сомнения терзали душу, и Федогран задумался. С одной стороны помощь бы не помешала, тем более того, кто знаком с соперником, с его сильными и слабыми сторонами, кто может одним словом, если уж не полностью снять угрозу, то как минимум ее уменьшить. Но где гарантии, кроме собственной ловкости и меткости. Что помешает этой неоднозначной даме, еще раз предать? «Убью, если что». – Решил наконец парень а в слух произнес:
- Хорошо. Поверю. Но не рассчитывай, что получится удрать. При первом же подозрении в тебя полетит не палка, а вот это. – Он поднял полыхнувший меч.
- Я не предам. – Улыбнулась и склонила голову Сирин. – Не хочу, чтобы в будущем мир изменился на столько, что в нем не останется место таким как я. Пусть все останется по-старому. Отныне я на вашей стороне.
Федор снял ремень освободив крылья, и Сирин с блаженным вздохом их расправила, зашуршав перьями.
- Не бойся шишок, хоть мы с тобой и недолюбливаем друг друга, и видим справедливость по-разному, но с этого момента в одной связке.
- Хотелось бы верить… - Пробурчал недовольно на плече тот. – Надеюсь мой брат не ошибся.
- Время покажет. – Сверкнул глазами Вул.
- А я ей верю. – Подошел к птице Бер и провел по перьям ладонью. – Красивая. – Сказал и вдруг резко развернулся к братьям. – Когда драться-то будем? Надоело ждать.
- Что-то я не пойму. – Грохнул он посохом о землю. – Ты что же, сменила веру?
Берендей стоял напротив, и сверлил тяжелым черным взглядом Сирин. Он не был высокого роста. Кряжистый, сколько в высоту, столько и в ширину, в плечах мужик, голый по пояс, в кожаных коротких штанах, так, что видны лодыжки, и босой, на такую ногу в магазине размер не подберешь, ступня больше полметра, с грубыми черными, длинными ногтями, загнутыми книзу. Лицо без эмоций, словно у деревянного бесчувственного истукана. Не понять, то ли смеется, то ли злится. - Ну так что скажешь? – Мотнул он головой, закинув на затылок коричневую, неестественного для человека окраса челку. Волосы его, кстати, очень сильно отличались от нормальных, человеческих, это скорее была короткая шерсть животного, покрывавшая все тело, а прическа больше походила на гриву лошади.
- Если ты узнаешь, то, что узнала я, то тоже поменяешь свое мнение. – Проворковала женщина-птица. – Нас обманули.
- Давай поконкретнее, и побыстрее, мне в человеческом облике тяжко.
- Ты что же, не признаешь меня оборотень? – Вышел вперед Вул. Или вид делаешь?
- От чего же не признать. Признаю. Но только ты теперь враг. – Нахмурился гость.
- А когда-то вместе воевали. - Хмыкнул парень. – Я ведь тебе спину прикрывал, того упыря помнишь, что в затылок вцепился? Как я его сорвал, а зубы у тебя в голове остались? Помнишь? Я их потом еще вытаскивал, и мы смеялись вместе сидя у костра в лагере. А как ты меня раненого на себе шестнадцать верст тащил, и байки рассказывал, чтобы я не отключился? Не уж-то все забыл? Не уж-то новый бог предложил тебе столько, что память от жадности стерлась?
- Глупость не говори. – Стал чернее тучи Берендей. – Мне Чернобог глаза открыл на то, что нашим небожителям все равно, что на земле происходит. Безучастные они, плевать им на нас. В пирах да распутстве погрязли, а он часто является.
- Дурак ты, дружище. – Вул подошел к Берендею вплотную, и положив руку тому на плече, заглянул в глаза. – Больны они. Чернобог скрижаль Рода захватил. Умирают наши боги, и мы – нелюди, и духи, все вместе, силы теряем. Не ужели ни чувствуешь, что слабеешь?
- Да, что-то нездоровится мне. – Буркнул в ответ тот и отвел взгляд. – Не уж-то правду говоришь?
- Нездоровится — это ко мне. – Проскрипел противный голос и из леса, отодвинув в сторону еловую ветвь костлявой рукой, вышел на поляну покойник. Самый настоящий, синий с налетом желтизны, покрытый трупными пятнами, на обтягивающей скелет коже, высокий и лысый. Припадая на правую ногу он просеменил к Берендею, ловко проскочив между застывшими от неожиданности Бером и Федограном, едва не растолкав их узкими плечами. – Что тут вообще происходит? Меня на пир пригласили, а жратва с едоками беседы ведет?
- Тут мой бывший друг утверждает, что обманули нас. – Поднял тяжелый взгляд Берендей. – Получается, что поклеп на наших богов навели. Это мне не нравится.
- Глупость какая. – Засмеялся пришелец. – Какой может быть поклеп, когда их действительно давно уже не видел никто. Мир живет сам по себе, а они сами по себе, если вообще живы еще.
- Ты вот, что Трясовица, ответь. Тебя немощь в последнее время не мучает? – В глазах Берендея застыл вопрос.
- Ну ты и спросил. Я сам и есть немощь, тем и живу, хотя и вправду в последнее время что-то в животе тяжко. Но это наверно от голода. Народ мало болеть стал, вот и крутит брюхо. Надеялся тут подхарчиться, на ритуальном жертвоприношении, а тут смотрю восстание жертв. – Пустые, бесцветные глаза, без всякого выражения, пробежали по собравшимся на поляне.
— Это кого, ты немощный, жертвой назвал? – Не выдержал шишок. – Не меня ли с братьями?
- И ты тут, шмакодявка. – Захохотал Трясовица. – Вот Злыдни рады будут. Давно они тебя разыскивают. Ты одной из них нос задолжал. Помнишь?
- Такое забудешь. – Хохотнул Илька и сплюнул. – Вот зачем напомнил? Сейчас стошнит.
Хлопком из неоткуда материализовалось малюсенькое тёмно-серое существо, размером с большого жука, только без крыльев и завертело глазами, на вытянутых ниточках.
- Что случилось. - Попятилось оно к болоту на коротеньких ножках в крохотных лаптях. – Я драться не буду, я не для того сюда прилетел. Я мирный дух. - Длинные, до колен, руки вытянулись вперед словно выставив стену. – Эту кашу сами расхлебывайте, мое место сторона.
- Помолчи Анчутка, не причитай, никто тут пока не дерется, мы просто разговариваем. – Рявкнул на него Берендей. – Лучше скажи: «Как ты себя чувствуешь?».
- Вроде нормально, только в пространстве прыгать плохо получается, словно кто-то за рубаху сзади придерживает. Неприятно, но пока справляюсь. – Почесал тот затылок. – А что...?
- Тааак… - Протянул человек-медведь.
