— Я пока не готов предоставить вам развернутый доклад обо всём том, что стало достоянием моего внимания, товарищ Сталин. Потребуется несколько дней для составления наиболее полного отчета, который я поостерегся подготовить, пребывая в пути, дабы он не попал кому-нибудь на глаза. Однако общие выжимки готов озвучить, — тут же отставил танкист кружку с ароматным чаем, коим его привычно потчевали в этом доме. — С чего мне следует начать свой доклад? С социальной сферы? Военной? Или политической? Хотя, должен предупредить сразу, о последней много сообщить не смогу, поскольку всё время командировки был далек от данной области жизни Испании. Что называется, ни знанием, ни должностью, не вышел, чтобы обитаться в кругах высшего эшелона власти, — тонко так намекнул он собеседнику о крайней необходимости продвижения своего «агента» вверх по карьерной лестнице, коли имелось желание получать более «горячую» информацию.
— Давайте начнем с первой. Что испанский народ думает о происходящем в их стране? Чем живёт? — кивнув, тем самым давая понять собеседнику, что принял к сведению его слова, задал один из наиболее животрепещущих вопросов Иосиф Виссарионович. Все же активные боевые действия длились в Испании уже свыше полугода, а ни о каком всенародном восстании против тирании капиталистов не шло даже речи. Стало быть, жители Пиренейского полуострова не столь уж рьяно желали скинуть с себя ярмо эксплуататоров, как то могло видеться изначально. И это была проблема, поскольку у СССР более чем хватало собственных забот, причем на всех фронтах, чтобы еще с головой вовлекаться в решение всевозможных затруднений кого другого. Ведь действия Советского Союза в Испании уже сейчас всевозможные злые языки вполне себе сравнивали с началом экспорта мировой революции, то есть с троцкизмом, что уж точно шло в противовес политическому курсу самого Сталина. И это была проблема! Огромная проблема! Ведь, ни победить одним махом, ни добровольно отдать Испанию на откуп тем же фашистам, было никак невозможно. Отчего создавалась этакая патовая ситуация, в которой проиграть мог уже сам «лучший друг физкультурников», не распознавший вовремя в Испании этакого капкана поставленного, среди прочего, и на него тоже. Год, еще примерно год ему требовался, чтобы куда лучше укрепить собственное положение в Союзе, дабы «испанская партия» перестала висеть над его головой дамокловым мечом. Стало быть, еще как минимум год требовалось поддерживать республиканское правительство, нравилось то ему самому или нет. Потому настроения простого испанского народа было более чем немаловажно. Ведь без него продержаться подобный срок лишь на своих собственных силах виделось для влезшего в это «болото» СССР попросту невозможным. Точнее даже не столько невозможным, сколько чрезмерно дорогим мероприятием.
— Из того, что я лично мог наблюдать, как в крупных городах, вроде Мадрида и Барселоны, так и в совсем мелких деревнях, не говоря уже о многочисленных малых городках, через которые мне довелось пройти с войсками, двум третям испанцев вообще без разницы, какая у них там центральная власть. Главное для них, чтобы эта самая власть не мешала привычному образу жизни и не повышала налоги. Они готовы жить под управлением хоть белых, хоть красных, хоть коричневых или даже серо-бурмалиновых в крапинку, лишь бы те не лезли в их дела со своими революционными идеями. Потому те же колхозы и общественное жилье, что ныне повсеместно распространены в Советском Союзе, для подавляющей части испанцев являются чем-то совершенно неприемлемым. Мне это точно известно, поскольку я, следуя вашим указаниям, не один десяток раз заводил разговоры на подобную тему с местными жителями совершенно разного уровня достатка и образования. Так уж исторически сложилось, что они там все до последнего человека — закоренелые собственники. Даже самый бедный крестьянин полагает себя буржуа. И каждый будет биться исключительно за своё собственное благо, наплевав на общественное, — как бы извиняясь, развел руками Геркан, хотя его вины в этом уж точно никакой не было. — Потому-то у франкистов и поныне хватает сторонников по всей стране, что они со своей стороны не пропагандируют изменения привычного для большей части местных жителей мироустройства. Да и нейтрально относящегося к ним народа более чем достаточно по той же самой причине. Тогда как республиканские власти с каждым новым днем воспринимаются всё более негативно.
— И почему же? Откуда берется негатив? — явно недовольно попыхав трубкой, поинтересовался у своего гостя хозяин кабинета. — Ведь это не республиканское правительство начало эту войну.
— Насколько я смог понять из бесед, существует две основных претензии. Первая заключается в том, что нынешнее правительство оказалось столь слабым, что не смогло быстро подавить восстание, из-за которого народ и терпит ныне лишения. А слабое правительство, как вы сами понимаете лучше меня, ни одному народу не в радость. Вспомним хотя бы Керенского с его временщиками. Ведь даже многочисленные раздробленные движения белых сражались не за них, не за их власть, а против нас. И ныне, увы, испанские республиканцы сами же выставляют себя этаким кривым зеркальным отражением разгромленных нашей доблестной Красной армией беляков. Внутри их правительства точно так же идет сплошной разброд и шатание, когда каждый стремится урвать себе лично кусок власти и материальных благ, при этом нередко плюя на интересы соседней политической группировки, не говоря уже о народе в целом. Тогда как франкисты, по большей части, уже едины в своих устремлениях, даже не смотря на ряд разногласий с монархистами. Они банально знают, к чему желают привести страну, тогда как республиканское правительство на тот же самый вопрос не может дать четкого ответа из-за своей внутренней раздробленности и разобщенности. А ведь народ это всё видит. И народу ой как не нравится то, что он видит. — Сделав небольшую паузу, Александр отпил пару глотков чая, дабы смочить пересохшее горло. Больно уж страшновастенько было говорить подобные вещи столь могущественному человеку, каким являлся его собеседник. Но и перевирать виденную им правду жизни виделось слишком опасным. Очень уж не любил Сталин тех людей, что откровенно врали, глядя ему в глаза. Зачастую — смертельно не любил. А источников информации и него, несомненно, имелось вдосталь. Уж в этом краском нисколечко не сомневался. — Вторая же претензия или даже не претензия, а факт, который играет против республиканцев — это действенность пропаганды, идущей, как непосредственно со стороны нашего противника в лице франкистов, так и со стороны капиталистических стран запада, — продолжил танкист, не дождавшись хоть какой-либо реакции визави на его прежние слова. — Те, кто напрямую или косвенно поддерживает Франко, раз за разом перекладывают всю ответственность за происходящее в стране на республиканское правительство, якобы, чьи непопулярные реформы и привели к началу боевых действий. И отсюда вытекают практически все проблемы, что имеются у республиканцев на фронтах войны. Те, кто искренне желал воевать за не до конца сформулированные идеалы республики, уже погибли, а те, кто остался, в них попросту не верят. Соответственно, не желают идти за них на погибель. Особенно с таким-то снабжение войск, когда находящийся на передовой солдат воочию видит, что он своему правительству, мягко говоря, не сильно интересен.
— Неужели там действительно наблюдаются столь крупные проблемы со снабжением? — недоверчиво уточнил Иосиф Виссарионович. Мы ведь отправляем, и продовольствие, и ткани, и обувь в весьма немалых количествах. С вооружением тоже помогаем по мере сил и возможностей. — Тут бы, скорее, требовалось добавить — «по факту оплаты», но произносить подобное вслух виделось слишком капиталистическим подходом, отчего секретарь ЦК ВКП(б) просто промолчал на сей счет.
— Увы, но форма, обувь, вооружение, боеприпасы, продовольствие — во всем этом ощущается страшнейший дефицит, не смотря на всю помощь оказываемую Советским Союзом. Боюсь, что слишком многое разворовывается по пути, что для Испании является вообще повсеместной бедой. Про совершенно неумелое, а порой вовсе преступное, командование на местах я лучше промолчу, чтобы не сыпать отборной бранью, ибо иных слов к местным командирским кадрам у меня попросту не имеется. В общем, товарищ Сталин, как итог могу сказать следующее — испанцы, что франкисты, что республиканцы, желают одного — чтобы кто-нибудь сторонний одержал для них победу в этой войне, поскольку самостоятельно напрягаться они уже не сильно желают. Впрочем, как и уступать противоположной стороне. А те, кто держат нейтралитет, согласны жить под управлением любой власти. Так что, если в первые месяцы вооруженных столкновений это действительно был исключительно гражданский конфликт, то теперь он попросту обязан будет перерасти в прямое противостояние СССР с одной стороны и союза Германии с Италией с другой стороны, коли мы решимся на куда большую собственную вовлеченность. Как говорится, дабы малой кровью и на чужой территории одержать верх над нашим идеологическим противником. Правда, более я не уверен в возможности обойтись малой кровью. Что нам, что фашистам. Если только кто-нибудь не отступится по своей доброй воле, а не в силу будущих военных поражений. И контролирующие ныне окружающие воды итальянцы вряд ли добровольно отступят, поскольку четко понимают, что рано или поздно полностью задушат всякое морское сообщение республиканцев, после чего тем, несомненно, настанет конец.
