– Майкл, ты удивительный парень, – покачал головой Генри, разглядывая фотографии. – В Советском Союзе ты только третий день, а уже знаком с сыном Сталина, и я не удивлюсь, если тебя через неделю пригласят в Кремль.
– Не пойду, для меня там нет ничего интересного, – с апломбом подростка заявил я.
Причем сейчас я говорил чистую правду. Услышав мое заявление, супруги весело рассмеялись.
Вернувшись в отель после очередной экскурсии, мы уже шли к лифту, когда Генри снова окликнул портье. Мы подошли. Стоило мне узнать, что это звонили Вильсону из нашего посольства, я скорчил недовольную физиономию, дескать, взрослые разговоры такие скучные, после чего, не задерживаясь, продолжил свой путь. О том, что не остался, мне пришлось пожалеть уже через пятнадцать минут, когда в дверь моего номера постучала миссис Вильсон. Она сообщила мне, что русская сторона согласна организовать нашу встречу с советскими школьниками, и она уже дала согласие на это мероприятие.
– А я просил?! – не мог я сдержать новой волны раздражения, после того как ушла Мария. – Да пошли они все!
Естественно, ничего уточнять не стал, если подслушивают, то будут знать, что мальчишка сильно разозлился. Не более того. Почему? Да кто его знает, может, сладкого лишили.
Мне в новой жизни вполне хватило впечатлений от одной американской школы. Зачем мне еще встреча с советскими школьниками?! Для сравнения?! Пустая трата времени. К тому же, как оказалось, нам предварительно надо будет заехать в ВОКС, где нас примет инструктор, который курирует подобные темы. В другом случае я бы наотрез отказался встречаться, но мне не хотелось обижать Марию, которая беспокоилась за меня и решила, что мне будет интересно встретиться со своими ровесниками.
Пообедав, мы поехали на встречу. В кабинете, куда нас провели, сидела сухопарая женщина – инструктор с дымящей папиросой во рту. Выпустив струю дыма, она достала изо рта папиросу, затушила ее в пепельнице, полной окурков, потом встала и поздоровалась:
– Здравствуйте. Меня зовут Кокошкина Светлана Семеновна. Вы, я так понимаю, госпожа Вильсон и Майкл Валентайн.
У нее было хорошее произношение, что говорило о постоянной языковой практике, при этом она обладала хорошей фигурой и приятным лицом, вот только глаза были холодными. Мне сразу стало ясно, что мы ей не сильно нравимся.
– Здравствуйте, – ответила Мария. – Нас пригласили, я так понимаю, чтобы согласовать время и место встречи. Только одного в толк не возьму, почему мы не могли договориться обо всем по телефону.
– Садитесь, пожалуйста. Сейчас я вам все объясню.
Ее объяснения оказались короткой лекцией, на которой нас проинформировали, что можно, а что нельзя говорить при подобных встречах. Строгий запрет касался любых обсуждений внутренней и внешней политики СССР, вкупе с любыми критическими высказываниями о классиках марксизма-ленинизма, а также инструктор нас особо предупредила, чтобы никакой печатной продукции мы с собой не брали. Ни журналов, ни брошюр, ни открыток. Совсем ничего.
– Почему? – сделал я наивно-удивленное лицо.
– Советским людям не нужна пропаганда западного образа жизни, – сказала, как отрезала, женщина-инструктор.
– Вы сами верите в то, что говорите? – с явным скептицизмом в голосе спросила ее Мария.
– Верю, иначе бы здесь не сидела.
В ее ответе было сто процентов правды, так как в те времена к работе с иностранцами направляли только самых стойких и проверенных товарищей.
«Железный занавес, он такой», – усмехнулся про себя я, а затем спросил:
– Сколько будет учеников в классе?
Инструктор сначала окинула меня внимательно-цепким взглядом, затем ответила:
– Точно не скажу, но можно уточнить. Почему вы задали этот вопрос?
– Думал угостить ребят конфетами, – ответил я, глядя на нее честными глазами. – Или можно подарить шоколадки.
Женщина задумалась на какое-то время, потом согласно кивнула головой:
– Пусть будет шоколад. Что-то еще?
– Хочу еще подарить им блокноты и шариковые ручки.
– Подарки будут от какой-то американской организации?
Тут она сумела меня удивить.
– Почему от организации? Сам хочу подарить.
– Не положено, – отчеканила сотрудник ВОКСа.
Только сейчас я сообразил, в чем тут дело. Мальчик-американец одаривает советских детей, которым живется лучше всех на свете, а это плохой пример для молодых строителей коммунизма, которые стройными рядами идут в светлое будущее. Все это легко читалось на лице инструктора. Если говорить честно, то мне прямо сейчас хотелось сказать, что с меня хватит этого балагана, после чего развернуться и уйти. Было видно, что и Марии все это не по душе, но она, как жена политика, не хотела явных конфликтов с местными властями и поэтому сказала:
– Пусть будут просто подарки. Мы с Майклом их подарим без какого-либо уточнения. Так вас устроит?
– В этом разрезе устроит, – отчеканила женщина-инструктор. – Теперь давайте обговорим темы, которые мы будем обсуждать в классе.
Сенатор отказался ехать с нами, и я его понимал. Известный американский политик всячески старался избегать ненужных контактов во вражеской стране из-за возможных провокаций, даже если это просто была встреча со школьниками. В школу нас привез третий секретарь посольства, владеющий русским языком, он же и был представителем американской стороны. Русскую сторону представляли заведующий отделом образования райкома, к которому относилась эта школа, и инструктор ВОКСа Кокошкина. Не успели мы сесть по своим местам, как она встала и четким, ровным голосом, словно на каком-то собрании, сказала:
– Юноши и девушки, к нам прибыли гости из Америки, которым очень интересно поговорить с вами, подрастающим поколением советской страны. Они привезли вам подарки, которые мы раздадим по окончанию встречи, а сейчас давайте поприветствуем наших гостей.
Захлопали крышки парт, все школьники дружно встали и захлопали в ладоши. Я уже обежал глазами помещение. Центральную часть класса занимали темно-коричневые парты со стоявшими в особых пазах чернильницами-непроливайками. Рядом с ними лежали перьевые ручки. Над школьной доской висел портрет Ленина, а на противоположной стене – Сталина. На боковой стене и в простенке между окон висела таблица Менделеева и портреты известных ученых.
– Садитесь, – скомандовала Кокошкина классу, потом повернулась ко мне: – Майкл, ваша очередь.
За партами сидели крепкие парни и симпатичные девушки в школьной униформе. У многих на куртках и кофтах висели значки ГТО, парашютиста или «ворошиловского стрелка». В их глазах легко читалось любопытство.
Поднявшись, я вышел вперед.
– Меня зовут Майкл Валентайн. Я сирота. Мои родители погибли во время пожара. Теперь я живу у своих родственников, тети Марии и дяди Генри. Хожу в школу. Учу испанский язык и занимаюсь боксом. Тетя Мария пытается привить мне манеры настоящего джентльмена, но это не всегда у нее получается, потому что я… излишне самостоятельный. Она очень любит искусство и пытается развить во мне любовь к картинам и статуям, но мне это не всегда интересно. Сам я люблю кино, путешествовать и побеждать соперников на ринге. Если у вас есть вопросы, задавайте!
Сначала меня забросали вопросами об американской школе. Парням и девушкам было интересно все: что за предметы, расписание занятий, отношение между школьниками, как они отдыхают и что дают в школе на обед.
Советские школьники для своего возраста неплохо говорили по-английски, к тому же, об этом было несложно догадаться, они заранее готовили вопросы, но при этом услуги третьего секретаря посольства понадобились, так как мой быстрый язык и американский сленг не всегда давали им полностью понимать мои ответы. Благодаря опыту учебы в американской школе я отвечал на вопросы школьников бойко и раскованно, с различными подробностями. Спустя какое-то время поток вопросов иссяк, и со своего места снова встала инструктор ВОКСа.
