скажешь. «В свободное от учебы время поступков, порочащих высокое звание советского студента-медика, я не совершал».
— А что, мне свое свободное время подробно описывать надо? — пожал я плечами. — Вот кому хочется проступки найти, — я кивнул на кляузу, которую Антон Васильевич на всякий случай прижал какой-то папкой, — тот пусть и доказывает, что таковые имели место. Я пойду?
— Идите, Панов, идите, — сказал Клочков, соединяя скрепкой мое объяснение с гнусным поклепом от Пилипчука. Или это женщина? Скоро узнаем.
* * *
Зашел в автомат, позвонил Томилиной. Сидит дома на больничном, скучает. Собирается со мной побеседовать на очень серьезную тему. Блин, одни загадки. У женщин все темы серьезные, от внеплановой беременности до покупки нового платья. Первого как-то не хочется, во втором я не эксперт. Ладно, договорились, что вечером заеду, когда родители на работе будут, там и поговорим, если Елена к тому времени не передумает.
Выходя из телефонной будки, зацепился взглядом за рекламное объявление. Ну да, этого добра здесь мало, практически совсем нет, вот взор и останавливается. Предлагалось пройти курсы подготовки водителей при ДОСААФ. Адресок, кстати, рядом совсем, пять минут ходьбы. А почему бы и не? К весне экзамены сдам, пока снег сойдет, можно и про транспорт подумать. Решено, иду! Время есть, деньги тоже, паспорт при мне. Что еще может помешать?
Как ни странно, никакой бюрократии. Записали на курсы, отправили в кассу оплатить. Девяносто семь рублей и три месяца. А потом экзамены — и ты водитель категории В. Без права найма. Пошел искать инструктора. Надо же еще на берегу узнать, что тут за правила игры. А то к оплате может добавиться головная боль.
Авдеев Константин Иванович оказался коренастым дядькой со смешной залысиной, как у певца Джо Кокера — у того тоже остался клочок челки на облысевшем лбу. Он сидел на пассажирском сиденье видавшей виды белой «копейки» и читал «Вечернюю Москву»
— Чего хотел? — спросил он, когда я уточнил его фамилию.
— Да вот насчет курсов узнать, — улыбнувшись, сказал я.
— В кассу платишь, расписание скажут. Что там узнавать? — буркнул он, возвращаясь к газете. Не сработала улыбка, значит.
— Я уже оплатил, и записался. Хотел бы обговорить некоторые... нюансы.
— Слушай, если ты научился на папкиной машине круг по двору сделать и знаешь, сколько фонарей в светофоре, то от занятий это не освобождает. Всё, свободен.
— У вас кран печки неисправен, — сказал я, узрев у него под ногами лужицу антифриза.
— Что? — он глянул себе под ноги. — Блин, и правда. Знаком с машиной?
— Можно сказать, в совершенстве, — ответил я.
У меня самая первая машина была — вот такая «копейка». Жена говорила, что за пять лет владения я под железякой провел намного больше времени, чем на ней. Наверное, не было в этом антиквариате такого ремонта, который бы я не делал, преимущественно — своими руками. Машина-конструктор. Потому что с больших денег пятнадцатилетнюю легенду отечественного автопрома никто покупать не будет.
— Ну садись, покажи совершенство, — хмыкнул Авдеев.
Завелся. Вроде нормально пока, машина прогрета, можно в путь. Особо вроде не тарахтит.
— Куда ехать? — спросил я.
— Вон к тому крыльцу пока, — показал Авдеев. — Потихонечку только.
Тронулся спокойно, плавно, без рывков. Сцепление убито в хлам учениками — отпускаем еле-еле. Да и что тут ехать, метров двадцать от силы.
— Еще куда-то? — полюбопытствовал я, когда инструктор вернулся. Оказывается, ему газету отдать надо было.
— Ну давай на улицу, хрен с ним, — махнул рукой Константин Иванович.
Мы выехали со двора ДОСААФ и потихонечку, под сорок, я покатил. Дорога пустая, чищенная от снега, никто не мешает.
— Вот тут останови, за сигаретами схожу, — показал на обочину инструктор через пару минут.
