- Гражданин Николаев, вчера вы совершили покушение на жизнь первого секретаря ленинградского обкома ВКП(б) товарища Кирова, - произнес Стромин. - Скажите, вы действовали самостоятельно или же вам кто-то помогал организовать данное покушение?
- Категорически утверждаю, что никаких соучастников у меня не было! - вскинулся Николаев, сердито посмотрев на допрашивающего. - Я все подготовил один и в свои планы никого не посвящал!
- С какого момента вы начали готовиться к покушению на товарища Кирова? - Стромин уловил резкую перемену в настроении Николаева и сменил тон. Теперь в его голосе звучал искренний интерес как к самому Николаеву, так и к его замыслам.
- Мысль о покушении на товарища Кирова возникла у меня… да, пожалуй, что в начале ноября этого года, - уже спокойно ответил Николаев. - С этого момента я и начал готовиться к покушению.
- Какие же причины заставили вас пойти на покушение? - интерес в голосе Стромина усилился.
- Мое бедственное материальное и, что гораздо важнее, моральное положение, и отсутствие какой-либо помощи со стороны партийных органов! - воскликнул Николаев. - А началось это с момента моего исключения из партии восемь месяцев назад, опорочившего меня в глазах партийных товарищей! О своем тяжелом материальном и моральном положении я многократно писал в разные партийные инстанции, но ниоткуда я не получил не помощи, ни даже поддержки...
Во время своей короткой речи Николаев все больше и больше распалялся, под конец же он словно сдулся, тяжко выдохнув и обреченно опустив голову.
- О чем конкретно вы писали? - спросил Стромин с искренним сочувствием в голосе.
- Я писал, что оказался в безвыходном положении, и что у меня наступил критический момент, толкающий меня на совершение политического убийства… - не поднимая головы, тихо ответил Николаев.
- А чего вы хотели добиться, покушаясь на товарища Кирова? - поинтересовался Стромин.
- Убийство товарища Кирова должно было стать политическим сигналом для партии, напомнить ей, что на протяжении последних лет в моей жизни накопился багаж несправедливых отношений к живому человеку со стороны отдельных государственных лиц. Будучи втянутым в непосредственную общественную работу, я терпел, но оказавшись опороченным и оттолкнутым от партии, я решил подать партии такой сигнал, который она точно заметит!
- Во время личного обыска при вас был обнаружен план покушения, составленный вашей рукой. Скажите, гражданин Николаев, кто помогал вам составить этот план?
- Никто мне в его составлении не помогал, - обиделся Николаев. - Составил я его сам, лично, под влиянием несправедливого отношения ко мне. Еще раз повторяю, что план этот я придумал самостоятельно, никто мне в этом не помогал и никто о нем не знал.
- А ваш брат Петр знал об этом плане? - попробовал зайти с другой стороны Стромин.
- Если бы он об этом знал, он сразу бы меня выдал…
«Нервный он какой-то, психический, да и в голове у него каша из нереализованных амбиций и давних обид, - размышлял Сталин, наблюдая за ходом допроса. - В то, что такой мог накрутить себя и решиться на покушение, я верю, а вот в его причастности к Зиновьевской оппозиции я сильно сомневаюсь. Зиновьев с Каменевым, соберись они в самом деле убить Сергея, подобрали бы более надежного исполнителя. Все возможности для этого у них есть».
Наконец, допрос подошел к концу. Николаева увели, следом за ним кабинет покинул и Стромин. Сталин попросил своих охранников подождать в коридоре, после чего повернулся к Ежову.
- Товарищ Ежов, расследование покушения на товарища Кирова я поручаю вам, - произнес Сталин. - Внимательно проработайте все связи Николаева, особое внимание уделите его семье и выясните, правда ли они ничего не знали о его планах, или он их выгораживает?
- Я не подведу, товарищ Сталин! - ответил Ежов. - Думаю, организаторов покушения нужно искать среди Зиновьевцев…
- Не думаю, товарищ Ежов, - покачал головой Сталин, отметивший про себя, что и тут Белов оказался прав. - Версию о причастности Зиновьевцев, вы, конечно, проверьте, но я сильно сомневаюсь, что вы найдете ее подтверждение.
- А может, все-таки стоит… - начал было Ежов, преданно глядя вождю в глаза, но осекся. - Такой ведь повод…
- Не стоит, - повысив голос, прервал Ежова Сталин. - В этом деле меня интересуют только факты, и никаких подтасовок я не потерплю. Поэтому я и требую проверить все связи как самого Николаева, так и членов его семьи.
Голос Иосиф Виссарионович повысил совсем чуть-чуть, но Ежов, из-за своего низкого роста смотревший на Сталина снизу вверх, заметно испугался. Ягода же, стоявший чуть в стороне, одобрительно кивнул на слова вождя.
- Действуйте, товарищ Ежов! Товарищ Ягода вам поможет, - нарком внутренних дел кивнул. - А сейчас мы вас оставим, нам с товарищем Кировым нужно подготовиться к докладу.
Покинув кабинет, Сталин и Киров, сопровождаемые четверкой охранников, поднялись на третий этаж и вошли в приемную Сергея Мироновича. Товарищ Ефремова, собравшаяся было встать и поприветствовать Кирова, при виде вошедшего следом товарища Сталина так опешила, что так и осталась сидеть с открытым ртом.
Оставив охрану в приемной, Сталин и Киров вошли в кабинет, после чего Сергей Миронович закрыл дверь на ключ.
- Насчет Ежова товарищ Белов, похоже, был прав, - произнес Сталин, когда старые товарищи удобно расположились в креслах с трубками в руках. - Теперь мы будем серьезно думать, прежде чем продвигать товарища Ежова наверх. Очень серьезно будем думать.
- Согласен, - кивнул Киров. - Пусть Николай Иванович пока остается заместителем комиссии партконтроля. Снимать его, вроде бы, не за что. А что насчет Ягоды? Как, по-твоему, есть основания думать, что и насчет него Белов прав?
- В том-то и дело, что есть, - вздохнул Сталин. - Уже сейчас видно, что Генрих слабо справляется со своими обязанностями. Я думал, что прошло мало времени, что он просто еще не еще втянулся в работу, он ведь только в июле был назначен на должность наркома. Да и подтасовки, о которых говорил товарищ Белов, имеют место быть. Прошлогоднее дело о вредительстве в Наркомате земледелия помнишь?
- Это где еще шпионская организация, работавшая на Японию, обнаружилась? – уточнил Киров. – Помню, конечно! Если не ошибаюсь, осужденные по этим делам писали в разные инстанции заявления, в которых жаловались на незаконные методы ведения следствия. Мы еще комиссию при Политбюро создали, чтобы в этом разобраться.
- Вот эта комиссия и обнаружила большое количество правонарушений в работе НКВД, - пояснил Сталин. - Там и выбивание признаний, и пытки арестованных, и откровенная фабрикация дел. А происходят все эти нарушения законности еще из ОГПУ, которым, в силу болезни товарища Менжинского, фактически руководил Ягода.
- Да уж, такого нельзя оставлять на посту наркома, - Задумчиво протянул Киров. - Будем снимать?
- Ягоду-то мы снимем, это несложно, - вздохнул Сталин. - Вот только кого поставить на его место?
- Может, Берию? - предположил Киров. - Максим очень хорошо о нем отзывался.
- Это-то меня и смущает, Сергей. Уж слишком товарищ Белов хвалил товарища Берию. Я пока не слишком доверяю товарищу Белову, чтобы вот так сразу принимать его советы. Да и сам Лаврентий сейчас нужнее в Закавказье… - прежде, чем продолжить, Сталин некоторое время молчал, пристально глядя на Кирова. - Вот что, Сергей, а не поставить ли нам тебя вместо Ягоды?
- Меня? - на мгновение опешил Киров. - Но я же здесь, в Ленинграде…
- Ленинград, конечно, очень важный город, но надежный проверенный человек на посту наркома внутренних дел все-таки важнее, - твердо произнес Сталин. - А на твое место назначим… ну, допустим, товарища Жданова.
- Андрея? - уточнил Киров, внутренне уже согласившийся с предложением Иосифа Виссарионовича. - Что ж, неплохой вариант. Сколько у меня времени на передачу дел?
- Неделя, - подумав, ответил Сталин. - Извини, больше я тебе дать не могу.
