принц, основавший обсерваторию и штурманскую школу. А за ним — Васко да Гама, Бартоломеу Диаш и другие, кто пробьется в другие моря-океаны. Причем вот-вот, Колумб как бы не в последний вагон вскочил.
Да, богато. Но я порой остро жалел, что не могу раздербанить обычную московскую помойку — сколько же там сокровищ! Не говоря уж о пластике, выкидывают и электронику, и металл, даже вонючие мусорные баки их металла и то по нынешним временам ценность немалая. А рублевские бомжи Сифон и Борода тут бы в полноценные олигархи вышли.
— Прости, княже, задержался, — в подвал спустился Владимир Ховрин, на ходу добывая из складок одежды связку ключей.
— Ништо, я тут твои богатства рассматриваю.
— Это даже не половина, вот если бы в конце осени видел, когда караваны из Хаджи-Тархана по льду приходят…
— И много купцов басурманских?
Ховрин задумался, прикинул и не слишком уверенно выдал:
— До двух сотен. Полторы точно, ручаюсь.
— Что везут?
— Да вот это и везут. А еще ямчугу, брату твоему нафту в бочках, коней гонят. В Ширване да Персии товару много, только…
— Что только?
— Татары хаджи-траханские с каждым разом все больше требуют, одно разорение!
— Ну, тут я не помощник.
— Кабы дворы наши торговые, как в Казани, по Волге вниз цепочкой поставить…
— Ты, Владимир Григорьевич, сам прикинь, во что это встанет.
— Человек по пятьдесят, с припасом…
— А если татары их вырезать восхотят? Кто их боронить будет?
— Так воев еще человек по пятьдесят…
— И что, сто человек от орды отобьются?
— Ну, если с пушками…
— Ага, вот и посчитай, во сколько тебе пушки обойдутся, сколько припасу снедного и зелейного надо, как его доставлять, если розмирье, как дворы строить, коли там леса нет.
— Так коли всю реку под себя взять!
Я вздохнул. Ладно, будем давить на финансовую мозоль и дальше.
— Сам знаешь, если путь вдвое, то расходы втрое. Если двор в Казани нам в сто рублев обходится…
— Не, у меня записано…
— Неважно, к примеру сказал. Если казанский в сто рублев, то в Самархе уже триста будет.
Ховрин прикинул расстояния по Волге и простецки почесал затылок. И это он наверняка умножил линейно, а там квадратичная зависимость, двор в Хаджи-Тархане как бы не полторы тысячи в год сожрет. Эдак никакая торговля не окупит.
— И еще подумай, как они там без баб жить будут, — добил я Владимира.
Циферки в глазах сурожского гостя и будущего казначея сделали оборот и выдали сумму, вдвое увеличившую и без того запредельную стоимость проекта.
— Да, не потянуть.
— Ну, на Казани двор есть, вот надо потихонечку между Нижним и Казанью крепостицы ставить, да вниз по Волге идти. Федя Пестрый когда еще Болгар сжег, место не занято, а хорошее-то место…
— Еще Кашан хорошее место, после Юрий Дмитрича похода впусте стоит.
— Вот, пока так. Острожки ставить, попов да иноков в них вытребовать, черемисов, мокшу да чувашей крестить понемногу, без принуждения.
Да, это же сколько народу в государстве прибавится. И где, спрашивается, митрополита носит, когда он тут нужен?
— Ладно, открывай замок.
Звякнули ключи, хитрые новгородской выделки замки выпустили из зубов дужки, и мы вошли внутрь. Ховрин запалил свечную лампу — если в первом отсеке под самым потолком еще были забранные толстыми решетками оконца, дававшие скудный свет, то здесь, в главной кладовой, лишних отверстий не предусматривалось, дверь и все.
До пещеры Али-Бабы хранилище не дотягивало, но сундучок с золотом имелся, и даже не один, а целых два. Вообще-то за мной золота и серебра числилось куда больше, но почти все деньги работали — ссужены купцам под товар или боярам под новые промыслы.
И вообще, все нажитое непосильным трудом существенно превышало имущество и казну Васеньки восемь лет тому назад… нет, девять… да какие девять! Десять, десять лет, как жизни нет! Вернее, совсем наоборот — жизнь здесь и сейчас мне нравилась куда больше, чем в XXI веке. И даже не в том дело, что я тут на вершине феодальной лестницы. Просто тут не «жизнь, идентичная натуральной», а все настоящее — еда, друзья, кровь, смерть, семья. Дети, за которых я готов драться.
Да, дети — причиной размолвки с Машей была беременность, и протекала она не в пример первой, с резкими перепадами настроения и токсикозами. Вокруг жены вились знахарки и травницы, которых я проверял лично на предмет деструктивных методов. Троих, выдавших потрясающие лечебные идеи типа «юродивым ноги мыть и воду пить», велел гнать ссаными тряпками, предварительно как следует эти тряпки заморозив. А вот тихая бабулечка, которую мне привез Добрынский из-под Юрьева, очень понравилась, она грамотно использовала растительное сырье и, неожиданно, умела вправлять кости.
Да… Даже в тусклом свете свечи открытые сундучки мерцали ну очень призывно, заставляя вспомнить всякие пиратские легенды, но один маленький ларец меня удивил содержимым — плотно набитыми в него бумагами.
— Заемные, закладные и долговые письма, — пояснил Ховрин.
Я вытащил несколько и поднес к лампе. Десять рублей, тридцать с полтиной, ого, сто сорок пять! Может, векселя внедрить?
— И много таких?
— Нет, княже, больше товаром или деньгами отдают. Письма изредка, когда сумма велика.
Да и к чему? Торговый оборот у нас на подъеме, значит, пока можно и без векселей. И тем более без ассигнаций. Нашлепать их невелика сложность, но, блин, надо же понимать менталитет — это мне или Диме пришлось привыкать к полному отсутствию мгновенных транзакций, безнала, брокеража и прочего онлайн-банкинга, местные же воспринимают деньги только и исключительно в виде металла. Ну, может еще шкурок. И вот этим людям, которые со скрипом внедряют ульи-колоды, навязать еще и бумажные банкноты? Нафиг-нафиг, рехнутся еще от новизны. Пока расписки, потом их перепродажа и так далее. Умеренность и аккуратность, ага.
— Вот князь-Дмитрия присылки, — Владимир распахнул несколько сундуков у дальней стены.
В глаза мне плеснуло золотое шитье и матовый блеск драгоценных камней. Матовый потому, что камни тут не гранили, а только шлифовали. Стоп, а не ввести ли мне огранку? Это же можно будет как подняться! Камни с востока обрабатывать и в Европу! Но я уже привык все грандиозные планы примерять к возможностям. В голову тут же полезли вопросы — а чем шлифовать? А на чем тренироваться? А как? На собственно драгоценных камнях — так это разориться можно, пока руку набьют, а на заменителях не увидишь, как камень играет на свету. Но узелок на память я завязал, тема-то прибыльная.
В Диминых сундуках лежали монеты — нобли-корабельники, флорины и дукаты, краковские гроши, литовские
