Миша боялся этого, как огня, поэтому его не было видно и слышно, он стремился залезть чуть ли не под стол, когда большое начальство ненадолго заходило в комнату, где скрипели своими перьями переписчики. Он так и не сошелся ни с кем близко, так как не пил и не курил, что позволяло ему хоть на этом немного сэкономить. Любил он одно только занятие – чтение газет – книги и то ему были дороговаты. А газеты выписывали в канцелярии, где их почти никто не читал, нередко используя на самодельные самокрутки или в интимных целях. Поэтому Миша легко мог их забрать домой и в тишине насладиться чтением, предпочитая последние страницы с объявлениями.
К сожалению или к счастью, Миша не обрел способности передвигаться во времени, как я, ведь его там уже никто и не ждал, и остался в прошлом навсегда, даже забывал со временем о нем и его прошлой – будущей жизни.
Не забывала о нем только соседка, которая подала на розыск после нескольких дней отсутствия соседа. Но в полиции даже брать ее заявление не стали, так как его могли подавать только родственники пропавшего. Единственное, что ей подсказали – подождать год, после которого человек объявляется пропавшим и можно распоряжаться его имуществом. Но Надежда Владимировна ждать не стала, а потихоньку обживала Мишину квартиру, так как уже давно имела от нее ключ, правда, делая это втайне от других соседей.
Итак, Миша забыл бы о прошлом насовсем, но что-то неясное еще жило в его душе, не давало полностью освоиться в прошлом, тлело неясным огнем. И он очень надеялся найти близкого по времени человека, чтобы рассказать, как ему одиноко, прижаться к дружеской груди, как он когда-то прижимался к своей мамочке.
Глава 12. Подготовка к балу
А главное событие, которое кардинально изменило мою жизнь, случилось под Новый год, который был у нас уже Старым. Вообще я всегда удивлялась, как активно идет жизнь в книгах у попаданцев, когда они за несколько месяцев успевают сделать столько, сколько обычный человек не сделает и за год. Но теперь и сама очутилась в таком же положении – прошло около двух-трех недель, как я попала в прошлое, а случилось столько событий!
Казалось, они кружили меня в своем водовороте, как метель, которая и занесла меня сюда, да так, что иной раз голова шла кругом. Меня все сильнее втягивало прошлое, я стала чувствовать, что мне стало труднее возвращаться в будущее. А ведь каникулы кончались, надо было больше времени проводитьв привычном времени, ведь работа не ждет!
Но даже здесь, обнимая своих деток из века 21, которые имели все и даже больше, но которые порой не ценили своего благополучия и счастья, я вспоминала деревенских ребятишек 19 века – пусть не таких чистых, с руками в цыпках, со спутанными волосами и небогатой одеждой, но таких искренних и добрых! Им было так мало дано, но они умели радоваться самым простым и обыденным для нас вещам – вкусу простой конфетки или пряника, новому интересному развлечению, просто доброму к ним отношению! И мне так хотелось им помочь и как учителю, и как женщине, и я пообещала себе еще раз сделать все, от меня зависящее, чтобы глаза этих детей светились от радости как можно чаще.
С Инной после их возвращения мы тоже встречались редко, в основном перезванивались, ведь ее также ждала работа и консультации. Но она своей чуткой душой профессионала что-то заподозрила и решила, что я влюбилась. Так оно и было, но я влюбилась не в человека, а в эпоху, пусть и жестокую по-своему, не всегда справедливую – а когда время было справедливо ко всем людям – но такую притягательную для меня.
И в прошлом забот тоже много было. После приема я хотела пожить спокойно, заняться хозяйством, да и производство валенок, изготовление лото, домино и "Пятнашек" тоже требовало пригляда, но не тут то было. В уездный наш город вошли военные, точнее, к нам на постой в уездный город стал гусарский полк.
Появление большого количества мужчин, в большей своей части молодых, красивых – а мужчина в форме всегда красив, недаром еще Козьма Прутков об этом писал, а самое главное – неженатых, вызвало огромный ажиотаж во всем уезде. Дамы готовили наряды, собираясь блеснуть в обществе, учились "стрельбе глазами", во всю мечтали о встрече с "тем самым…"!
Очень вовремя и в тоже время внезапно в нашей жизни появился еще один очень приятный человек – француженка Полетт, которую мы стали сразу звать Полей, Полинкой. Она была белошвейкой в доме соседей-помещиков, но на свою беду, обладая приятной миловидной внешностью, пришлась по нраву не только хозяйке, которую она обшивала, но и ее мужу. Он стал, как мы бы сказали юридическим языком, "склонять женщину к интимным отношениям", а попросту, преследовать девушку, прекрасно понимая что она не может дать ему отпор.
Все могло бы закончиться достаточно печально, но на беду Полетт, или, как позже оказалось, на счастье, в самый острый момент, когда помещик уже зажал несчастную девушку в углу и стал ее целовать, их увидела мать семейства. Она устроила скандал, обвинив во всем, естественно, белошвейку и выкинула в прямом смысле слова ее на улицу, не дав расчета, а позволив только собрать свои скромные пожитки.
Полине пришлось ночевать несколько дней чуть ли не на улице, на постоялом дворе, который был недалеко от нашей усадьбы. Но на ее счастье, о ней каким-то образом услышала Даша, которая была очень бойкой и общительной и знала все сплетни, в отличии от своей спокойной и молчаливой сестры. Она рассказала о ней Лукерье, а та уже доложила обо всем мне.
Я, конечно же, пригласила эту девушку в дом, так как раз думала о продолжении обучения французскому языку для Маши. У нее был гувернер, который жил в их доме и обучал языку и танцам, но, к сожалению, недавно он заболел и умер. Поэтому Полина пришлась очень кстати.
Полина рассказала, что ее семья была достаточно обеспеченной до Французской революции, обладая небольшой мастерской по пошиву белья. Но после революции они все растеряли и семье пришлось уехать в Россию в поисках лучшей доли. Полина была тогда совсем маленькой девочкой, но поскольку в семье говорили в основном по-французски, сумела сохранить родной язык. Ее семья пожила какое-то время в Москве, где ее мать работала в модном магазине. Но однажды отец Полины серьезно заболел и умер, а за ним также заболела и мать. Все накопления ушли на лечение, но, к сожалению, она так и не смогла подняться и умерла, оставив девушку с большими долгами. Полина устроилась на работу в тот же магазин, где работала ее мать, но потом хозяйка на что-то взъелась на нее, обвинила в утаивании денег, хотя была виновата другая служащая. Девушка совсем растерялась, накоплений осталось мало, а жизнь в Москве всегда была дорогой.
Пришлось ей уехать в провинцию, в наш губернский город. Там работы в магазине не нашлось, но приятная девушка устроилась белошвейкой и по совмещению гувернанткой и учительницей французского языка, поскольку, как мы сейчас говорим, являлась носителем языка, сохранив удачно и родной язык, и освоив русский, являясь типичным билингвом.
Полина мне понравилась своей скромностью, аккуратностью, приятным внешним видом. Да и иметь в семье профессиональную швею – это большая удача, особенно для меня, так как я все-таки думала ввести в жизнь кое-какие вещи из будущего. Задумок много, а тут, под рукой такой исполнитель, тем более можно будет ссылаться на Францию, как родину моих новшеств. А уж тогда благоговение перед этой страной было не меньшим, чем у нас в годы тотального дефицита, когда высоко ценилась любая заграничная вещь только за свое происхождение.
Да и через Полину и ту же Дашу, которая, не выезжая из нашей деревни, знала все новости уезда через своих многочисленных подружек, и служила мне местным Яндексом, Гуглем и Рамблером в одном лице, я уже знала, что всех наших дам захватил такой ажиотаж по изготовлению новых нарядов, что салон мадам Зизи в уездном городе, которая в основном и занималась пошивом платьев, в прямом смысле слова "зашивался".
